Голос Джека низкий и тихий:

— Тебе не нужно делать этого со мной, — на этот раз он подносит мою ладонь к своим губам, запечатлевая долгий поцелуй в центре, осторожно, чтобы не потревожить рану и оставшиеся швы.

— Что делать?

— Притворяться, что тебе не больно.

Я долгое время стою неподвижно. Слова, которые я хочу сказать, вертятся у меня на языке, как будто я чувствую их вкус.

Но я ничего не говорю.

Небольшая слабость в мышцах с трудом позволяет удерживать мой позвоночник неподвижным. Немного расслабляю плечи. Глубокий, медленный вдох. А потом моя голова прижимается к голове Джека, и я больше не наблюдаю за работой его рук. Я просто закрываю глаза и чувствую, как натягивается каждая нить.

Когда последний шов развязан, Джек протирает мою руку спиртом, а затем откладывает марлю в сторону, чтобы обхватить меня одной рукой за талию, а другую положить мне на бедро. Я не открываю глаза. Интересно, закрывает ли Джек свои тоже, когда его вес неподвижно ложится мне на плечо.

Мои пальцы медленно выводят узоры на его предплечье от запястья до складок ткани закатанного у локтя рукава.

Испытывал ли кто-нибудь к Джеку те же чувства, что и я? За годы, проведенные в наблюдении за ним, я знаю, что у него были женщины, но все это были случайные, мимолетные романы, если их вообще можно так назвать. Жгучая ревность может быть восхитительной пыткой, и это не первый раз, когда я позволяю себе соскользнуть в ее жаркие объятия. Но когда я провожу пальцами по его коже и прижимаюсь спиной к теплой вздымающейся и опускающейся груди, в моих мыслях расцветает не просто ревность, но и печаль. Потому что, может быть, это правда — может быть, никто не любил его так, как я.

А я даже не могу ему сказать. Что, если он уйдет и никогда ничего не узнает?

Все становится сложнее.

Я сглатываю. Делаю глубокий вдох. Открываю глаза. Открываю рот, зажимая слова в горле. Они прямо здесь.

— Я...

Так быстро, как слова слетают с моего языка, время бежит еще быстрее, рисуя в моей памяти все, что я потеряла, в образах, которые, благодаря этому, я никогда не забуду.

Все, кого ты любила, ушли.

Я замираю, у меня перехватывает дыхание.

— Хмм...? — произносит он, и гул этого звука отдается у меня под лопаткой.

Я сглатываю и усмиряю дыхание.

— Я... м-м-м... — я слегка качаю головой, издавая хриплый смешок. — Я думала, ты сказал, что сделаешь так, чтобы это стоило моего времени, — говорю я, придавая своим словам яркие оттенки и соблазнительные нотки.

Повисает пауза, от которой воздух вокруг нас сгущается, и на мгновение я думаю, что Джек бросит мне вызов в очевидном отвлекающем маневре, но он этого не делает.

Вместо этого Джек убирает руку с моего бедра и тянется к своей тарелке, зажимая клубнику между пальцами.

— Это правда… — ягода приближается ко мне и в последний момент отклоняется, не касаясь моих губ, ее путь заканчивается у рта Джека. Я почти чувствую, как его хитрая улыбка витает в воздухе, пока он жует. Вероятно, мое недовольное молчание доставляет ему больше удовольствия, чем вкус клубники. — И теперь у тебя рука свободна от швов. Не за что.

Недоверчивый смешок срывается с моих губ, когда Джек тянется за еще одной клубникой. Когда она оказывается на пути к нему, я выхватываю ее у него из пальцев и запихиваю себе в рот.

— Лилль Мейер, — шепчет он мне на ухо, пока я жую сквозь торжествующую ухмылку. Он тянется за другой ягодой, и я двигаюсь, чтобы украсть и ее тоже, но случайно выбиваю ее у него из рук, спелая ягода отскакивает от стола и приземляется на темно-серый ковер, Корнетто хватает ее и убегает на кухню.

На мгновение воцаряется гробовая тишина, пока мы наблюдаем, как собака поглощает последнюю клубнику с тарелки Джека.

Мгновение спустя меня приподнимает за талию стальной хваткой, и звук моего крика пронизывает воздух.

— Моя маленькая жрица, всегда ищущая повод, — рычит Джек, затаскивая меня в гостиную и швыряя на диван, пока я хихикаю.

— Но я думала, ты будешь добр ко мне, Джек. Мне больно, — говорю я, притворно надувая губы, поднимая руку, когда он грубо хватает меня сзади за шею, чтобы перевести в сидячее положение, прежде чем оседлать мои бедра.

Джек расстегивает пряжку своего ремня.

— Откуда бы ты ни взяла эту идею, она исходила не от меня, лепесточек, — он расстегивает молнию, стягивая штаны и трусы ровно настолько, чтобы высвободить эрекцию, предъэякулят блестит на фоне титанового колечка.

Джек пробегает взглядом по каждой черточке моего лица, прежде чем вернуться к глазам, темный, дьявольский блеск озаряет его пронзительный взор.

— Вы сегодня очень хорошо выглядите, доктор Рот, — говорит Джек, поглаживая свой член томным движением руки по ступенькам из сережек. — По какому случаю?

Я облизываю губы и сглатываю, прикованная к движению его руки и легкому толчку бедер.

— Важное совещание по рассмотрению гранта.

— Ах да, точно, — хватка Джека усиливается на моем затылке, удерживая меня на месте. — Я думал, это будет что-то серьезное. Ты редко пользуешься красной помадой. Будет обидно, если кто-нибудь все испортит.

Джек прижимает головку своего члена к моим губам, затем проводит им по моей щеке, размазывая свою влагу и мою помаду.

— Упс.

Я прикусываю нижнюю губу, пока не ощущаю железный привкус крови, но не могу скрыть веселья в глазах. Джек смотрит на меня сверху вниз с расплавленной, яростной потребностью в своих ртутных глазах.

— Доктор. Рот... — говорит Джек, крепко сжимая ладонью твердую длину. Я вопросительно поднимаю брови. — Открой пошире.

Мой раскованный смех приглушается тем, что член проходит мимо моих губ, металлом скользя по языку. Хватка Джека на моей шее усиливается, он входит глубже, медленно погружаясь в горячие, влажные объятия моего рта.

— Верно, лепесточек. Поскольку ты жаждешь все, что принадлежит мне, можешь взять все это прямо в свое хорошенькое маленькое горло.

Я давлюсь, металл проходит по основанию моего языка, слезы текут по лицу, я сглатываю и привыкаю к чужеродному ощущению. Джек обхватывает мою шею, заполняя меня своей длиной. Он замолкает, когда последние перекладины титановых стержней проходят в мой рот, его глаза прикованы к моим губам, я стону вокруг его члена.

— Черт, — шипит он, прежде чем отстраниться, чтобы толкнуться еще раз. Его большой палец скользит по влажным полосам на моей щеке, размазывая остатки макияжа. — Ты чертовски красивая дрянь, Лилль Мейер.

Джек крепко сжимает мою шею сзади до синяков, набирая ритм медленных, долгих толчков. Комната наполняется звуком его члена в скользком всасывании моего рта, моими сдавленными стонами, его прерывистым дыханием и первобытным хрипом, когда он набирает обороты и трахает мое горло с беспощадной потребностью.

И я бы не хотела, чтобы было по-другому.

Джек отпускает меня ровно настолько, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу своей рубашки, прежде чем завести руку за голову и стянуть ее. Она даже не упала на пол, а я уже обвожу руками линии напряженных мышц перед собой, наслаждаясь теплом и тонкой струйкой пота, собирающейся на его коже.

Глубокие толчки наполняют мое горло. Я сжимаю бедра вместе, отчаянно нуждаясь в трении. Когда протягиваю пальцы к поясу своей юбки, Джек захватывает мои запястья, прижимая их к спинке дивана, продолжает толкаться.

— Не-а, лепесточек, — выдавливает он вслед за мрачным смешком. — Каким бы божественным ни был твой рот вокруг моего члена, ты этого еще не заслужила.

Джек дрожит, его хватка усиливается, каждый мускул напряжен, он смотрит на меня сверху вниз. Я почти пленница его отсутствующего милосердия. Но когда он рычит череду датских ругательств, я улыбаюсь, глядя на его эрекцию. Ведь, что бы он ни говорил, мы оба знаем, у кого здесь власть.

И все же это знание не помешает ему раствориться в дикой потребности.

Джек отрывается от моего рта и смотрит сверху вниз на мое испачканное лицо, слезы и слюна застывают на моей едва заметной улыбке.

Вдох спустя, и я переворачиваюсь, приземляясь локтями на подушки, моя обтягивающая юбка задирается вверх по ногам грубыми рывками, а трусики натягиваются на задницу, пока я не слышу, как лопаются нитки. Джек входит в меня одним глубоким толчком, до самого конца. Он трахает меня в том же ритме, как и во рту.

— Это мое, — говорит Джек, разрывая кружево и стягивая с меня трусики.

— И ты купишь мне новые. Это уже третья пара, которую ты испортил.

— Ох, как жаль. У меня разбито сердце, правда.

— Ты собираешь мои трофеи.

— Чертовски верно.

— Что ты собираешься с ними делать?

— Все, что, блять, захочу, лепесточек, — Джек погружает свой член так глубоко, как я могу его принять, и остается там, наклоняясь ближе к моей спине, пока его губы не оказываются у моего уха. Он вытаскивает заколку из моих волос, позволяя локонам рассыпаться по плечам, прежде чем отбросить их в сторону. — Может, просто буду носить с собой на случай, если захочу трахнуть тебя на твоем офисном столе и будет чем заткнуть тебе рот.

Темный трепет разливается по моим венам. Я хочу ту маленькую фантазию, которую он только что нарисовал. Тело предает меня. Джек проводит рукой вниз по моей груди, проводя ладонью соску, тот уже превратился в твердый бутон. Моя киска сжимается вокруг едва заметного движения его эрекции, когда он двигает бедрами. Рука Джека продолжает спускаться вниз по центру моего тела, проходя по скомканной ткани юбки, его пальцы легким движением обводят клитор. Прикосновение проскальзывает сквозь мое возбуждение. Я чертовски мокрая.

Его тихий смешок вибрирует у меня в спине.

— Ну что ж. Думаю, я знаю, что делать, когда в следующий раз увижу тебя по видеосвязи.

Прежде чем Джек понимает, что происходит, я освобождаюсь от него неожиданным рывком вперед. Резко поворачиваюсь к нему и толкаю на диван, оседлывая его узкие бедра, прежде чем снова опуститься на его член.