— Попробуй себя на вкус, — потребовал он гортанным голосом.

Он держал основание своего члена, представляя его мне. Он блестел от… моей смазки.

Я, не колеблясь, взяла его и положила в рот. Роуэн был крупным, очень крупным, так что он еле поместился во мне.

И я ощутила свой вкус. Наш.

Мое тело покалывало от этого, от той власти, которую я имела над этим неуклюжим мужчиной, пока стояла на коленях.

Я взяла его жадно, ненасытно, проводя языком по его изысканной, твердой длине, упиваясь звуками удовольствия, издаваемыми мужчиной передо мной.

Руки Роуэна запутались в моих волосах, потянув за пряди, а затем притянув меня назад, так что я посмотрела на него сквозь ресницы.

— Я сейчас кончу, детка, — предупредил он. — Если ты не хочешь, чтобы я делал это у тебя во рту, скажи.

Я сжала его крепче, достаточно сильно, чтобы он зашипел от удовольствия, затем ответила ему, наклонившись вперед и снова взяв его в рот.

— Черт, — прорычал он, грубоватый тон его голоса заводил меня еще больше. Его рука переместилась на мой затылок, пока он трахал мой рот.

Его освобождение было неожиданным, но я проглотила все, наслаждаясь.

Я снова опустилась на колени, вытирая уголок рта и пристально глядя на него.

И что это было за зрелище! Его мышцы блестели от напряжения, он сильно трахал меня и кончал еще сильнее, о чем свидетельствовали быстрые подъемы его груди.

Но это выражение его глаз, которое сбило бы меня с ног, если бы я стояла на них.

Да, его глаза были затуманены желанием, пропитаны эротическим удовлетворением. Но было и нечто большее, чем это. Что-то более тяжелое и плотное, чем чистое желание. В них было благоговение.

Возможно, это я стояла на коленях, но он поклонялся мне.

Прошло всего пару секунд, но я не смотрела на Роуэна снизу вверх, а была в его объятиях.

— Я никогда от тебя не отстану, кексик, — проскрежетал он, неся меня по коридору и вверх по лестнице в мою комнату. — Не успокоюсь, пока каждый дюйм твоей кожи не станет моим.

И он делал это остаток ночи, хотя каждый дюйм моей кожи принадлежал ему с той секунды, как я увидела его, входящего в пекарню.

Я должна была догадаться, что мать Нейтана рано или поздно появится.

Его выгнали из города.

Нет, я знала, что Роуэн человек слова, и еще знала, что Нейтан недостаточно умен, чтобы держаться подальше. Прогнуться под Роуэном. Я сделала мысленную пометку поговорить об этом с Роуэном. Мы никогда по-настоящему толком не разбирались в том, что произошло, и почему он это сделал. Мы были заняты.

Но какой бы ни была угроза Роуэна, она, очевидно, сработала. Из того, что я слышала из городских сплетен, Нейтан был в Нью-Йорке, работал в какой-то известной фирме по недвижимости.

Я уверена, что большая часть этих сплетен исходила от женщины, носившей сшитый на заказ брючный костюм как у Хилари Клинтон. То же самое и со стрижкой.

Она подчищала за своим сыном. Сохраняла лицо перед загородным клубом, чтобы убедиться, что их драгоценная репутация осталась нетронутой. Я знала, как много эти вещи значили для нее, потому что она давала понять. Говорила, что я никто, и чего от меня будут ожидать, когда я выйду замуж за ее сына. А именно: отказаться от своего бизнеса, от своей карьеры, чтобы я могла сделать прическу, надеть жемчуга и начать рожать детей.

Я любезно сказала ей, что этого не произойдет.

Когда она узнала, что я не только жила как мусор в трейлере, но и не смогла превратить во что-то приемлемое для нее и ее семьи, я начала ей активно не нравиться. Конечно, она никогда ничего не говорила прямо, никогда не делала ничего такого, что я могла бы донести до Нейтана. Она скрывала свои оскорбления, говоря лишь, что я слишком толстая для дизайнерских платьев, которые носили все остальные, о том, что с моей стороны на свадьбе будет пусто, потому что у меня нет семьи. Нейтан бы заметил, если бы попытался обратить на меня внимание. Но нет. Он позволил своей матери обращаться со мной так, как она хотела, не вмешиваясь и не заступаясь.

И когда она вошла в дверь пекарни, брезгливо вздернув нос, я не в первый раз подумала, как рада, что мне не придется иметь дело с этой женщиной всю оставшуюся жизнь.

Однако у меня было предчувствие, что в какой-то момент мне придется с ней поговорить. Не потому, что я отменила свадьбу — она уже излила на меня свой яд по этому поводу, — а потому, что Нейтана больше нет в городе. Он больше не «главный» в маленьком городке. Больше не тот сын, которым она могла бы хвастаться на своих благотворительных обедах.

И она собиралась обвинить меня. Потому что она никогда не видела Нейтана таким, каким он был, а я была козлом отпущения за все, что произошло в его жизни с тех пор, как он встретил меня.

— Уйдешь на кухню, детка? — спросила меня Фиона, не сводя взгляда с женщины в «Chanel», прижимающей сумочку к телу, как будто она шла по плохому району.

— Нет, — я улыбнулась последнему покупателю, когда Клэр подошла к прилавку. — Я могу с этим справиться.

Сейчас я чувствовала себя сильнее, чем когда-либо раньше. Свободнее с тех пор, как я дала себе разрешение отменить свадьбу. И да, с тех пор, как мы с Роуэном стали чем-то особенным. Он заставил меня почувствовать себя сильной. Заставил увидеть силу, которая уже была внутри меня.

Невероятно, насколько сильно эта женщина напоминала мне мою мать. Не по внешнему виду… Клэр носила короткие стрижки, а у моей мамы волосы длиннее, ниже плеч. Клэр была миниатюрной и худощавой, а мои формы достались мне от матери. Но обе они были накрашены косметикой «Estée Lauder», накачаны ботоксом и пахнули «Chanel №5».

Они обе усовершенствовали способ смотреть на кого-то с презрение, не имея возможности пошевелить ни одной из своих лицевых мышц.

Тина бормотала оскорбления в адрес кофеварки, когда женщина приблизилась, но остановилась, как только та оказалась в пределах видимости.

Тина повернулась, положив руку на бедро, и посмотрела на мою бывшую почти свекровь с открытым презрением и враждебностью.

Мне было приятно видеть, как ее осунувшееся лицо напряглось в чем-то, напоминающем страх. Тина не была впечатлена или напугана властью, которой та обладала в этом городе.

— Клэр, — поприветствовала я ее, натянуто, но не тепло улыбаясь. — Что я могу предложить?

— Я здесь не ради… этого, — Клэр указала на стеклянную витрину, полную сладостей, с плохо скрываемым отвращением. Что имело смысл, поскольку с тех пор, как я ее знаю, я не видела, чтобы эта женщина съела больше нескольких кусочков салата или курицы.

— Я пришла сказать, чтобы ты вернула моего сына в город, — она обратила свое внимание на меня.

Я нахмурилась, глядя на женщину.

— Мы с Нейтаном больше не помолвлены, как тебе хорошо известно. Я не могу контролировать то, что он делает или не делает.

Клэр крепче сжала свою сумочку.

— Я точно знаю, что он был у тебя дома в ту ночь, когда просто уехал без предупреждения. Я знаю, что это как-то связано с тобой. У тебя всегда была над ним власть, которую я никогда не могла понять.

Ее острый взгляд пробежался по моему телу, сообщая, что, по ее мнению, мне катастрофически не хватает. Ее стандарты красоты пришли из эпохи, когда женщины должны были практически страдать анорексией, чтобы казаться желанными.

Хотя, к сожалению, та эпоха не покинула нас полностью.

Я мысленно вздохнула, положив ладони плашмя на стойку.

— У меня клиенты, — сообщила я ей, взглянув на небольшую очередь позади нее. — Если ты не собираешься что-то заказывать, боюсь, мне придется попросить тебя отойти в сторону.

С таким же успехом Клэр могла бы пососать лимон.

— Я выпью кофе. Черный.

— Хорошо, Тина? — спросила я.

— Поняла, — ответила Тина, ее пристальный взгляд был прикован к Клэр достаточно долго, чтобы та поерзала на своих дизайнерских каблуках.

Кофеварка снова ожила, когда я уставилась на Клэр, больше не желая позволять женщине смотреть на меня свысока, заставлять чувствовать себя ничтожеством.

— Нейтан сделал свой выбор, — сообщила я ей. — Я не имею никакого отношения к тому, что он уехал из города. К счастью, я больше не имею ничего общего ни с ним, ни с тобой.

Клэр резко втянула воздух.

— Ты — кусок дерьма, — прошипела она, отбросив всякое притворство вежливости. — Из всех женщин, которые хотели Нейтана, из всех женщин, которые заслуживали его… Которые заслужили наше фамильное имя. Из всех женщин он выбрал тебя. Он был лучшим, что когда-либо случалось с тобой, а ты его бросила. Разбила ему сердце. Выгнала его из города, в котором он родился.

Я громко рассмеялась над этим. Не могла сдержаться.

Это разозлило женщину еще больше. Возможно, она нахмурилась, но кто знал, учитывая все токсины, замораживающие ее лицевые мышцы.

— Ты заблуждаешься, — покачала я головой, как только взяла себя в руки. — Нейтан никогда не будет лучшим в жизни девушек. Потому что его воспитали так, словно он — божий дар, хотя на самом деле он просто еще один богатый засранец, который не знает, где клитор.

Я действительно жалела, что у меня нет фотоаппарата, чтобы увековечить выражение лица Клэр. Фиона рядом со мной изо всех сил пыталась сдержать хихиканье, и даже Тина подавила смешок.

К сожалению, шок на лице Клэр длился всего несколько секунд. Затем она пришла в себя и бросила ядовитый взгляд в мою сторону.

— Ты мусор, — прорычала она. — И заплатишь за то, что выгнала моего сына из города. Запомни мои слова.

Я издала смешок.

— Ты говоришь как злодей из «Скуби Ду», — затем я слегка наклонилась вперед, прищурившись и глядя на нее. — Теперь я понимаю, что WASP{?}[популярное идеологическое клише в середине XX века; термин, обозначавший привилегированное происхождение] — это напиться или накачать себя наркотиками, чтобы потом отрицать, с кем спит твой муж, откуда берутся деньги и правду о детях, которых ты вырастила, но я думаю, ты достаточно умна, чтобы понять, что твоего сына местные жители не уважают. Меня, наоборот… — я сделала паузу, чтобы оглядеть свою переполненную пекарню, многие жители которой были заинтересованы в этом выяснении отношений. — У меня хорошая репутация, потому что мусор я или нет, но я изо всех сил стараюсь быть хорошим человеком. Я обеспечиваю работой, сахаром и хорошим кофе. Я по-настоящему приятный человек. Итак, я бы хотела посмотреть, как ты найдешь способ «заставить меня заплатить» без ответных мер со стороны всего города.