Не хочется признавать, что друг прав, но он таки прав. В этот момент обещаю себе: если результаты анализов будут отрицательными, постараюсь получше узнать следующую женщину, которую захочу трахнуть. Хотя бы чуть–чуть. Чтобы больше никогда не пришлось иметь дело с таким вот дерьмом.
София наклоняется вперёд и, обхватив локти, опирается на стол.
‒ Ты позвонил своему врачу?
‒ Да. Записался на сегодня.
Я шарахаюсь от врачей, как от бубонной чумы. Каким–то краем сознания понимаю, что это глупо, но, на мой взгляд, стресс от сознания, что у тебя смертельное заболевание, убивает быстрее, чем сама болезнь. Предпочитаю не иметь представления ни о чем подобном.
Лучше уж внезапный сердечный приступ в самом разгаре фантастического секса или посреди судебного заседания. Вот так я хотел бы умереть. Через много, много лет.
‒ А знаешь, что хуже всего? – спрашивает Брент. Придурок все еще ухмыляется.
‒ Что-то может быть еще хуже?
Он кивает.
‒ Ага. Целибат, приятель. Никаких развлечений минимум две недели. Пока не придут результаты анализов.
‒ Две недели? Ты что, издеваешься? – У меня член болит от одной этой мысли; две недели... да это все равно что два года!
Брент толкает меня плечом – хочется его пристукнуть.
‒ Боюсь, что нет. Вам с Ханной на кое–то время придется стать моногамными.
Смотрю на него подозрительно, потому что понятия не имею, о чем он говорит.
‒ Ханна? Кто это?
Он крутит кистью.
‒ Ханна – рука.