Учащенно дыша, я падаю на бок и ползу по полу к кровати, а затем, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги. Не обращая внимания на ее неподвижное, окровавленное тело, я бросаюсь к Гарретту, который бьется и кричит в цепях. Его глаза дикие, грудь вздымается, кровь заливает кровать.

Он не видит меня.

Он видит ее, потерянный в собственных воспоминаниях и панике. Черт.

Но я должна попытаться, я должна заставить его увидеть меня, поэтому я забираюсь рядом с ним и дергаю за цепи, пытаясь освободить, зная, что лучше не трогать его прямо сейчас, но у нее должен быть ключ. Он перестает двигаться, и я смотрю в эти глаза, эти сломленные, полные боли глаза, и ничего не могу с собой поделать. Слезы катятся по моим щекам, когда я закрываю его лицо окровавленными руками.

— Я здесь, большой парень, она больше не сможет причинить тебе боль, — шепчу я, задыхаясь от рыданий. Я просовываю руки обратно в цепи, проскальзывая своими покрытыми кровью, неуклюжими пальцами, но мне удается, наконец, расстегнуть одну.

Это была ошибка.

Я не вижу, как он приближается, а он не видит меня ― нет, он видит ее. Его рука выныривает и обхватывает мое горло, сильно сдавливая, перекрывая доступ кислороду. Мои глаза расширяются, когда моя рука поднимается, чтобы вцепиться в руку Гарретта, но я останавливаюсь ― это не поможет. Вместо этого я расслабляюсь в его прикосновениях, даже когда мои легкие кричат, требуя воздуха.

Посмотри на меня, здоровяк, пожалуйста, почувствуй меня. Почувствуй меня. Вернись ко мне.

Я безмолвно умоляю его, расслабляясь в его прикосновениях, мои глаза закрываются, когда все вокруг начинает темнеть. Если я умру здесь, от его рук, то так тому и быть. Но я знаю, что это убьет его больше, чем она когда-либо пыталась, поэтому я борюсь, держусь изо всех сил, надеясь, что он еще не слишком далеко ушел.

Что он сможет прогнать этих демонов и вернуться ко мне.

Пожалуйста, вернись ко мне.

— Детка? — кричит он, его слова звучат с болью, и я открываю глаза.

Его рот открыт, глаза быстро моргают, и я понимаю, что это он. Гарретт смотрит вниз на свою руку и кричит, отдергивая ее. Я падаю вперед, слабая, с отчаянным вдохом. Я слышу, как он дергает за цепи, несомненно, чтобы добраться до меня.

— Я в порядке, я в порядке, — кричу я и чувствую, как он замирает рядом со мной.

— Детка, Боже, прости меня. Черт, Боже, мне так жаль...

Я поднимаю голову, слыша боль в его голосе и видя слезы в его глазах.

— Я не мог видеть тебя, я не мог, клянусь, я думал, что это она, я думал, что это она, — всхлипывает он, большие рыдания, сотрясающие все его тело, и, несмотря на усталость и слабость, я тащу свою задницу к нему и ложусь на грудь Гарретта, прижимаясь лбом к его лбу и вытирая слезы.

— Я знаю, тише, я здесь. Мне жаль, что я не пришла быстрее, но она больше никогда не причинит тебе вреда, я обещаю. Боже, детка, прости меня, — шепчу я, и мои собственные слезы капают на его лицо.

Просто две разбитые души, встретившиеся в залитой кровью спальне, оба потерянные, пока мы не оказались в объятиях друг друга. Его боль ― моя, и сейчас я хотела бы забрать все это. Избавить его от нее. Я хочу вернуть моего жестокого, злобного мудака, который ничего не боится, но сейчас ему нужно быть слабым.

Ему нужно, чтобы я удерживала его, пока он уязвим, чтобы он мог снова стать тем мужчиной, чтобы он мог найти свой путь назад. Поэтому, несмотря на то, что я знаю, что нам нужно двигаться, я обнимаю его, целуя его лицо.

— Все хорошо, я здесь, ее больше нет.

Я просто повторяю это.

— Детка? — в конце концов, произносит он, и я снова смотрю в его глаза. — Я ненавижу тебя, — шепчет он, его дрожащие губы трогает еле заметная улыбка.

— Я тоже тебя ненавижу, — шепчу я, наклоняясь и нежно целуя его. — Нам лучше двигаться, здоровяк, ты не против?

Он кивает и втягивает воздух, кажется, немного восстанавливая контроль над собой.

— Да, а остальные здесь? — спрашивает он, прочищая горло.

— Внизу, — говорю я, сажусь и развязываю его вторую руку, прежде чем сползти вниз по кровати и развязать его ноги. Освободившись, Гарретт пытается сесть, но падает обратно, несомненно, от потери крови и шока. Я помогаю ему встать.

— Не торопись.

— Где она? — рычит он, и я показываю на край кровати.

— Мертва, прости, я не могла удержаться.

Я пожимаю плечами, понимая, что он, вероятно, хотел бы убить ее сам.

— Хорошо, — огрызается Гарретт и втягивает воздух, перебираясь на край кровати.

Я встаю на ноги, держа руки перед собой на случай, если он упадет, пока хватается за кровать и поднимает свое тело, морщась от боли.

— Нам просто нужно спуститься вниз, здоровяк, а потом мы пойдем домой, — заверяю я его, а он смотрит на меня и дарит мне чертовски душераздирающую улыбку.

— Мой дом там, где ты, — шепчет он.

— Да, ты потерял слишком много крови, ты возненавидишь себя за сказанное тобой позже, — дразню я. — Но не волнуйся, я напомню тебе, что ты это сказал, когда ты снова будешь называть меня соплячкой.

Гарретт фыркает, а затем стонет от боли, прикрывая грудь рукой. У него повсюду маленькие следы порезов и колотые раны, их слишком много, чтобы сосчитать, и, вероятно, поэтому так много крови. Он голый, поэтому я торопливо ухожу, пока не нахожу какие-то треники, а затем опускаюсь на колени у его ног.

— Держись за мою голову, позволь мне помочь тебе, — предлагаю я, прижимая их к себе.

Он хватает меня за волосы, поднимая одну ногу, затем другую, пока я натягиваю треники, прежде чем встать на колени и натянуть их до конца, прикрывая его наготу. Я не могу спросить, причинила ли она ему боль там, пока нет, но если он захочет поговорить об этом, я рядом. Я не буду давить на него. Я просто чертовски рада, что он жив.

Поднявшись на ноги, я обхватываю Гарретта рукой за плечи, и мы выходим из комнаты. Ему удается удерживать часть своего веса, но чем дальше мы идем, тем сильнее он прижимается ко мне. Мы идем медленно, и когда спускаемся по лестнице, я уже не слышу звуков борьбы. Каждый шаг для него ― агония, а мне приходится стискивать зубы от давления на мое тело.

К тому времени, как мы достигаем низа, мы оба задыхаемся и покрыты потом. Я маневрирую вокруг тел, проверяя, нет ли среди них моих парней. Я замечаю Сэма в углу и замираю на секунду. Его глаза пусты и ничего не видят, лицо бледное, пистолет лежит на полу рядом с ним, как будто он его уронил, а в груди у него зияет дыра.

Тяжело сглотнув, я отворачиваюсь, понимая, что мне нужно вызволить Гарретта. Парни встретят меня там, я знаю это. Они должны это сделать. Мы проходим через парадную дверь и поднимаемся по подъездной дорожке, каждый шаг медленнее предыдущего, пока я не начинаю хрюкать, удерживая почти весь его вес.

— Давай, здоровяк, не отставай от меня, ладно? Осталось совсем чуть-чуть.

— Люблю тебя, детка, — говорит он, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, что его лицо бледное, а из раны на груди сочится слишком много крови.

— О нет, блядь, не любишь, держись! — требую я, и он снова фыркает.

— Такая властная, — бормочет он.

— Тебе это прекрасно известно, так что, блядь, послушай меня хоть раз, ты, дрочила.

Я тащу его так далеко, как только могу, и уже прохожу ворота, когда слышу шум и оглядываюсь.

Прижимая Гарретта к себе, я вижу Райдера, идущего к нам. Он просовывает голову под другое плечо Гарретта и помогает мне. Кензо не отстает, но он держится за живот и морщится, в остальном он выглядит нормально.

— Где Ди? — спрашиваю я обеспокоенно, как раз когда вижу, что он удаляется от дома с сигаретой во рту. Он небрежно машет мне рукой, затем бросает сигарету обратно в дом и бежит к нам.

Это занимает всего три секунды.

Дом взлетает на воздух.