Глава 2

Я не всегда любил режим и порядок – в юные годы был живым воплощением плохиша. Чем необузданнее, тем лучше. На память у меня остались шрамы, татуировки и закрытая судимость по малолетке. В те дни я отличался взрывным характером и непомерной спесью – опасное сочетание. Отрицательные качества управляли мной, как героин наркоманом. И только сильный испуг от ужасного происшествия, чуть не разрушившего мою жизнь, направил на путь истинный. Под руководством старого брюзгливого судьи, взявшего меня под свое крыло и надравшего пресловутую задницу, я сумел–таки посадить плохиша под замок. А ключ выбросил.

Потому что судья разглядел во мне что-то, чего я сам никогда не замечал. Потенциал. Способность достичь большего. Конечно, матушка всегда об этом твердила, но, на мой взгляд, – в голове у меня тогда всё было вверх тормашками – ее слова ничего не стоили. Все матери видят в своих детях будущих Эйнштейнов, Гейтсов или Моцартов.

Судья принял меня таким, каким я был, – хулиганом и все такое. Но отказался признавать, что я не способен на большее. А когда кто-то верит, рискует ради тебя, хотя не должен, это имеет значение. Мне захотелось заглянуть в зеркало и увидеть мужчину, каким я мог, по его мнению, стать.

И сегодня, черт возьми, именно такой там и отражается. Сдержанный. Сильный. Лучший в своем деле. Конечно, иногда мой буйный нрав дает о себе знать, но я держу его под контролем. Плохой мальчик выходит погулять строго по расписанию на крепком коротком поводке. Женщинам нравятся мужчины, от которых исходит угроза, – при виде крутого парня дамы сразу начинают пускать слюни; так что это его территория развлечений. Поскольку, когда дело доходит до траха… как я уже говорил… чем необузданнее, тем лучше.

Именно выработанная сдержанность позволяет мне отправиться на запланированный ОБЕД, хотя о еде я думаю в последнюю очередь. Но традиция есть традиция. Я, София, Брент и Стэнтон – нынешняя великолепная четверка уголовного права. Иногда мы обедаем в офисе, но чаще – в ближайших закусочных или кафе. Вот и сейчас сидим в одном из таких заведений за круглым столом, накрытым клетчатой скатертью. Мартовское солнце во второй половине дня уже достаточно теплое ‒ можно обедать на свежем воздухе. Утреннее судебное заседание Стэнтона затянулось, поэтому он опоздал.

София встает при его приближении и поправляет идеально выглаженную черную юбку. Десятисантиметровые каблуки дают ей возможность смотреть своему бойфренду глаза в глаза.

Стэнтон улыбается и целует подругу, придав лицу слащавое выражение.

– Привет, милая.

София проводит рукой по его светлым волосам.

– Привет.

Брент откидывается на спинку стула, его темно–голубые глаза блестят озорством.

– А мне поцелуй?

Стэнтон отодвигает для Софии стул, потом садится сам.

– Моя задница в твоём распоряжении, Мейсон.

– Вообще–то я обращался к Софии.

– Ее попка неприкосновенна, – отвечает Стэнтон, просматривая меню.

Стэнтон Шоу – типичный южанин, каким вы его себе представляете. Вырос на ферме в Миссисипи, честный, верный, не терпит глупость, обладает легким нравом и притягательным обаянием, перед которым не в силах устоять ни одна женщина. Да и присяжные тоже. Мы познакомились на юридическом факультете и вскоре стали соседями по комнате. Стэнтон – один из лучших в компании, его достижения под стать моим, и он тоже надеется получить партнерство. Но в отличие от меня у Стэнтона есть прицеп. Конечно, отпадный и милый, но тем не менее.

Я не люблю детей. Они постоянно чего–то требуют и вечно ноют. Дочь Стэнтона Пресли – единственное исключение. Она живет в Миссисипи с матерью, бывшей женой Стэнтона, но приезжает в Вашингтон довольно часто. Так что мой друг честно заработал прозвище «папочка». И наслаждается им. Если бы солнечный свет принял человеческий облик, как в каком–нибудь греческом мифе, он обернулся бы Пресли Шоу. Черт возьми, она чудесный ребенок.

Сделав заказ, сразу же начинаем обсуждать наши последние дела и события в фирме. Кто на чью любимую мозоль наступил, и у кого готов нож для хорошего такого удара в спину. Это не сплетни, а сбор информации. Ушки на макушке, чтобы быть в курсе новостей и подготовиться к следующему шагу.

Приносят еду, и беседа переключается на политику. Может, Вашингтон и большой город, но когда речь заходит о линии поведения и альянсах, напоминает эпизод из «Последнего героя». Все, брызжа слюной, голосуют за выселение кого-то с острова.

Но я слушаю разговор только краем одного уха. Другое все еще звенит от откровений нежданной гостьи. Лейни. Теперь уже никогда не забуду это имя. Стараюсь не паниковать, но потные ладони свидетельствуют об обратном. А я, черт побери, никогда не потею, если только не боксирую в тренажерном зале или не бегу ежедневные одиннадцать километров. Велика ли вероятность, что я заразился, и во что могут вылиться последствия? Размышляю, как докатился до такой жизни. О ситуациях, когда мог поступить иначе, и тогда, черт возьми, не было бы этих противных ощущений в желудке, из-за которых не могу есть!

Голос Брента отвлекает от тягостных мыслей.

– Что с тобой сегодня?

На его вопросительный взгляд отвечаю непроницаемым.

– О чем ты?

Брент пожимает плечами.

– Ты вышел из образа человека молчаливого, но сильного и приближаешься к типу, страдающему избирательной немотой. Что случилось?

Брент – болтун. Любитель поделиться. Он из баснословно богатой семьи, богатой уже несколько поколений. Но его родители не холодные, высокомерные аристократы, чей образ сразу приходит на ум. Безусловно, они несколько эксцентричные, что жутко забавно, но еще очень душевные, веселые, бескорыстные люди. И все положительные качества передали сыну. Поскольку члены семьи Брента и в самом деле не работают, у них куча свободного времени, что позволяет вмешиваться в жизнь друг друга. В клане Мейсонов не существует секретов. В прошлом месяце кузина Брента Каролина отправила родственникам письмо с датой своей овуляции, чтобы все держали за нее кулаки.

Я вовсе не шучу. С их семейкой получилось бы невероятно смешное реалити–шоу.

В детстве Брента на бешеной скорости сбила машина. Он выжил, только лишился половины ноги. Но не парится из-за этого – жалость к себе ему не знакома. Возможно, моему другу помогает смазливое личико, да и факт, что женщины просто вешаются ему на шею, играет свою роль. К тому же Брент верит в психотерапию. Полагаю, за свою взрослую жизнь он потратил на психотерапевтов больше денег, чем заплатил за свой дом.

Я не болтун и не люблю делиться. Но мы все равно ладим, будучи кем–то вроде инь и янь. Брент умеет вытащить меня из раковины, не вызывая желания пристукнуть его.

Но не сегодня.

– Не хочу об этом.

Он впивается в меня глазами, как лётчик–истребитель в цель. Или как раздражающий младший брат.

– Вот теперь ты просто обязан все рассказать.

– Нет. – Я категоричен.

– Да ладно тебе, колись. Расскажи нам. Давай! Ты же сам этого хочешь. Ну пожа–а–алуйста–а.

Стэнтон усмехается:

– Джейк, может просто расскажешь? Он ведь не успокоится.

Предлагаю альтернативный вариант:

– Я могу сломать ему челюсть. Фиксирующие скобы заставят его заткнуться.

Брент поглаживает свою недавно отращенную и ухоженную бородку.

– Как будто у тебя рука поднимется повредить мое бесценное произведение искусства! Это же преступление. Просто расскажи, и все. Ну расскажи–и–и–и.

Я открываю рот – и замираю, нерешительно глядя на Софию.

До нее сразу же доходит, и она закатывает светло–карие глаза.

– Я выросла с тремя старшими братьями. И живу с ним, – указывает на Стэнтона. – Ничего нового ты мне не откроешь, будь уверен.

Ну ладно. Я делаю глубокий вдох и выдавливаю из себя:

‒ Оказывается, женщина, с которой я переспал в прошлом месяце, больна сифилисом. И мне надо провериться.

София давится и откашливается:

‒ Признаю свою ошибку.

Брент заходится хохотом. Ублюдок.

‒ Мужик, это ужасно.

‒ Спасибо за сочувствие, засранец. – Испепеляю его взглядом. – Видно, как тебя это расстроило.

Брент умеривает свое веселье.

‒ Не пойми меня превратно, это ужасно. Но сифилис без проблем лечится, могло ведь быть и хуже. – Он понижает голос. – Любишь кататься – люби и саночки возить. Такое случается и с лучшими из нас. У меня самого однажды была жуткая проблема с живностью. ‒

С живностью? – переспрашивает София.

‒ Вши, детка, – поясняет Стэнтон.

Она морщится.

‒ Фуууу!

Стэнтон грозит мне пальцем.

‒ Я говорил, что тебя когда-нибудь прищемит бесконечной каруселью девок.

‒ Спасибо, что обошелся без «я ведь предупреждал».

‒ Всегда пожалуйста.

До Софии Стэнтон не был монахом. Но все его отношения были относительно стабильными. Он встречался. Имел список женщин, которым можно позвонить, когда хочется перепихнуться.

Я не увлекаюсь подобным. Отнимает слишком много сил и времени. Меня не заводят ум и личные качества женщин – привлекает совсем иное.

Чувствую необходимость защищаться.

‒ Будто вы двое очень разборчивы. Видел я некоторых особ, с которыми вы трахались. Полный отстой.

‒ Я возмущен! ‒ отвечает Брент. Хотя его ухмылка утверждает обратное.

‒ По крайне мере, я знал их имена, ‒ парирует Стэнтон. – И немного о жизни и вкусах…

‒ Ну конечно, ‒ возражаю, – ведь сразу после слов «Сегодня хорошая погода» женщина обязательно выдаст: «О, кстати, у меня сифилис».

Стэнтон задумывается на миг, потом пожимает плечами.

‒ Вообще–то такое возможно. Ты удивишься, сколько всего можно узнать о женщине, если найти время на короткий разговор. Но даже если она не откровенничает, как только пообщаешься немного, то уже интуитивно чувствуешь, какой перед тобой человек. Это имеет большое значение, когда решаешь, в кого бы ты не хотел совать свой член.