ГЛАВА 9

Гвинет

Я не спала всю ночь.

И это своего рода проблема, потому что я становлюсь дерганой и нервной, когда не высыпаюсь.

Я часто страдаю бессонницей, это усугубляется тем, что мне не удалось полностью избавиться от чувствительности к этому слову. Оно написано красным фломастером, потому что это одно из слов, с которым мне сложнее всего.

Наряду со смертью.

Думаю, мне также нужно добавить в красный список словосочетание ― двигаться дальше, поскольку у меня не получается это сделать. Я должна, обязана, но мой разум застрял в петле другого типа, из которой не могу выбраться.

Поэтому я провела ночь в шкафу. Я хотела остаться с папой, но Нэйт сказал своим строгим голосом: иди домой и немного поспи, потому что завтра ― сегодня ― важный день. Он не озвучивал последнюю часть, но я догадалась об этом.

Однако я не могла заснуть. Даже после того, как врубила Twenty One Pilots в наушниках и измотала себя танцами. Не помогли и три таблетки снотворного. Или, возможно, их было пять. В какой-то момент я сбилась со счета.

Мне так и не удалось заснуть. Обычно папа заваривал мне травяной чай со вкусом ванили и читал сказку, словно я маленькая девочка. Включал успокаивающую музыку и оставался рядом со мной, пока не засну.

Но его не было в нашем призрачном доме, который из-за его отсутствия казался декорацией к фильму ужасов. Возможно, именно поэтому я не могла уснуть. Не могла перестать думать о том, что буду делать, если с ним что-то случится, пока я буду под действием лекарств. Что, если я не смогу добраться до него вовремя?

Что, если смерть настигнет его, как и дедушку?

Поэтому сегодня утром первым делом я поспешила сюда. Мне нужно было увидеть его и убедиться, что эти дурацкие аппараты пищат. Что он жив и не бросил меня.

Они перевели его из отделения интенсивной терапии, потому что он может самостоятельно дышать, и отек почти рассосался. Однако за ним необходимо наблюдение, поэтому сейчас он находится в отдельном крыле больницы, где за ним присматривает медсестра в палате со специализированным оборудованием и тому подобным. Но ничто не способно залечить синяки на его лице или вдохнуть жизнь в его неподвижное тело.

Я опускаюсь на колени рядом с кроватью и беру его за руку. Она поцарапана и кажется безжизненной, как и он.

Когда я пытаюсь заговорить, сокрушительная волна эмоций сдавливает горло, слова звучали приглушенно.

― Папа... ты говорил, что я должна тебе все рассказывать, потому что ты мой лучший друг, верно? Ты единственный друг, которому я доверяю настолько, чтобы излить свое сердце, не беспокоясь о том, что в дальнейшем это используют против меня. Единственный друг, который не осудит меня, даже несмотря на то, что я немного странная, у меня странная фобия перед словами и людьми, и иногда я могу быть опустошенной. Я снова чувствую себя так, папа. Опустошенной. И в отличие от других случаев, не вижу положительной стороны. Это просто неуместно и плохо, и на ум приходит много других негативных слов. Я думала об этом прошлой ночью, как ты советуешь, когда я в тупике. Ты сказал, что я должна сделать глубокий вдох и подумать о сути проблемы, потому что как только мне удастся ее решить, все остальное наладится. Кажется, я нашла решение, папа. Это бракосочетание с Нэйтом. Мне не стоит этого делать, верно? Даже если это защитит твое имущество и то, что ты мне оставил. Я не должна цепляться за него, словно вредитель. Не хочу быть обузой, папа. Не хочу, чтобы Нэйт нянчился со мной или обращался как с нежным цветком только потому, что я твоя дочь.

Я облизываю губы, ощущая солоноватый привкус, который просачивается в мой рот.

― Так что, пожалуйста, очнись. Если ты это сделаешь, мне не придется отвратительно себя чувствовать из-за того, что использую его. Мне не придется принуждать его и лишать выбора. Я поступала так раньше, и он плохо отреагировал. Не уверена, что ты заметил, но он избегал меня, не замечал, словно меня никогда не существовало. Это причиняло боль, но все в порядке, потому что я с ним покончила. Мне так кажется. Так что, пожалуйста, открой глаза и вернись. Пожалуйста, не позволяй мне быть обузой, папа.

Я опускаю голову на его руку, как будто это заставит его пошевелиться или осознать, что я нахожусь рядом с ним. Словно это поможет ускорить процесс его выздоровления.

Почему я все это сказала? Потому что думала об этом на протяжении пяти дней, позволяя этому гноиться внутри меня, убивая все хорошие слова и оставляя только негативные. Те, которые находятся в красном списке, с которым у меня проблемы.

Я разрываюсь между чувством долга и здравым смыслом ― что включает в себя не быть занозой в заднице.

― Кто сказал, что ты ― обуза?

Я быстро вскидываю голову. Так быстро, что немного дезориентирована, и резкий звук срывается с моих губ. Незначительный, словно визг.

Это он.

Лучший друг папы и мой будущий муж.

Мужчина, в которого я была безнадежно влюблена много лет, прежде чем разрушила все в свой день рождения, а потом забыла о нем, потому что моя гордость не позволяла поступить иначе.

Я определенно с ним покончила.

И все же не могу не заметить, как его мускулистая грудь натягивает пиджак или как темнеют его глаза с каждой секундой, когда он наблюдает за мной. Не могу не задержать взгляд на его чертовски упрямой челюсти и на том, как в данный момент от напряжения ходят желваки. Или на то, как его длинные ноги в мгновение ока преодолевают расстояние между нами, впрыскивая в мою кровь какое-то возбуждающее зелье с каждым мощным шагом.

Когда он останавливается рядом со мной, мне приходится вытянуть шею, чтобы посмотреть на него снизу вверх, потому что он такой большой. Большой, сильный, одним словом ― бог.

И я не хочу упустить ни секунды, чтобы насладиться этим воочию. Вот почему существует религия, верно? Потому что бог настолько ослепителен, что у него появляются последователи, молитвы и жертвы.

Множество жертв.

― Вставай.

Я хочу закрыть глаза и запомнить этот голос, его глубокий тенор, легкое жужжание в нем. Все это. Но что-то останавливает меня ― непрерывный тик его челюсти. Он на что-то злится.

И, возможно у его злости много причин. Потому что он смотрит на меня потемневшими глазами, которые кажутся почти черными.

― Я сказал, встань с пола, Гвинет.

На этот раз он не ждет, пока я подчинюсь, хватает меня за локоть, поднимая на ноги.

Я снова издала резкий звук ― вздох, смешанный с глупым юношеским визгом. Но сейчас это не имеет значения. Его кожа прикасается к моей. Его горячая кожа и большая, покрытая венами, божественная рука.

Место, где он прикасается ко мне, горит, а затем покалывает в быстрой последовательности, глубокое дыхание не прогоняет это ощущение. Может быть, прикосновения тоже должны быть в списке негативных моментов, потому что мне необходимо приучить себя к ним.

Или, может, стоит ограничить прикосновения Нэйта.

Он наклоняет голову набок, глядя на меня суровым, критическим взглядом, словно я преступник. Теперь я уподобилась им, потому что выбрала не тот объект восхищения?

― Ты слышала, что я сказал?

― О чем?

Я совершенно не слушала, потому что он все еще прикасается ко мне. Все еще держал свою теплую руку на моем локте. Нэйт так не делает, знаете ли. Он не прикасается ко мне. Никогда. Я пытаюсь это сделать и каждый раз терплю неудачу.

Но он делает это прямо сейчас.

И трудно сосредоточиться, когда я парю в облаках.

― О том, что ты не обуза.

Сердце колотится, и я не могу контролировать дрожь, которая распространяется по конечностям. Это рефлекторная реакция, выдающая мои эмоции, и я ненавижу это. Особенно в его присутствии. Человека, из-за которого это происходит каждый чертов раз.

― Обуза. ― Я опускаю голову, уставившись на свои белые кроссовки, и это автоматически заставляет меня посмотреть на его чопорные кожаные туфли. И разница между нашей обувью настолько разительна, что это помогает мне закрепиться в настоящем моменте, пусть и временно.

― Я знаю, что ты женишься на мне, потому что хочешь защитить папино имущество, и это нормально, но это все равно делает меня обузой. Потому что я еще недостаточно взрослая, чтобы позаботиться обо всем, и я не закончила университет и не сдала экзамен, так что не могу заниматься юридической практикой или выступать против Сьюзан в суде и...

― Посмотри на меня.

Я качаю головой, сглатывая после всего того, что наговорила. Что, если он увидит стыд на моем лице... или, что еще хуже, то, что я пытаюсь скрыть? Это будет катастрофа, которая никому не нужна.

― Гвинет.

Я вздрагиваю, мое сердце бешено колотится в груди, но не из-за страха. Даже близко нет. Все из-за того, как он произнес мое имя.

Как кто-то может вложить столько силы в одно единственное слово? Как ему так просто удаётся произнести мое имя? И это жутко, что я хочу, чтобы он продолжал говорить со мной таким тоном?

Только по этой причине я подумываю ослушаться его, чтобы услышать это снова. Но в то же время не могу игнорировать предостережение и серьезность в его тоне.

Поэтому медленно встречаюсь с ним взглядом и жалею, что сделала это, потому что он отпускает мой локоть, и я чувствую, что тону в несуществующей воде.

― Ты на самом деле веришь, что я решил так поступить только для того, чтобы быть рядом с тобой, или потому что я рыцарь в сияющих доспехах? Это не так, Гвинет. Далеко не так.

― Тогда кто же ты?

― Рыцари в сияющих доспехах сражаются на благо других. А во мне нет ни одной благородной жертвенной косточки. Причина, по которой я женюсь на тебе, заключается не в том, что я хочу защитить тебя или наследие Кинга. Я защищаю свою фирму. Свое собственное имущество. Так что тот факт, что ты чувствуешь себя обузой, является ненужным. Мы используем друг друга. Понимаешь?

Моя грудь раздувается, и из меня выходит сильный поток воздуха. Но не от облегчения. А из-за того, что я была настолько сосредоточена на том, как он говорил, что забыла дышать.