Еба-а-а-ать!
Когда это чувство потери исчезнет или хотя бы уменьшится?
Через неделю?
Месяц?
Год?!
Сжав зубы, я попыталась засунуть свою печаль в самый темный уголок души, где ей и место, но дрянь упиралась. Боль не изгнать, как демона, и даже просто не отодвинуть, это я знала, но, возможно, ее можно заменить… или превратить во что-то более осязаемое.
Гнев и насилие казались убедительным решением.
Встав со скамьи, я повернулась к женщине справа от меня. Она пиздоболила что-то об Алексе, да они все чесали языками, но эта была громче и неприятней всех. Не думая о последствиях, я просто напала, бросилась на нее и повалила на пол, придавила коленями к груди и начала бить по лицу. Снова, и снова, и снова.
Толпа взорвалась, обезумев, подбадривая меня и подстрекая. Удары, увлекая все сильнее, отвлекали от мыслей о нем… о его губах, которыми он целовал меня так нежно и страстно.
— Я бы выкинул свободу ко всем чертям за эти губы.
Он снова проникал в разум, что лишь сильнее злило меня. Крича на женщину, я зажмурилась, нанося удары все сильнее. Кулаки щипало, но это лишь раззадоривало меня. Если придется убить ее ради секунды блаженства без мыслей о нем или о том, что мне больше не почувствовать его прикосновений до конца своей жалкой жизни, то так тому и быть.
Ярость ослепляла, от нее было не уйти.
Вбежал Арден с еще несколькими офицерами, припозднившимися на секунду, чтобы оторвать меня от нее. Пинаясь, я боролась с ними, матерясь на нее, лежавшую на боку и едва дышавшую. Месиво крови и булькающих стонов. С огромным удовлетворением я окинула взглядом разбитое в мясо лицо. Ну добавят в мой лист обвинений еще один пункт, и что?
— Зачем беспокоиться об этом? Ты уже проблема.
Меня перевели в отдельный кабинет, Ардена поставили охранять. С ним мне хотелось остаться наедине меньше всего, но выбора не было. Теперь это будет моей жизнью – постоянно оказываться в змеином логове.
Растопырив пальцы и шевеля ими, я почувствовала острую боль, пронзившую меня до запястий. Судорожно втянула воздух. Сбитые и кровоточащие костяшки пальцев припухли и болели, но кости были целы.
— Какой же я кретин, что разбил лицо этого мудака голыми руками.
Да, знаю, Алекс.
Я тоже…
Начало смеркаться, когда я зашла в тюремный автобус. Огляделась в поисках той женщины, которой не повезло попасться мне под горячую руку, но ее тут не было. Вокруг шептались, что ей пришлось обратиться в отделение скорой медицинской помощи: я сломала ей нос и вывихнула челюсть. Остальные женщины решили притормозить, увидев такую жестокость от девушки моего размера, казалось бы, столь невинной и с кукольными глазами.
Они не собирались связываться со мной.
Арден усадил меня в начало автобуса, чтобы приглядывать за мной. Было абсурдно, как часто он вставал со своего сиденья, чтобы убедиться, хорошо ли я веду себя.
Я ведь была безоружна и прикована к сидению, так что едва ли могла представлять угрозу для кого-нибудь.
Автобус наполнялся мелкими преступниками, и я откинулась на спинку, оценивая обстановку. Все происходило машинально, работал навык самосохранения, который выдрессировал во мне Алекс.
Два охранника с пистолетами, включая Ардена, и ружье над головой водителя. Немного, но хватит, чтобы приструнить около тридцати безоружных заключенных в наручниках. Поездки из суда в тюрьму Дюранго не требовали усиленных мер безопасности. В основном путь лежал через городские улицы и несколько проселочных дорог — пятнадцать минут на все про все. Не было необходимости (и денег) на лишних охранников с оружием.
Не то чтобы я собиралась сбежать, но это не было невозможно.
Как раз в тот момент, когда я перевела скучающий взгляд за грязное окно, автобус резко тронулся с места.
В каждом человеке, мимо которого мы проезжали, я видела Алекса. Выбирала схожие черты и мучила себя ими. У одного парня были такие же растрепанные волосы цвета бронзы, от которых у меня взлетел пульс. Другой парень с набитыми на руках наколками заставил меня думать обо всех тех разах, когда я лежала под Алексом, обводя чернильные узоры на его груди кончиками пальцев.
— Я, блядь, люблю тебя…
Зажмурившись в попытке сдержать слезы, я сосредоточилась на раздражающем голосе Ардена, трепавшегося с другим охранником и водителем автобуса. Они жаловались на дерьмовую зарплату и страшных баб, с которыми сталкивались по работе. Мерзкая беседа, поэтому я решила, что будет лучше расплакаться и утонуть в воспоминаниях об Алексе.
На середине моего воспоминания о первой ночи, когда мы впервые встретились, раздался вызов рации.
— Эй, заткнись, придурок, и сделай погромче, — резкий голос охранника вырвал меня из фантазии.
Диспетчер сообщил, что тюремный автобус, перевозивший мужчин, попал в засаду мексиканского картеля в десяти милях от нас. Двое офицеров были ранены, один убит. Один задержанный сбежал. Подозреваемых в последний раз видели направляющимися на шоссе на юг. Никаких дополнительных описаний машин и номерных знаков не было.
— Думаете, нам стоит развернуться? — спросил водитель, неторопливо снижая скорость.
— На хрена? — ответил Арденн, как всегда, заносчиво.
— Этот автобус выехал в 5-05… — водитель смолк.
— Да и…
— Там был Райан, — заговорил второй охранник.
Вскинув голову, я встретилась взглядом с Арденом.
Он знал…
— Я приду за тобой.
— Расслабься, — прыснул Арден. — Даже если Райан сбежал, он не станет рисковать ради нее.
— Ты серьезно недооценил меня.
Водитель глянул на меня через зеркало заднего вида, и я отметила, что слова Ардена мало его успокоили, но он послушался и разогнался до семидесяти километров в час.
Надежда, умершая сегодня утром, возродилась. Тяга, которая связывала меня с ним, снова вернулась. Я чувствовала его дыхание на себе.
Он близко…
Яркий свет фар вдруг затопил заднюю часть автобуса и осветил весь салон. Сидения завибрировали от рева множества двигателей. Выглянув в окно, я заметила несколько машин, обгонявших автобус.
Сердце колотилось в груди.
Он здесь…
Наклонившись, я вцепилась в спинку сидения перед собой, приготовившись к тому, что произойдет дальше. Дама слева от меня просто смотрела в мою сторону с приподнятой в немом вопросе бровью.
— Да, возможно, вам захочется за что-нибудь держаться, — посоветовала я, не в силах скрыть самодовольную улыбку. — Сейчас начнет трясти.