— Ну и память у тебя. Слушай, а ты что-нибудь забываешь?

Я пожал плечами:

— Наверное. Все-таки совсем маленьким я себя не помню.

— Жалко. А то я хотел тебя спросить, как там внутри, в утробе, — и засмеявшись, он пропел из Высоцкого: — «День зачатья я помню не точно…»

Решение свернуть к деревне оказалось для нас просто спасительным. Еще день мы провели в пути, а на следующую ночь, уже под утро, пошел снег. Густой, крупный, он сразу встревожил Андрея.

— Как бы пурга не началась.

— Ты думаешь, может?

— После снега всегда метет. Как там метеорологи говорят: фронт осадков. А потом циклон нагрянет или антициклон. Надо выходить к реке, она где-то здесь близко, а она нас точно приведет в деревню.

Мы быстро проглотили холодную печенку и тронулись в путь. К обеду мы действительно вышли к реке, и это сильно облегчило нам дорогу. Со льда снег еще сдувало, и только свежий, мягкий пушок весело скрипел под ногами. Теперь мы двигались чуть ли не семимильными шагами. Уже попадались приметы цивилизации: то торчащая из-под снега разбитая лодка, небольшой бревенчатый домик-лабаз, укрепленный на высоком столбе.

— Жилье близко, — обрадовался Андрей. — Дойдем сегодня или нет?

Я хотел сказать, а стоит ли так спешить? Может, еще ночку переночевать в тайге, а уж утром выйти к деревне. Но именно в эту секунду первый, еще осторожный порыв ветра бросил нам в лицо холодную пригоршню снега.

— Ну вот, начинается, — вздохнул Андрей, поднимая воротник. — Ты не знаешь, почему пурга всегда метет в лицо? Нет чтобы подталкивать в спину.

— В чем же дело, — отозвался я. — Пошли обратно, к пещере.

— Чтобы ты мне снова пятки щекотал? — хмыкнул он. — Прибавь шагу, умник.

Уже через полчаса нам стало совсем не до смеха. Мы шли согнувшись в три погибели под завывающим натиском пурги.

— Это может быть надолго! — прокричал Андрей, обернувшись ко мне и продолжая пятиться по ходу движения. — Надо обязательно дойти до деревни. Она должна быть справа по берегу.

«Так ни черта ж не видно!» — хотел крикнуть я, но густой липкий снег мгновенно залепил мне рот, глаза и нос, отбив всякое желание говорить.

Мы действительно шли, не видя берегов, и только лед подсказывал нам, что мы еще не сбились с пути. И все равно мы прошли бы мимо этой чертовой Байды, потому что уже стемнело, и хорошо, если мы хоть что-то видели в двух метрах от себя.

Повезло нам, как обычно, через невезуху. Андрей, шедший впереди, стремительно ухнул куда-то вниз. Сначала я просто не поверил своим глазам. Был человек, и сразу его нет. Лишь когда над белой поверхностью показалась его голова, я понял, что лейтенант провалился под лед. Сорок килограммов золота запросто утащили бы его на дно, но, по счастью, там было не очень глубоко. К тому же я вцепился в шапку Андрея, и с матом и подвываниями лейтенант выполз на лед. Но за это время он понял самое главное. Стуча зубами, он крикнул мне на ухо:

— Это прорубь, свежая, только-только затянуло ледком!

Да, теперь и я видел, что полынья имела слишком правильную, квадратную форму.

— Где-то рядом жилье! — снова крикнул трясущийся от холода Андрей и свернул вправо, к берегу. Он не ошибся, нам попалась занесенная, но еще видимая под снегом тропинка.

С трудом мы вскарабкались на крутой косогор. У Андрея сильно скользили обледенелые унты, и он несколько раз упал. Пройдя еще буквально метров десять, мы уперлись лбами в плотный сибирский забор. Такие бывают только в этих, богатых лесом местах. Пока мы шарили по забору, ища ворота, внутри ограды густым басом залаяла собака. Так что хозяева были предупреждены о нашем визите. Стоило Андрею стукнуть пару раз кулаком в закрытую калитку, как из-за нее сразу послышался испуганный женский голос:

— Кто там?

— Скажите, где тут у вас Варя-почтальонша живет? — прокричал Андрей.

— Ну, я Варя, а что вам надо-то?! — не слишком дружелюбно отозвалась женщина.

— Вам Витька Корзун привет просил передать, — по прежнему дрожа всем организ мом, с запинками в голосе отозвался Андрей.

Невидимая нам женщина громко ойкнула, загремела отодвигаемая доска, звякнула щеколда, и калитка широко распахнулась.

— А Витя сам не приехал? — сразу спросила женщина.

Лица ее я не видел, только очертания головы в платке да накинутая на плечи фуфайка.

— Нет, — мотнул головой лейтенант, по-прежнему выбивая зубами морзянку. — Нам бы только ночь переночевать, а то шли по реке, и тут у вас под берегом провалились в прорубь.

Хозяйка ахнула и за руку поволокла его в дом, причитая на ходу:

— Господи, это ведь я белье полоскала с утра, кто же знал то!

В самом деле, весь обширный двор был занавешен белыми парусами замерзших простыней. Пробравшись сквозь их погромыхивающие ряды, мы прошли в большой дом, типичную сибирскую пятистенку. Все комнаты его отапливались одной, стоящей посередине избы печью. Мы с блаженством окунулись в излучаемое ею тепло.

Пока мы снимали рюкзаки и шубы, хозяйка скрылась внутри дома. У Андрея даже шапка стояла колом, не только унты или штаны. Вернувшись, хозяйка подала нам чистое полотенце и новенькую смену мужского белья, штаны и рубаху.

— Идите переоденьтесь, а я пока на стол соберу.

Все, что дала нам хозяйка, оказалось в самую пору. Она даже предусмотрела теплые, шерстяные носки. Андрей от всей души растерся жестким махровым полотенцем.

— Ах, хорошо! — потянулся он, напрягая мышцы. А с кухни уже потянулись невероятно вкусные запахи давно забытой нами пищи. Глотая слюнки, мы поспешили на запах.

На столе нас уже поджидали большая чашка с вареной картошкой, соленые огурцы в миске и тарелка с огромными лопоухими груздями.

— Садитесь, кушайте, — радушно пригласила нас Варя, нарезая круглый, подовый хлеб. Затем она метнулась к буфету, достала бутылку водки, причем не какого-то там «самопального первача», а самую настоящую «Столичную», в белой жестяной «бескозырке». Это оказалось весьма кстати. Андрей разлил водку по стаканам, хотел налить и хозяйке, но та отказалась:

— Ой, нет, я не буду.

Мы чокнулись, Андрей коротко сказал:

— За то, что все таки вышли.

Водка, прокатившись по пищеводу огненным шаром, мгновенно разогрела нас изнутри. У Андрея сразу залилось румянцем лицо, да и я чувствовал, как пылают мои щеки.

— О Господи, как хорошо-то! — выдохнул Андрей прежде чем с хрустом вгрызться в плотную шляпку груздя.

А хозяйка уже спешила от печи с громадной сковородкой с шипящей яичницей, поджаренной на сале. Мы дружно взвыли от вожделения, набрасываясь на это кулинарное чудо. А еще я не мог оторваться от самого обычного хлеба. Он не шел ни в какие сравнения со староверческими сухарями. Мягкий, душистый, ноздреватый, мне казалось, что я не ел в своей жизни ничего вкуснее.

Лейтенант все-таки нашел время представиться хозяйке:

— Меня зовут Андрей, а его Юра. Ну, а вас Варя, да?

Та только улыбнулась в ответ. Еще через пару минут Андрей вспомнил еще кое-что.

— А вы-то что сидите? Присоединяйтесь, — и он показал вилкой на пустую сковородку.

— Ешьте-ешьте! Я только что поужинала, — отказалась Варя.

Андрей налил нам еще граммов по сто, предложил и хозяйке, но она опять отказалась. Признаться, я смотрел на нее с большим удивлением. Мы с Андреем ожидали встретить прожженную хозяйку воровской малины с криминальным прошлым, но Варя совсем не походила на крутую бандершу. Невысокая, полноватая, с круглым, довольно милым лицом. Возраст ее я определил лет в тридцать, может, чуть больше. Черные волосы она собирала в пучок, в ушах блестели небольшие серебряные сережки. Хотя дома было тепло, но Варя накинула на плечи белую оренбургскую шаль и машинально теребила ее концы маленькими, но явно сильными пальцами. Колец на этих пальцах не просматривалось, зато покрасневшая кожа и вздувшиеся сосуды говорили о том, что Варина жизнь не была сплошным праздником. Это подтверждала и вся обстановка в доме. Мебель старенькая, давно вышедшая из моды: шкафы, буфеты, комод, все округлых форм начала шестидесятых. В приоткрытую дверь спальни виднелась широкая кровать с хромированными шарами, застеленная сверхопрятно, и с целой пирамидой разнокалиберных подушек под ажурной тюлевой накидкой.