ГЛАВА 20
РОУЗ
Я должна чувствовать себя хорошо. Увы. Вчера вечером мне пришлось вырваться из его объятий. Раздеть его. Замотать порезы на плече после того, как он сорвал бинты, зная, что эти раны — моя вина. Слушать, как он бормочет и стонет во сне. Видеть его таким — таким пьяным, таким беззащитным, открытым и уязвимым…
Больно. Он ничего не вспомнит. Проснувшись, он не вспомнит ничего из того, что говорил, делал, как держался за меня изо всех сил.
Вот почему мне плохо.
И сообщение на моем телефоне — причина, по которой я должна уйти. Немедленно.
Глупая Роуз.
Там моя фотография. Я с Дэнни. На его террасе. На краткий миг закрываю глаза. Нигде не безопасно. Даже в особняке Дэнни. Он целует мою грудь. Фото сделано сверху. С воздуха. Дроном? В том моменте на фото, я — другая женщина. А для Нокса я — опасная женщина.
Он написал мне. Он никогда мне не пишет. Он пошел на риск, и одно это показывает его душевное состояние. Телефон снова гудит в моей руке, заставляя вздрогнуть, и появляется другое фото. При виде фотографии сына, у меня вырывается тихий прерывистый стон. Он садится в школьный автобус с рюкзаком за спиной, а через плечо висят футбольные бутсы, связанные друг с другом шнурками. У меня нет ни секунды, чтобы полюбоваться им. Это не награда. Это конец. Большими пальцами бездумно стучу по клавиатуре экрана.
Я тебе позвоню. Через пять минут.
Нажимаю «отправить» и стискиваю телефон так сильно, что корпус может треснуть. Я была так уверена, что у меня все получится. Так уверена, что Дэнни поможет мне исправить этот бардак. Но пока у Нокса на руках козырь, я ничего не могу исправить. Никто не сможет.
Выглядываю из ванной и вижу Дэнни на кровати все еще в отключке. Тихо закрыв дверь, набираю Нокса. Он молчит, когда отвечает, предоставляя мне объясняться.
— Связаться было невозможно, — говорю я. — За мной постоянно следят, и Блэк всюду таскает меня за собой.
— Ты врешь. Ты предала меня. Предала своего сына.
— Нет, — всхлипываю я. — Я достану тебе то, что ты хочешь, клянусь.
Нокс колеблется секунду, мыча в трубку. Он знает, что я у него в руках. И я ненавижу его всеми фибрами души. Ненавижу его.
— У тебя есть один шанс искупить свою вину. И если ты это сделаешь, я позабочусь о том, чтобы в следующий раз тебя не было на линии огня.
— Ты знал, что я была на террасе?
Дрон.
— Я хочу знать, когда обмен с русскими. Мне нужно время и место. Или на следующей фотографии, которую ты получишь, твой сынок будет лежать в гробу. А потом я прикончу тебя и найду себе другую шлюху.
— Я достану информацию, — уверяю я. — Обещаю.
Линия разъединяется, и из меня вырывается резкий крик, заставляя прикрыть рот, чтобы приглушить звук. Я должна привести Нокса прямо к его добыче. С таким же успехом я могу зарядить пистолет и нажать на курок. Так и будет. Я смотрю в зеркало и вижу, как ужасно дрожит нижняя губа.
— Дерьмо, — ругаюсь я, потирая ее, шмыгаю и пытаюсь взять себя в руки. Мне нужно собраться. Я понятия не имею, как добуду нужную Ноксу информацию. Совершенно не представляю. Но я должна.
Спрятав телефон, распрямляю плечи и открываю дверь. Дэнни раскинулся на постели, как морская звезда, черты лица суровые, волосы торчат в разные стороны. Я тихо крадусь к нему. Не знаю, почему, так как не думаю, что его разбудит даже взрыв атомной бомбы. Приблизившись, смотрю на его красивое лицо со шрамом, и в голове прокручиваются повторы нашего совместного времяпрепровождения — моменты гнева, моменты, когда мы обменивались взглядами и понимали друг друга, моменты, когда мы целовались, занимались любовью, утешали друг друга.
Я вздыхаю с какой-то решимостью и сажусь на край кровати. Не хочу его будить. Не хочу нарушать его сон и возвращать туда, где ему, скорее всего, снесут голову. Не хочу приводить в действие то, что станет для нас концом. Его концом.
Думаю легонько потормошить его, когда в дверь стучат, и я вскакиваю, натягивая халат.
— Входите.
В проем двери просовывается голова Брэда, он смотрит на своего босса на кровати.
— Здесь воняет, как в чертовой винокурне.
Я не замечала. Все, что я чувствовала, это мое сожаление.
— Что-то случилось?
— Спящей красавице нужно поднимать свою задницу. Уже перевалило за полдень, черт возьми.
Мое любопытство берет верх.
— Вам куда-то нужно уезжать? — спрашиваю я, стараясь звучать как можно более не заинтересованно.
— Еще как нужно. — Брэд подходит к Дэнни и тыкает его в плечо, и во мне поднимается сильный защитный инстинкт.
Я подхожу к Брэду и отталкиваю его.
— Я сама разберусь с ним.
— Готов поспорить.
Проигнорировав сарказм, продолжаю деликатно и небрежно настаивать.
— Возможно, он все еще пьян. Сомневаюсь, что сегодня он будет способен на что-либо, кроме как приходить в себя.
— У него нет выбора. Дело важное.
Важное. Как обмен? Боже, он состоится сегодня? Брэд снова собирается ткнуть Дэнни, но я преграждаю ему путь, твердо стоя на своем. Он бросает на меня любопытный взгляд.
— Я разбужу его. Ему нужен нежный подход, а ты, похоже, не в настроении для нежности.
Брэд подмигивает, и это раздражает, потому что я знаю, что грядет что-то непристойное и неуместное.
— Не надо, — предупреждаю я, отворачиваясь от него. — Я скажу ему, что ты его ждешь.
И как только Дэнни покинет мою комнату, я сделаю звонок, который мне так не хочется делать. Чувство вины сжимает сердце, когда мой взгляд скользит по простыням кровати.
— Он весь твой, — почти насмешливо отвечает Брэд. — И, Роуз?
Я поднимаю глаза и гляжу на спящего Дэнни, не в силах посмотреть на Брэда, опасаясь, что он увидит мою агонию.
— Что?
— Если когда-нибудь снова решишь порезать себя, с тобой будет уже не только Дэнни.
Я поворачиваюсь, немного ошеломленная. Его лицо ничего не выражает, словно он хочет, чтобы его пустое, бесстрастное выражение противоречило нежности слов.
— Дэнни на меня плевать, — говорю я, зная, что это чушь собачья. Мы все это знаем. Особенно после прошлой ночи. Но, тем не менее, я продолжаю, возможно, надеясь, что Брэд подтвердит мои слова. — Я здесь из удобства.
— И поэтому он искромсал себе руку ножом, да? — Он не дает мне возможности опровергнуть его заявление, закрыв за собой дверь.
Я падаю обратно на край кровати, и в смятении смотрю на Дэнни в коматозе. Боль в сердце, толчки в животе вместе с поселившимися там бабочками. Это любовь. Я влюбилась в монстра. Надо бы спросить себя, как, но ответ очень прост. Он видит меня. Чувствует то же, что и я. Думает, как я. И это делает мой скорый поступок непростительным. Но у меня, правда, нет выбора.
Дэнни кашляет, и на долю секунды я опасаюсь, что его может стошнить.
— Твою мать, — кряхтит он, переворачиваясь на бок и уткнувшись лицом в подушку.
Я улыбаюсь, немного весело, немного грустно, тянусь к его плечу, но быстро отдергиваю руку. Я не должна касаться его. Не должна разжигать искру.
— Тебя ждут, — говорю я почти шепотом, понимая, что каждый звук может звучать усиленным на миллион децибел, словно крик.
Дэнни открывает один глаз и щурится. Я вижу, как его бедная больная голова пытается отыскать нужные воспоминания, чтобы объяснить, почему он в моей постели и мое присутствие в ней. И он явно не может их найти. Передо мной резкий Дэнни, хотя я могу сказать, что для этого требуется некоторое усилие, его лицо кривится от отвращения, когда он пытается сесть.
— Какого хрена ты здесь забыла?
— Имеешь в виду в этой комнате? — спрашиваю я, вставая и позволяя ему осмотреть пространство. — Потому что ты так требовал. Потому что я твоя пленница. Потому что это твой дом, твоя комната, твоя жизнь.
Я горько-сладко улыбаюсь, моя естественная дерзость, которую он во мне вызывает, рвется вперед и шлепает его по похмельному лицу.
— Вот почему.
Он смотрит на свою руку, разглядывая аккуратную повязку, которую я с любовью наложила. Затем усмехается и срывает ее. Это сообщение.
— Я чертовски тебя ненавижу, — выплевывает он и, морщась, подбирается к краю кровати.
— Вступай в клуб, Дэнни, — отвечаю я, направляясь в ванную.
Я тоже ненавижу себя, и его ошеломленный взгляд, когда я закрываю дверь, говорит мне, что он уловил скрытый смысл. Я захлопываю дверь и несколько секунд тяжело дышу, кровь в моих венах вскипает. Как ему это удается? Так выводить меня из себя? Внезапно я чувствую, что мне нужно еще столько всего ему сказать, напомнить о каждом пьяном слове, вырвавшемся из его глупого рта прошлой ночью. Не знаю, почему, но желание есть, а когда у меня появляется желание, связанное с Дэнни Блэком, я, кажется, не могу сдержаться.
Рывком распахиваю дверь, делаю шаг и врезаюсь в его обнаженную грудь. Рикошетом отскакиваю от его мускулов, вынуждая его схватить меня за запястье. При виде порезов на его предплечье я вздрагиваю и опускаю глаза, все слова, которые были готовы прозвучать, исчезают от его близости. От моей вины.
Крепкая хватка сжимает мою челюсть, и его лицо оказывается передо мной. Я сопротивляюсь, но он побеждает. Надеюсь, он всегда будет побеждать. На меня обрушивается голубой огонь покрасневших глаз, его тело едва заметно трясет, дыхание затруднено. Сегодня я приговариваю его к смерти, а он даже не в состоянии ровно стоять на ногах. Недостаточно бдителен. Если бы он обладал полной силой Дэнни Блэка, у него был бы шанс. Но на самом деле я понимаю, что в тот момент, когда наши пути пересеклись, мы оба были приговорены к смерти.
— Прости, — бездумно шепчу я срывающимся от сожаления голосом.
Его голова вопросительно наклонена, лоб сморщен от замешательства. Я вижу, как смягчаются резкие черты его лица, но тут же возвращаются к исходному состоянию.
— Одевайся. — Он отпускает мое лицо и проходит мимо, снимая боксеры и залезая в душ.
Я мгновенно впадаю в панику.
— Куда мы едем?
— На верфь.
— Но я...
Но я — что? Не могу?
— Я хотела бы остаться. Я не очень хорошо себя чувствую.