- Ты должна осознавать последствия, - сказал отец напряжённым голосом. Он так и не встретился взглядом с Лараджин. – Влечение между господином и слугой всегда заканчивается плохо. Молодой мастер Тальбот будет вынужден обеспечивать любого ребёнка, родившегося от такого союза, но незаконное дитя станет позором для имения Ускевренов. Ты не сможешь выполнять свои обязанности, пока будешь на сносях, а потом – пока будешь выкармливать младенца, и…

- Вот что тебя больше всего заботит? – оборвала его Лараджин. – Позор для хозяев? И мои обязанности? А как насчёт правды?

Её отец повернулся к ней с выражением боли.

- Обязанности иногда важнее правды, - хмуро заявил он. – Долг держит имения – и семьи – вместе. Если бы не мои обязанности перед твоей матерью, ты… - он резко замолчал, как будто сказал слишком много.

- Ты больше беспокоишься о лошадях, чем о матери, - прошептала Лараджин. – Или обо мне.

Она не хотела, чтобы отец услышал это замечание. Она отвернулась, чтобы снять простыню с верёвки, но теперь отец убрал бельё в сторонку.

- Ты очень важна для меня, - сказал он дрожащим от переживаний голосом. – Даже несмотря на то, как часто ты меня разочаровываешь. Даже несмотря на то, что ты не моя дочь.

Лараджин изумлённо моргнула. Она открыла рот, собираясь спросить отца, верно ли его расслышала – действительно ли он произнёс эти слова. Но наружу выскользнул только шёпот:

- Что?

- Спроси свою мать, - сказал отец. Он позволил простыне упасть между ними, как занавесу.

Лараджин потрясённо замерла. Отец захромал прочь, покинув комнату. К тому времени, когда она подумала броситься за ним, он уже ушёл.

Она медленно прошла по коридору, погрузившись в бурлящие мысли. Неожиданно стал понятен, давно кипевший гнев её отца, направленный на мать. Если Лараджин была ребёнком другого, совсем неудивительно, что ревность Талита с годами превратилась в горечь. Лараджин видела, что отец по-прежнему любит мать, но до сих пор не понимала, почему сдерживает свои чувства – или почему иногда смотрит на Лараджин, как будто не знает, кто она такая.

Лараджин уже знала, что совсем не похожа на отца и не обладает его манерой поведения. Пока отец занимался своими делами тихо, как рождённая для уздечки лошадь, Лараджин кипела от любого прикосновения её униформы прислуги. Они различались, как тень и свет.

Лараджин обнаружила себя в дверях, ведущих в одну из малых кухонь. Единственной прислугой внутри была её мать. Шонри Веллран наклонилась над тяжёлым деревянным столом, замешивая тесто. Рядом с ней в духовке ярко пылал огонь, а тёплый воздух пах закваской и кремом. Её руки были белыми от муки. Шонри раскатала тесто в длинные тонкие полосы, затем ловко заплела его. Она выдавила сок из тёрпкого фрукта в тесто, затем припудрила его щепоткой коричневых специй.

Лараджин смотрела на мать, пытаясь увидеть её глазами отца. Шонри недавно исполнилось шестьдесят. Её красные волосы поблекли до цвета бледного пепла, а руки усеяли морщины. Хотя всю свою жизнь она была служанкой, мать Лараджин обладала намёком на гордость в осанке и тонкой красотой, которую не смогли до конца стереть годы. Она была одной из любимых слуг старого мастера и её часто приглашали к большому столу, чтобы похвалить за нежную выпечку с редкими специями со всех частей Фаэруна.

Неужели Шонри вызвал один из слуг мастера, чтобы оказать внимание несколько иного рода? Неужели Лараджин была незаконным отпрыском союза, подобного тому, который отец, по его мнению, пытался предотвратить?

Как будто ощутив на себе пристальный взгляд Лараджин, Шонри оторвалась от теста. Она улыбнулась дочери и указала на ступку с зеленоватыми орехами.

- Лараджин, если ты закончила с простынями, разотрёшь их для меня?

- Мать, мне нужно кое-что знать…

Вопрос умер на устах Лараджин. Но её выражение рассказало всё без слов.

Мать накрыла тесто мокрой тканью.

- Что-то тебя беспокоит, - сказала она, давая дочери знак подойти ближе. – Расскажи мне, в чём дело.

Лараджин обнаружила, что не может отойти от двери. Она крепко схватилась за дверной косяк и торопливо заговорила:

- Отец говорит, что я не его дочь. Я ему верю. Я хочу знать, кто мой настоящий отец.

На лице Шонри промелькнул гнев. В следующее мгновение он сменился решительным выражением. Она похлопала по стулу рядом с собой.

- Садись. Пора тебе узнать правду.

Лараджин медленно, как будто во сне, пересекла комнату. Она уселась рядом с матерью и ждала, пока мать тщательно вымоет руки. Затем Шонри тоже уселась.

- Ты дочь своего отца, - сказала она осторожно. – В той же степени, в какой и моя дочь. Никогда об этом не забывай.

Лараджин кивнула. Она знала, что отец и мать любят её. Она считала, что у них с матерью тёплые отношения, хотя доверяла свои секреты тётушке Хабрит.

Шонри смотрела в духовку, хотя на самом деле её не видела.

- Двадцать три года тому назад я потеряла ребёнка, - медленно сказала она.

Лараджин растерялась. Это было не то, что она ожидала услышать.

- Я не понимаю.

- Поймёшь, - сказала Шонри. Она продолжила. – Я сопровождала мастера Тамалона Старшего в поездке на север к Долинам, в торговой экспедиции. Он попросил меня поехать с ним, чтобы оценить качество диких лесных орехов и фруктов, которые хотел приобрести. Это было очень важное путешествие, ключевое для экономического процветания семьи, и встреча была назначена ещё за год. Мне никогда не оказывали подобную честь. Так что я согласилась сопровождать мастера, хотя была беременна и скоро должна была родить.

Глаза Шонри погрустнели.

- Твой отец не хотел, чтобы я уезжала. Мы так долго пытались завести ребёнка…

Она вздохнула.

- Во время того путешествия я потеряла ребёнка. Когда начались роды, мы были глубоко в лесу, далеко от жрецов. Новорождённый погиб.

Лараджин коснулась руки матери.

- Как…

- Торговая экспедиция не увенчалась успехом, - сказала Шонри. – Больше половины орехов оказались повреждены во время сбора, а фрукты не дозрели до нужной степени. Мы задержались лишь на короткое время – мастер решил, что прибыль из этого не получишь.

- Пока мы были там, местные жители, у которых мы остановились, узнали, что я потеряла ребёнка и попросили у мастера об услуге. Одна из их женщин умерла при родах, а у других не было молока, чтобы выкормить дитя. Они попросили господина, чтобы о младенце позаботилась служанка. Я только взглянула в твои прекрасные карие глаза и немедленно согласилась.

Лараджин ловила каждое слово матери, но поверить в них всё равно было трудно.

- Значит… я даже не твоя дочь? – спросила она. – Кто же я тогда?

Шонри едва заметно пожала плечами.

- Сирота. Твоя мать была не замужем, и никто не знал, кем был отец.

Лараджин хотела узнать больше.

- Моя мать была из Долин? – спросила она. – Из какого города?

- Я не знаю, - ответила Шонри. – Мы были в глубине Сплетённых Древ, далеко от городов. Встреча происходила в месте, где росли дикие орехи и фрукты. Мастер не спрашивал имя женщины.

Хотя Лараджин прочно сидела на стуле, ей показалось, что она падает. Её разум ухватился за что-то – какую-то несказанную подробность – и не стал отпускать.

- Ты так и не сказала отцу, что потеряла своего ребёнка, правда? – спросила она. – Он просто гадал, когда сказал, что я не его дочь. Он не знает, насколько был прав.

Шонри встала со стула и взяла железный поднос. Сняв ткань с теста, она осторожно уложила его на поднос, открыла духовку и сунула поднос внутрь.

- Ты закончила развешивать простыни? – деловым голосом спросила она.

Лараджин неожиданно поняла, что мать ей больше ничего не скажет. Знакомая дистанция между матерью и дочерью вернулась. Время для признаний закончилось.

- Ещё нет, - ответила она.

- Ну так займись этим, пока господин Кейл не узнал.

Лараджин тихо стояла, слушая, как плещется вода вокруг лодыжек. Ранним утром в храме Сьюн было тихо. Жрецы воздавали почести Госпоже Любви ночными возлияниями, а на следующий день спали допоздна. Они вставали рано лишь ради особенно прекрасных рассветов.

Снаружи опять шёл снег, дул холодный ветер, но воды великого фонтана, наполняющего двор храма, были тёплыми, как пар летним днём. Могучая жреческая магия поддерживала температуру на приятном уровне. Снежинки, падавшие в открытый двор с его красивыми естественным каменными образованиями и волшебными фонтанами тихонько таяли, не достигая земли. Над поверхностью главного пруда парили волшебные сферы, заполняя храм мягким светом.

Единственным другим посетителем в такой ранний час была девочка лет одиннадцати в багровых храмовых мантиях. Она была рыжеволосой, с высокими скулами и длинными ресницами, намекавшими, что однажды девочка вырастет в настоящую красавицу. Как и у Лараджин, её происхождение было неясным. Жрецы нашли девочку на пороге храма и взяли её к себе.

Лараджин посещала храм достаточно долго, чтобы знать имя девочки: Джейна. В остальном она почти ничего о ней не знала. Мучают ли Джейну те же вопросы что Лараджин? Или зная с рождения, что она – подкидыш, девочка смирилась с тем, что её предки останутся неизвестны?

 Лараджин смотрела, как Джейна высыпала в воду миску бледно-жёлтых лепестков роз. На мгновение их взгляды пересеклись. Джейна улыбнулась, потом застенчиво отвернулась.

Лараджин прошла по воде к одному из прудов рядом с фонтаном. Сформировавшись за десятилетия благодаря камешкам, которые постепенно превратили булыжник в натуральный резервуар из-за обтекавшей их воды, пруд использовался верующими, которые хотели задать богине какой-то вопрос. Его камень был пронизан золотыми жилками и зарос бархатными мхами, которые цвели в здешнем, не ко времени года, тепле.

Лараджин вгляделась в чистую воду, заполнявшую источник, глядя как галька чертит ленивый круг на дне, а по поверхности воды идёт рябь. Это искажало её отражение, смягчая волосы цвета ржавчины, торчащие из-под тюрбана и размывая лицо, слишком длинное и угловатое, чтобы считаться когда-нибудь красивым. Обычно верующие просили у пруда показать лицо будущего возлюбленного. У Лараджин на уме были другие вопросы.