ГЛАВА 29

Натаниэль

Гвинет сказала, что ей не нравятся походы.

Затем она просыпается рано утром, одевается и говорит:

― Отведи меня в поход, муж.

Так что я сделал именно это, а потом трахнул у дерева, чтобы научить её, как себя вести и не флиртовать. Хотя, в её случае, это только заставляет вести себя ещё более развязно.

За выходные пешие прогулки так приглянулись ей, что она уже даже не просила, чтобы я таскал её на спине. Но я всё равно это делаю, потому что её крошечное тело обвивается вокруг меня, и она играет с моими волосами, лицом, шеей и везде, куда могут дотянуться руки.

Она любитель обнимашек. Ей нужен физический контакт, чтобы почувствовать связь. Но она не прикасается ко всем подряд, а только к ближнему кругу, который она считает безопасным.

В данный момент я нахожусь в центре этого круга, и это охренительно безумные времена.

Любое время, проведенное в её присутствии, очень ценно. Даже когда спит, она прижимается ко мне всем телом, утыкаясь лицом в мою шею. Или кладет голову мне на колени и задирает ноги вверх.

Как сейчас.

Она читала список негативных слов и рассказывала мне, как упорно работала над тем, чтобы снизить чувствительность к ним. Гвинет не только отличная рассказчица, но и веселая девушка, поэтому уверен, что из неё получится отличный адвокат, особенно по гражданским делам. Она сможет сочинить историю и захватить аудиторию, а именно в этом основа успеха лучших адвокатов. Даже те, кто выбрал юриспруденцию только из-за неприязни к системе, такие, как Нокс, могут добиться успеха, если у них хорошо подвешен язык.

― Папа не знал об этом, ― говорит она сонным голосом, затем закрывает глаза.

Как будто есть что-то, чего о ней не знает Кинг.

Он отправил её на терапию, потому что безумно внимателен к ней и её потребностям. Гвинет думала, что он сделал это из-за того, что она разговаривает во сне, но в основном всё из-за признаков депрессии. Они начали проявляться у неё после того, как она случайно узнала, что мать бросила их.

Я медленно вынимаю блокнот из ее пальцев, не желая будить. В последнее время она меньше страдает от бессонницы и иногда спит на протяжении всей ночи.

Всё ещё держа в руках блокнот, медленно опускаю её ноги вниз. Не открывая глаз, она забирается ко мне на колени, обхватывает руками мои плечи и зарывается лицом в изгиб моей шеи.

Её дыхание медленно выравнивается, и она вздыхает в ложбинку моего горла. От небольшого потока воздуха мой член становится чертовски твердым, и я выдыхаю сквозь стиснутые зубы.

Гвинет превращает меня в сексуального наркомана, неспособного насытиться, сколько бы ни брал её. Сколько бы я ни чувствовал её тепло и ни слышал её стоны, мне нужно больше. Это потребность. Я, черт возьми, не могу ни остановить, ни обуздать себя.

Я уже собираюсь закрыть блокнот и отнести ее в постель, когда страница перевернулась на букву «М».

У меня сдавливает грудь, когда вижу первое слово. Гвинет говорит, что классифицирует их по цветам. Красным выделены те слова, с которыми ей труднее всего справиться.

И первое слово под буквой «М» написано толстым красным маркером. Слово, которого вообще не должно быть в списке негативных слов.

Мама.

Под этим словом несколько красных линий ― жирных, неаккуратных, резких, и могу представить её нахмуренные брови и скованные движения, когда она чертила их. Когда она решила, что мама ― самое страшное слово на букву «М». Так же, как она считает, что смерть ― самое страшное слово на букву «С».

― Ты так и не смогла забыть её, хотя никогда не встречалась с ней, не так ли? ― спрашиваю её спящую фигурку, поглаживая рыжие пряди, зачесанные назад.

Должно быть, поэтому она спрашивала, ищет ли её Кинг. Она хочет найти её? Она никогда не говорила об этом раньше, ни мне, ни своему отцу.

В случае с Кингом это вполне объяснимо, поскольку он является основателем антифанатского клуба матери Гвинет, но она никогда не говорила со мной об этом.

Или, возможно, я не слушал.

Она шевелится, тихо стонет мне в шею, затем отстраняется и смотрит на меня, переводит взгляд на блокнот, который всё ещё открыт на букве «М».

Сна как и не бывало, она вздрагивает и выхватывает блокнот из моих пальцев. Пошатываясь, отползает на другую сторону дивана, прижимая его к груди.

― Это ничего не значит.

Она улыбается, но с усилием и едва заметно. Эта женщина не умеет фальшиво улыбаться, даже ради спасения собственной жизни, и это странно радует.

― Ты хочешь её найти?

― Нет! ― говорит она слишком быстро, слишком оборонительно.

― Эй, это я, а не Кинг. Ты не должна лгать или таиться, чтобы защитить его чувства.

Она вздрагивает.

― Неужели я настолько очевидна?

― Вроде того.

― Я хочу этого не потому что хочу отношений с ней, как думает папа. Я просто хочу спросить её, почему она так поступила, понимаешь? Хочу знать, почему была настолько незначительна, что выбросила меня и не заботилась о том, жива я или умерла.

― Понимаю.

― Правда?

― Уверен, что Кинг тоже понимает, даже если не хочет признать это и не может стереть её из твоей жизни.

― Он хотел этого?

― Это одна из его целей, помимо уничтожения Сьюзан.

Она встает на колени и наклоняется ко мне.

― Пожалуйста, скажи, Нэйт. Он искал её?

― Да.

Не думаю, что ей нужно было знать об этом раньше, но если она всё ещё так зациклена на истории своей матери, то заслуживает знать правду. Или столько правды, сколько я могу дать, не заставляя её ненавидеть своего отца.

― Зачем?

― Чтобы держать её подальше от тебя, чтобы вы никогда не встретились, даже случайно.

― Оу.

― Я же говорил. Он безумно заботится о тебе.

― Ему удалось её найти?

― Он был очень близок к этому, но не думаю, что у него получилось.

― Не... получилось.

― Откуда ты знаешь?

― Я... э-э...

― Что ты сделала, Гвинет?

― Я достала записи видеорегистратора его машины и просмотрела кое-какие из них. Думаю, он разговаривал с частным детективом, но мне не удалось узнать его номер, чтобы позвонить. Как бы то ни было, папа сказал: она не может быть матерью Гвинет. Проверь ещё раз. Так что, должно быть, он нашёл её. И все это произошло в день несчастного случая. Не слишком ли много совпадений?

Боже. Стоит на мгновение выпустить её из виду, и она начинает играть в детектива. Иногда у неё нет чувства самосохранения.

― Какого х*я ты вообще взяла записи?

― Почему это так важно сейчас?

― Ответь на вопрос. Что подтолкнуло тебя к просмотру записей?

Она молчит, прикусив нижнюю губу и глядя на меня сквозь ресницы. Под моим суровым взглядом она пролепетала:

― Аспен сказала, что подозревает, что папин несчастный случай не такой уж и случайный.

Гребаная Аспен. Я собираюсь поговорить с ней о том, что она вбила ненужные мысли в голову Гвинет, когда у нас нет конкретных доказательств.

Я практически уверен, что это был несчастный случай. Если бы это было не так, детективы сказали бы мне об этом, или я бы почувствовал.

― С каких это пор вы с Аспен стали дружны?

― Мы не дружны, но после того, как она сказала об этом, я решила проверить и увидела, что папа нашел маму в день аварии, а что, если это она стоит за этим?

― Это уже перебор.

― А что, если это правда?

― Такая вероятность ничтожно мала, тем более что мы не уверены на сто процентов, что несчастный случай был преднамеренным. Тебе необходимо остановить этот поток мыслей.

― Пока есть такая возможность, я не сдамся.

― Гвинет, тебе нужно двигаться дальше.

― Я сделаю это после того, как доведу дело до конца. Но я смогу двигаться дальше быстрее, если ты мне поможешь.

― Отличные навыки ведения переговоров.

― Училась у лучших. Ты многому меня научил, муж.

Её голос становится хриплым, блокнот выпадает из рук на диван, когда она приближается ко мне.

Бретелька безразмерной майки спадает с кремового плеча. Сегодня на ней нет шорт, только майка.

― Например?

Мой голос хриплый, тело напрягается, реагируя на её жгучий взгляд и то, как она продолжает приближаться ко мне, пока её тепло не смешивается с моим.

― Например, как быть цельной.

― Цельной?

― Да, в этом что-то есть. Мне нравится быть цельной.

― Что еще тебе нравится?

― Быть твоей шлюхой.

Я хмыкаю, но не только из-за её слов, но и из-за того, что она заползает ко мне на колени, раздвигая ноги, пока майка не задирается до бедер.

Я обхватываю её крошечную талию, и она извивается на моём твердом, словно камень, члене.

― Так ты моя шлюха?

― Да.

― Только моя?

― На данный момент.

В моей груди разгорается пламя от её слов, меня так бесит это ощущение, что я впиваюсь пальцами в её бока. Она стонет, когда я проникаю рукой под майку, и это сопровождается моим ворчанием, когда обхватываю обнаженную п*зду.

― Ты готова меня принять, жена?

― А ты как думаешь?

Я сжимаю в кулак майку и поднимаю её над головой. Она без лифчика, моя плохая девочка.

Вместо того чтобы стянуть одежду, укладываю её на диван и связываю запястья майкой.

― Что… что ты делаешь?

― Не двигайся.

― Почему?

― Не задавай вопросов, ясно?

― Я-ясно.

Дрожь в её тоне заставляет мой член вжаться в ширинку шорт.

Поэтому я встаю, спускаю их и снимаю футболку, пока Гвинет наблюдает за мной огромными глазами, которые превратились в мириады ярких цветов, которые смешиваются и смешиваются по мере того, как она наблюдает за мной.

Я не должен чувствовать себя таким чертовски гордым от того, что она смотрит на меня подобным образом, словно я единственный в её мире.

И это вызывает гребаную эйфорию.

― А теперь я хочу, чтобы ты раскрыла свои ножки и подняла их вверх, малышка, как делаешь, когда спишь на диване.

Её лицо приобретает глубокий оттенок красного, но она делает, как я сказал, ― поднимает ноги и раздвигает их, предоставляя мне прекрасный вид на её влажную киску.

Я становлюсь перед ней на колени и скольжу членом вверх и вниз по её влажным складочкам.

Её ноги дрожат в воздухе, она стонет, потом охает.

― Нэйт...

― Что?

― Разве ты не собираешься меня трахнуть?