Она прошла ещё несколько шагов по тоннелю, но остановилась, когда увидела пару ярких глаз, разглядывающих её из темноты впереди. В следующий миг их владелец возник в поле зрения на одной из дорожек по краям тоннеля; крупная коричневая крыса.
Лараджин отступила к противоположной стороне тоннеля, пропуская её. Она застыла на полушаге, когда крыса вышла на свет. Это была не обычная крыса. Она кралась по стенке на передних лапах, одной из которых было пернатое крыло, а другая была покрыта густой белой шерстью. Задние лапы щёлкали по камням, как крохотные копытца. Её морда…
Лараджин подняла фонарь.
- Во имя всего нечистого, Тал, ты не поверишь, - сказала она дрожащим шёпотом. – У этой крысы человеческое лицо.
В тот же миг Тал – который снова вернулся под свет фонаря – развернулся и бросился наутёк. Из-за угла тоннеля раздались торопливые всплески его шагов.
- Тал! – крикнула Лараджин. – Куда ты?
Она повернулась, чтобы догнать его – и качнувшийся фонарь выхватил из мрака дюжины пар глаз. Тоннель заполнился шепчущими, щелкающими, шаркающими звуками дюжин изуродованных лап. С тихим всплеском крысы начали прыгать с дорожки в воду. Они поплыли к Лараджин, оставляя круги в грязной воде.
Одна из крыс вскарабкалась по ноге девушки, цепляясь когтями. Лараджин почувствовала острую жалящую боль в бедре и горячую струйку крови. Она сбила с себя извивающееся создание, потом почувствовала, как ещё одна крыса упала ей на плечо. У этой был птичий клюв, которым она клюнула Лараджин в ухо. Закричав, девушка развернулась и выронила фонарь. Он упал в сточную воду и свет погас с громким горячим шипением.
Теперь Лараджин чувствовала крыс на всём теле. Их зубы впивались в её кожу; их лапы, как человеческие руки, хватались за ткань её рубахи. Она яростно хлопала по ним, сбивая по нескольку за раз, но на смену приходили другие. Одна из крыс запуталась у неё в волосах.
Лараджин развернулась и побежала. Хотя тоннель почти целиком был погружён во мрак, она знала здесь каждый шаг. Её глаза были острее, чем у большинства людей, особенно при слабом освещении – она различала тусклые красно-коричневые пятна крыс у себя на теле. Она повернула направо, потом налево, туда, откуда они пришли, на каждом шагу скидывая с себя крыс. Несколько тварей ещё цеплялись за неё, разрывая кожу зубами.
Молясь о том, чтобы не поскользнуться, рухнув лицом в сточную воду, и не быть съеденной заживо, пока будет беспомощно бултыхаться, Лараджин мчалась дальше. Она едва не закричала, когда наконец-то увидела пятно света впереди. Оказавшись на свету, она прыгнула – и её руки сбили одну из сосулек. Она ухватила её на пути вниз, чудесным образом приземлилась на ноги и воспользовалась острой сосулькой, чтобы расправиться с полудюжиной крыс, по-прежнему цеплявшихся за неё.
Один раз она по случайности ранила себя, и после убийства двух крыс сосулька сломалась. Девушка прыгнула снова – промахнулась и со всплеском приземлилась в воду – потом прыгнула уже в третий раз и сумела схватить ещё одну сосульку. Сжимая её онемевшими от холода пальцами, она продолжила наносить яростные удары. Одна за другой крысы отваливались и либо оставались неподвижно дрейфовать, либо уплывали прочь.
Лараджин стояла, задыхаясь, под падающим через решётку светом дня. Мёртвая крыса с вывалившимся раздвоенным языком змеи плавала в воде у её ног. Наверху за решёткой грохотали телеги – их возничие даже не догадывались о битве, которая только что случилась в канализации внизу.
Теперь, когда всё кончилось, у Лараджин затряслись плечи. Оказалось, что она плачет: не столько из-за встречи со смертельной опасностью, сколько из-за того, что Тал бросил девушку, когда она нуждалась в нём больше всего.
Поначалу Лараджин не заметила, что в библиотеке кто-то есть. Треск огня в камине заглушал слабый скрип кожи, а высокая спинка и подлокотники кресла скрывали сидевшего там человека. Она протирала пыль, слишком глубоко погрузившись в собственные мысли, чтобы расставить книги старшего мастера обратно на места в прежнем порядке, хотя знала, что за свою неосторожность получит выговор от господина Кейла. Все книги казались ей одинаковыми: заплесневелыми томами в коже, полными историй о давно погибших. Погибших эльфах. После вчерашнего нападения дикого эльфа Лараджин меньше всего хотела вспоминать об эльфах.
Лишь когда она подошла ближе к огню, чтобы протереть шахматную доску и забрать пустые винные кубки со стола, она ощутила слабый запах канализации, который не смог заглушить аромат мыла. Она заглянула за край кресла и увидела того, кого искала весь вечер: Тала.
Он смотрел в огонь беспокойным взглядом. Его широкие руки были сложены перед лицом, а на них покоился подбородок. Его лицо было чисто выбрито, и он переоделся в свежую одежду.
Лараджин постучала щёткой для пыли по столу. Упала и покатилась по доске пешка, рухнула на каменный пол.
Тал поднял взгляд, только сейчас заметив Лараджин. По его лицу пробежала череда сменяющихся эмоций: изумление, облегчение, вина. Он вскочил и протянул руки, чтобы заключить её в одно из своих медвежьих объятий, но Лараджин резко отстранилась. Её нога зацепилась за столик, свалив остальные фигуры. Она даже не остановилась, чтобы испугаться тому, что только что уничтожила идущую игру – очередное соревнование ума между господином Кейлом и старшим мастером. Сейчас гнев господина Кейла казался несущественным.
- Лараджин, я… - Тал опустил руки. – Хвала богам, ты в порядке. Эти крысы…
- Почему ты сбежал? – спросила Лараджин. Она хотела разозлиться на него, ударить руками по его широкой груди и сказать, как она испугалась, что её чуть не убили. Она получила почти дюжину укусов, и они болели, хотя были всего лишь поверхностными.
- Мне пришлось сбежать, - сказал Тал. Выражение отчаяния мелькнуло в его глазах. – Я не мог рисковать, что… Я мог…
Лараджин опустилась на столик рядом с разбросанными фигурами. Теперь, лицом к лицу с Талом, боль внутри неё стала холодной и острой, как кончик сосульки, которой она убивала крыс. Без лишних слов она подняла край юбки, чтобы показать ему укусы на ноге. Кожа вокруг бинтов распухла и покраснела.
- Ты их обработала? – спросил Тал с тревогой в глазах. – Крысы разносят заразу. Их укусы…
- Ты умеешь орудовать ножом, - сказала Лараджин. – Ты один из лучших учеников мастера Феррика. Если бы ты остался и защитил меня, укусов бы не было. Я просто хочу знать, почему ты сбежал, Тал. Почему?
Тал с тяжёлым вздохом опустился в кресло. Он уставился на бинты на запястье Лараджин. На этот раз, когда он потянулся к ней, Лараджин позволила взять её за руку. Долгое мгновение они сидели молча, слушая треск огня, пока в беспокойном взгляде Тала шла какая-то борьба.
- Лараджин, - сказал он, наклонившись к девушке. – Я должен кое-что рассказать о себе. Я…
И как раз в этот момент отворилась дверь в библиотеку. В комнату вошёл мастер Тамалон Старший – и остановился, когда увидел Лараджин и Тала, сидящих у огня. Тёмные брови сошлись вместе, когда его проницательный взгляд заметил руку Лараджин в руке Тала. Испугавшись, Лараджин выдернула руку и торопливо вернула юбку ниже колен. Старший мастер прищурился. Когда Лараджин поняла, о чём он думает, она покраснела.
Тал встал, чтобы встретить отца, а Лараджин опустила голову и стала нервно расставлять фигуры на доске. Они продолжали падать, и скоро белые и чёрные смешались.
Тал мгновенно считал суровый вид отца.
- Отец, я могу всё объяснить. Лараджин была… Мы…
- Тал, я хочу с тобой поговорить, - сказал старший мастер. Он воспользовался своим тихим голосом, который всегда использовал, когда Лараджин и Тал были ещё детьми, бегавшими вместе по коридорам, врезаясь в гостей и сановников.
Уголком глаза Лараджин увидела, как опустились плечи Тала. Второй сын снова стал разочарованием для отца. На сей раз он был не виноват, но не мог объяснить, почему – если хотел сохранить в тайне путешествие Лараджин по канализации.
Лараджин знала, как он себя чувствует. Набравшись храбрости, она выпрямилась и встретила взгляд хозяина, но его выражение заставило девушку замолчать.
- Оставь нас, Лараджин, - сказал он. – Мне с сыном пора немного поговорить о самоконтроле.
На лице Тала смешались раздражение и страх. Бросив на него последний взгляд, Лараджин торопливо вышла из комнаты.
- Мы с Талом не сделали ничего дурного! – угрюмо заявила Лараджин. – Мастер лжёт, если говорит иначе.
Когда её отец поднял руку, Лараджин неожиданно поняла, что зашла слишком далеко. Одно дело было защищать себя, но ставить под вопрос слова старшего мастера – совсем другое. Она вздрогнула, но не стала отступать, ожидая боли от удара.
Занесённая рука её отца дрожала – было видно, как сильно он старается сдержать свой гнев. Талит Веллран был мягким человеком, который за сорок лет службы в имении Ускевренов ни разу не использовал кнут на лошадях, с которыми работал. Хотя они с женой часто ссорились, Лараджин никогда не видела, чтобы он ударил мать. Сейчас, когда он смотрел на Лараджин, его глаза пылали.
Талит уставился на свою руку, как будто она его предала, потом провёл мозолистой ладонью по своей бритой голове. Он раздражённо зашагал между льняными простынями, слегка прихрамывая на травмированную несколько лет назад ногу. Старая рана беспокоила его только тогда, когда погода менялась к худшему. За закрытым окном ждал неподвижный и холодный вечерний воздух, но Лараджин чувствовала надвигающуюся бурю эмоций.
Они стояли в сушилке между потрескивающими жаровнями и верёвками, увешанными бельём. Талит пришёл прямо из конюшен и по-прежнему был одет в кожаный фартук. Его белая хлопчатая рубаха с золотыми и синими лентами была покрыта пылью и пахла лошадьми и сеном. В отличие от домашних слуг, его работа заканчивалась рано вечером, после кормёжки лошадей. Однако он часто задерживался до ночи. Лараджин поступала так же – только её дополнительные обязанности были наказанием от господина Кейла, и девушка выполняла их с молчаливым протестом, а не по собственной воле.