ГЛАВА 19

Натаниэль

Я никогда не любил играть в игры.

Это пустая трата времени и не имеет цели ― этим занимаются глупцы, чтобы почувствовать себя хитрыми или важными. Такого рода утверждения абсолютно ничего не значат для меня.

Если уж на то пошло, я тот, кто создает игры и устанавливает правила, которым все должны следовать.

Так что представьте моё чертово удивление, когда я обнаружил, что меня втянули в игру, на которую я не соглашался. В игру, которой вообще не должно было существовать.

Сейчас я нахожусь в самом эпицентре. Прямо здесь, в игре под названием Гвинет.

Ты можешь играть со мной сколько захочешь. Я буду твоей игрушкой.

Эти слова превратили меня в чертовски ненасытного зверя. Я не только завоевал её в середине игры, но и имел полное право играть с ней, мучить, терзать.

Неделя. Прошла неделя с того дня, когда я нарушил свой собственный регламент и привнес секс на рабочее место. Когда поглощал и смаковал её сладкую п*зду.

Я не смешиваю бизнес с удовольствием. Никогда. Это непрофессионально, хлопотно и чертовски отвлекает.

Вернее так я думал до неё, Гвинет, моей нежданной игрушки. Потому что когда сказал ей раздвинуть ноги, а затем принялся лакомиться ею, я точно не думал о риске.

И словно у наркомана, потребность в большем множилась с каждым днем.

Теперь я ищу это гребаное отвлечение.

Я говорю ей вести себя хорошо, но она этого не делает. На самом деле Гвинет не знает как. Она либо роняет что-то и наклоняется, чтобы поднять, выставляя свою задницу напоказ, либо флиртует с Кристофом.

Мы всего лишь разговариваем, говорит она мне. Мы друзья и мы разговариваем. Я не флиртовала с ним. Но, бл*дь, если она смеется с ним, и он единственный стажер, с которым она разговаривает, то это ― бл*дь, флирт.

Поэтому я вызываю её в свой кабинет, перегибаю через стол и вылизываю киску. Иногда ласкаю пальцами до тех пор, пока она не начинает кричать, извиваться и умолять. Мне нравится, когда она умоляет, когда её маленькое тело настолько в моей власти, что, если она не начнет умолять, то не сможет избежать моего гнева, и ей это известно.

Затем, когда прихожу домой, поднимаюсь в её комнату и приглашаю на ужин. Я учу её, как она должна вести себя на работе, что она должна быть сосредоточена на своей работе, а не на чем-то другом. Ей нельзя обедать с Себастьяном, Дэниелом и Ноксом. Да, один из них ― мой племянник, но все же. Она слишком непринужденно общается с ними, слишком жизнерадостна, слишком чуткая, и я, бл*дь, ненавижу это.

Меня также бесит, что теперь все, похоже, ждут от неё кексов. Она постоянно угощает ими всех, особенно IT-девушку и еб*анного Кристофа.

Она либо засиживается допоздна, либо просыпается рано, чтобы испечь их, подпевая, не попадая в ноты, когда Алекса воспроизводит её любимую группу Twenty One Pilots. Она никогда не говорила мне, что это её любимая группа, но она постоянно слушает их в ду́ше, когда выпекает или помогает Марте на кухне. Постоянно, вне зависимости от времени и места. Теперь я понимаю, что они словно её слуховые ванильные молочные коктейли и мороженое. Это то, что помогает ей сохранять покой, даже несмотря на то, что её покой достаточно громкий.

Это перебор. Все это: она, музыка, язык её тела. Потому что она не просто поет, слушает музыку и печет, она еще и танцует, также невпопад, как и поет.

Гвинет ― громкий человек, когда она одна. Она настолько громкая, что её трудно заглушить. Настолько громкая, что прерывает мою яростную тишину. Раньше я предпочитал небытие, отсутствие звуков и ясность ума, помогающие мне сосредоточиться и работать, но она нарушила мой покой, и каждый раз, когда я слышу её чертово: «Алекса, включи плейлист Гвен», я не могу удержаться и выхожу насладиться шоу.

Например, как сейчас.

Я прислоняюсь к кухонной двери и скрещиваю ноги в лодыжках. Вернувшись домой некоторое время назад, я принял душ, а затем спустился вниз за водой, завернувшись в полотенце. Это заставило Гвен уставиться на меня, выпучив глаза, а её щеки, уши и шея стали пунцовыми. Поэтому пришлось переодеться в треники и серую футболку. Иногда я забываю, что теперь живу не один, и что существует женщина, которая смотрит на меня так, словно я самый прекрасный и разочаровывающий человек, которого она когда-либо видела.

Раньше мне было наплевать на то, как меня воспринимают женщины. Да, мы с Кингом часто привлекали внимание своей внешностью и атлетическими телами, но это была игра. Поверхностная, бессмысленная игра, которая никак не влияла на мою жизнь. Так какого хрена я чувствую прилив гордости всякий раз, когда Гвинет смотрит на меня так, будто я единственный на свете мужчина?

Но вернемся к настоящему ― обычно я остаюсь снаружи, чтобы она меня не заметила, но, черт возьми, сегодня я наблюдаю за ней вблизи.

Держа лопаточку в качестве микрофона, она изображает из себя бэк-вокалистку того, кто в данный момент читает рэп. Энергичная музыка наполняет кухню, а она покачивает бедрами и дрыгает ногой, очевидно, потерявшись в песне.

Мне необходимо просмотреть материалы дела, но я сделаю это позже, когда она уснет. Когда вокруг будет тишина, и я смогу сконцентрироваться на работе.

Однако это гребаная ложь, потому что с тех пор, как эта суматошная девушка стала моей женой, я перестал понимать слово «концентрация».

Я постоянно думаю о ней. Всякий раз, когда работаю, на совещании или даже в суде, я думаю о ней, лежащей на моем столе с широко раздвинутыми ногами, стонущей мое имя и говорящей, что была очень плохой девочкой, и желающей, чтобы я научил ее быть хорошей. Хотя на самом деле она не имеет этого в виду, учитывая, что она всегда, так или иначе, непослушна.

И я не могу перестать думать об этом, о её скрытых наклонностях и сладком вкусе. Не могу остановиться с самого первого раза.

С тех пор, как прикоснулся к ней, и у меня появился стояк из-за еб*нной дочери моего друга.

Я закрываю глаза, чтобы отогнать эти мысли.

Когда снова открываю их, Гвинет прыгает под музыку, крича вместе с певицей о тишине. Той самой тишине, которую она в данный момент нарушает.

Исполняя очередное па, она поворачивается в мою сторону и замирает, её глаза расширяются, а микрофон в виде лопаточки всё ещё находится у ее рта.

― Нэйт. ― Мое имя вырывается взволнованным звуком посреди громкой музыки, прежде чем она прочищает горло и кричит: ― Алекса, стоп.

Музыка обрывается, и она морщится.

― Я была слишком громкой?

― Думаешь?

― Извини. Я думала, у тебя есть наушники с шумоподавлением или что-то в этом роде, поскольку ты никогда раньше не жаловался на музыку.

Потому что я всегда выхожу посмотреть. Но я не говорю этого, продолжая наблюдать за ней. У неё на щеках мука, она раскраснелась от пения и танцев. Чепчик прикрывает её рыжие волосы, но несколько непослушных прядей выбились, и она дует на них, когда они попадают ей в глаза.

― Я пеку, ― объявляет Гвинет, указывая на миски, муку, масло и беспорядок на столе.

― Вижу. Кексы, полагаю?

― Ага. Мне приходится печь больше, чем обычно, потому что Дэниел их крадет. О, и я экспериментирую со вкусами, потому что, как выяснилось, не все любят ваниль.

Я улыбаюсь, наблюдая за тем, как она дуется. Она на самом деле выглядит обиженной. Очень. Надеюсь, Кристоф не любитель гребаной ванили.

― Это богохульство, полагаю?

― Да! ― Она смешивает то, что находится в миске, мягкими, изящными движениями. ― Как можно не любить ваниль? Она успокаивает, вкусная и хорошо пахнет.

― И скучная.

Она резко вскидывает голову, её подбородок слегка дрожит. Когда она говорит, её голос звучит сдавлено, так, словно она вот-вот заплачет:

― Думаешь, ваниль ― это скучно?

― Временами.

― Но почему? Есть много вещей, в которые можно добавить ваниль, например, шампуни, гели для душа, эфирные масла и... и... торты, молочные коктейли и мороженое.

― Да, на самом деле много.

― И это лишь малая часть, ещё есть множество вариантов, например, ванильный соус, сливки, йогурт и смузи. Ты знал, что ее используют и во многих алкогольных напитках? Потому что она сглаживает резкость алкоголя.

― Это важно?

― Конечно! Должен быть баланс, и ваниль идеально подходит для этого.

― Ясно.

― Это значит, что ты передумал?

― Чтобы изменить моё мнение нужно нечто большее.

― Тогда я продолжу убеждать тебя. Однажды ты полюбишь ваниль и не сможешь без нее жить.

― Думаешь?

Она отрывисто кивает.

― Уверена.

― Это отлично и всё такое, но где ужин?

― А?

― Только не говори, что забыла.

Между её бровей залегла небольшая морщинка.

― О чем?

― Когда Марта попросила на сегодняшний день выходной, что ты ей ответила?

― Что я приберусь, приготовлю ужин и обо всем позабочусь.

Я приподнимаю бровь, и ее губы вытягиваются буквой «О».

― Точно.

― Я... увлеклась выпечкой. Ужин вылетел у меня из головы.

― С тобой такое часто происходит? Увлекаешься чем-то настолько, что забываешь обо всем остальном?

― Да, это сводило папу с ума. Иногда я читала книгу или убиралась, а он звал меня по имени, но не получал ответа. Тогда он находил меня и произносил второе имя (прим. пер.: Как правило, в англоязычных странах полное имя состоит из трех компонентов: первое имя, второе имя и фамилия), потому что думал, что так звучит строже, это не так, кстати. ― Она собирается улыбнуться, но замирает, и я вижу тот самый момент, когда она прогоняет воспоминания, словно этого никогда не было.

Гвинет не из тех, кто забудет об отце только потому, что он в коме. Но в последнее время, похоже, именно это и происходит. Она перестала заходить в его комнату, убрала их общую фотографию из прихожей и больше не говорит о нем. Только сейчас вскользь упомянула.

― Я что-нибудь придумаю, ― сказал я.

― Не надо. Я приготовлю пасту, когда закончу.

― Будет быстрее, если ты будешь печь, а я начну готовить.

Я открываю кухонные ящики в поисках того, что мне понадобится.