— Мне нравятся блестящие вещи.

— У меня есть для тебя кое-что блестящее, но не сегодня. Скоро. А теперь… иди.

— Да, папочка, — дерзит она, отступая на шаг, но я бросаюсь вперед, обхватываю ее рукой за талию и притягиваю к себе.

— Осторожно, мамочка… — Шепчу ей в губы: — мне может это понравится.

Теперь она черт возьми улыбается, широко, по-настоящему.

Мне это нравится.

Как и она сама.

Какой же ты гребаный тупица, дружище.

— Ты же знаешь, что я могла бы вырваться из твоих объятий, верно? Что если бы я не хотела, чтобы ты прикасался ко мне, я бы уже достала кинжал из-за пояса и воткнула тебе в глаз?

— Ты имеешь в виду этот кинжал? — Я хватаюсь за край своей куртки, вытаскивая его наружу, чтобы она могла увидеть блестящую серебряную ручку, торчащую выше внутреннего кармана.

У нее отвисает челюсть, и теперь я единственный, кто смеется.

— Ты не единственная, у кого липкие пальцы, маленькая воришка. — Я шлепаю ее по заднице, чтобы она пошевелилась, и отхожу в сторону.

Она медленно поворачивается, не удостоив меня больше ни единым взглядом, садится в свой шикарный автомобиль и отъезжает. Я смотрю ей вслед, зная, что мне следует сменить номер, сказать Донни за стойкой, чтобы он не утруждал себя сообщением мне, если она снова заедет сюда.

Отрезать ее, и отрезать быстро.

Такая девушка оставит тебя истекать кровью на полу.

Что я хочу знать, так это почему она пришла сегодня вечером. Что привело ее ко мне? От каких проблем она бежит? И самый безумный из вопросов: что может сделать такой низкопробный, бедный ублюдок, как я, чтобы это исправить?

Вероятный ответ? Ни черта подобного.

1. Уловка 22 — попытка соблюдения некоторого правила сама по себе означает его нарушение.