Эпилог

Забавный факт об американцах: они непостоянны и легко переключают свое внимание. К Новому году в новостях перестали говорить о Бонни и Клайде нашего времени. Ведь в результате кровавой засады не случилось, и, согласно всем участвовавшим в истории, Алекс Райан и Мэдисон Перез были лишь мелкими подражателями. Наши подвиги преуменьшили, и вскоре появилась новая большая новость.

Я была не против. Мне хотелось затеряться в тени неизвестности. Не слава и признание вынуждали меня делать все эти вещи с Алексом. А он. Всегда дело было в нем. Единственной постоянной в моей жизни был он, привнося в нее веселье и возбуждение. Я наслаждалась восторгом от роли плохой девочки при своем плохом парне.

Но все изменилось, жизнь поменялась, став вроде как другой.

Сумасшедшие сиюсекундные решения только ради развлечения остались в прошлом. Алекс сказал, мы должны быть умнее, научиться реагировать с толком, а не срываться. Маркус представлял собой большую рыбку. А ее нельзя поймать, просто ныряя в воду и барахтаясь там, надеясь на удачу. Надо спланировать, сделать крепкую удочку и дождаться, когда поплавок дернется.

Ключевой момент — терпение.

В первую неделю после прилета в Мексику терпеть было легко. Забыть о Маркусе и бизнесе, который он хотел подмять под себя, было еще проще. Эти семь дней прошли невероятно спокойно. Мы с Алексом находились в прекрасном номере великолепной гостиницы и гуляли по Мехико. Я поглощала чипсы и сальсу. Мы поехали на Мексиканский залив, где занялись любовью на волнах.

Но вскоре нас поймали и запретили когда-либо еще появляться на этом пляже.

Это стало своеобразным медовым месяцем для нас.

Полицейские, будучи ранее тяжелым бременем, больше не висели над нашими головами. Нам не надо было оглядываться каждые две секунды, боясь лишиться свободы. Это как глотнуть свежего воздуха — легко и просто. Никаких осложнений в данный момент времени.

И мы наслаждались этим… некоторое время. Но дни шли, перетекая в недели, и без волнения и убийств нам с Алексом наскучила обычная, нормальная жизнь. Мы стали дергаными и нуждались в освобождении, становилось все труднее обуздать наши инстинкты.

Алекс решил, что единственным способом удовлетворить дьявола в нас, будет выполнение грязной работы Маркуса вместе, одной командой. Мы переправляли наркотики и убивали любого, кто вызывал проблемы. Неожиданным элементом в этом всем была я — невинная и милая девочка. Мои хрупкие и скромные внешние данные отвлекали людей от пистолета, спрятанного за поясом.

Невинная и смертоносная фея (примеч. игра слов Perez (фамилия Мэди) с испанского переводится как фея).

Схема работала безотказно, все шло как по маслу, и мы с Алексом редко работали порознь.

Последняя поездка стала исключением.

Намечалась большая поставка кокаина через Сьюдад-Хуарес до границы на окраине Эль-Пасо. Алекс и Сойер встречались со старыми знакомыми, но эти люди были параноиками с серьезной тягой к молоденьким девушкам. Мое присутствие лишь добавило бы беспокойства Алексу. Мне не хотелось все усложнять. Он уже сильно рисковал, пересекая границу, будучи хорошо известным беглецом с незабываемым именем и лицом. Последнее, что ему было нужно, так это привлечь к себе внимание агрессивной реакцией, снеся какому-нибудь ублюдку башку из-за косого взгляда в мою сторону.

Так что я согласилась остаться с Леном в качестве моего телохранителя тире няньки. В нем не было необходимости, но Алекс не оставил бы меня без дополнительной защиты.

Конечно, он будет переживать за меня все время, но достаточно доверял своим ребятам, чтобы те позаботились о его девочке. Никому, кроме нашей семьи, особенно в его отсутствие, нельзя было приближаться ко мне. Если кто-то подойдет слишком близко?

— Ты, блядь, убьешь их, Мелкая.

Чуть позже я сидела на берегу, зарывшись в песок пальцами ног. Солнце подпалило меня, заставив кожу потемнеть. В руке у меня была «Маргарита» со свежим лаймом — вкуснятина. Смешана дома и с отчетливым оттенком текилы, с которой немного переборщили. От напитка горело горло и теплело в груди.

И эта крепость была мне необходима.

Трехэтажный дом за спиной со старой деревянной террасой принадлежал мне.

Ну нам с Алексом.

Наш испанский дома в стиле Тюдоров кучей налички. Никаких чеков или банковских займов, только двадцатидолларовые купюры. Некоторые были четвертаками… свернутыми четвертаками… в пластиковых пакетиках. (примеч. речь идет о расфасованном по семь граммов кокаине)

И я до сих пор хихикала при мысли об этом.

Откинувшись назад и оперевшись на локти, я вдохнула полной грудью.

В воздухе пахло только океаном. С запада подул ветерок, и мои волосы упали мне на лицо. Ноги омывало волнами. Через два часа прилив и мне придется подняться. Но сейчас я была довольна, наслаждаясь шумом берега и чувством свободы.

Это было умиротворяюще. Практически идеально. Не хватало только Алекса.

Его не было четыре ужасных безжизненных дня. С Сент-Луиса это стало нашим самым долгим расставанием. Каждую секунду я думала о нем. Его звонки, которые он делал каждый час, едва ли сглаживали расстояние, но несмотря ни на что мы оба нуждались в них ради собственного рассудка. Нам тяжело дался урок, что для нас быть в разлуке вредно и опасно — для всех.

Кстати, об Алексе…

Сев, я глянула на телефон и заметила, что Алекс не звонил уже несколько часов. Последний раз мы говорили около десяти утра. Они с Сойером выехали из Сьюдад-Хуареса и приедут завтра домой. Настроение испортилось при мысли, что еще одну ночь придется спать одной.

Позлившись два часа, я решила выбраться из дома и позагорать. Что угодно, только бы отвлечься от мыслей о нем.

Но, как и все, что я делала с момента его отъезда, отвлечение продлилось недолго.

Взяв мобильный, я открыла лист контактов. Палец навис над его именем в нерешительности — звонить или не звонить? Я дала обещание, что не буду, только если вопрос пойдет о жизни или смерти. Сейчас никакой необходимости в этом не было, но я соскучилась по его голосу. Даже если это будет просто «привет и пока». Мне нужно было услышать его.

— К черту! — набравшись решимости, я нажала на кнопку вызова и приложила трубку к уху. После одного гудка сразу включился автоответчик. Придурок даже не персонализировал его. Я слушала автоматический голос робота всего секунду, после чего нажала отбой. — Вот блин!

Смысла перезванивать не было. Либо он выключил телефон, либо, что еще хуже, просто игнорировал мой звонок. Мне не хотелось звонить Сойеру, но прошло уже более четырех часов, и в голове вырисовывались различные сценарии, почему Алекс не связался со мной.

Такие страшные и ужасающие…

Убрав с лица своенравную прядь волос, я пролистала список дальше до имени Сойера. Один гудок, два, три, четыре…

Сердце сжималось от ужаса с каждым безответным гудком. До крови кусая губу, я пыталась не горячиться.

— Ну же, давай, ответь, возьми трубку, — произнесла я, ни к кому не обращаясь конкретно, но кое-кто слушал. И его сильная рука легла на мою шею, а к левому виску прижался пистолет. Я застыла, дыхание перехватило, глаза распахнулись, смотря на безбрежный океан. В ухе до сих пор шли громкие гудки.

— Ни одного гребанного слова, — низкий, хриплый голос окутал меня. От мужчины пахло сигаретами и мятой. Могу поспорить, на вкус он, как грех. — Поняла?

Кивнув со знающей улыбкой, я опустила руку и положила телефон.

Хватка на горле стала сильнее, а дуло пистолета неторопливо двинулось к груди, надавливая чуть слабее.

— Где этот кусок дерьма, который ты называешь своим парнем?

— Ушел, — ответила я, провожая взглядом Colt, спустившийся по моему телу, покрытому испариной, и теперь задевавший кромку лифчика бикини. — Бросил меня.

— Бросил тебя? — переспросил он и проник оружием под ткань, где обвел дулом сосок, отчего тот затвердел.

Мои веки сомкнулись.

— Да.

— Гребаный идиот, — тихо прорычал он с собственническими нотками в голосе, схватив меня за голову, резко наклонил ее вбок. Глубоко вдыхая, провел носом вдоль пульсирующей венки на шее. — Будь ты моей девочкой, я бы зарылся лицом между твоих ног… — потянувшись назад, я схватилась за его бедра, притягивая их ближе к спине, — и лизал там каждую секунду каждого дня.

При мысли о его языке, дразнящем и проникающем в меня, и зубах, царапающих и прикусывающих клитор, мое сердце ускорилось. Кровь прилила к нижним губкам, которые пульсировали от желания.

— Давай, — подначила я, подавшись бедрами назад, умоляя о прикосновении. — Прижми свой чертов рот ко мне.

— Боже, — простонал он, его воля быстро испарилась, и через секунду я оказалась на спине, придавленная весом Алекса. Его ладони обхватили мое лицо, а я вцепилась в его запястья, приподнимаясь ему навстречу, и наши губы обрушились друг на друга.

Целовал Алекс страстно и непреклонно. Он был везде, заполоняя меня изнутри. Его прикосновения отдавались до самых костей. Я не могла думать или говорить. Вырваться было невозможно.

— Черт, детка, — он, смеясь, скатился с меня. — Не будь у нас дома кучи народа, я бы сдержал слово.

— Вышвырни их, — предложила я, запутавшись в его волосах и сильно сжав их. Они отрасли в лохматую, хаотичную прическу, и я уставилась на него, завороженная отблесками солнца в черных прядях.

— Поверь мне, я бы с радостью, — его ладонь скользнула под лифчик и бесцеремонно сжала грудь, — трахнул тебя сейчас, — он вздохнул. — Но мы не можем.

Выпятив губу и надувшись, я протиснула руку между нашими плотно прижатыми телами и потянула за пряжку ремня.

— Боже, женщина, — закрыв глаза, он прижался к моему лбу своим, — не дразни меня, ладно? Я только об этом и думал четыре дня, — вдобавок он сжал мой сосок, после чего убрал руку и сел. — Как в аду побывал.