Я кивнула, поджав губы.

— Да. Потому что ты приходишь сюда и говоришь, что тебе нужно остаться в моем доме, будто я, тридцатитрехлетняя женщина, которая прожила сама по себе всю свою взрослую жизнь, не засовывая пальцы ни в какие розетки, не могу остаться в своем доме одна.

Его губы дрогнули. Мэгги, которую теперь явно тошнило от всего этого, оставила свой пост рядом с хозяином и подошла к камину, плюхнувшись перед ним.

Я на мгновение отвлеклась на собаку и на то, будто она здесь и должна быть.

Да, это из-за собаки я ощущаю странные чувства, а не из-за мужчины.

Нужно было завести собаку.

— Мэгги может остаться, — решила я, оглядываясь на Роуэна. — Но вы, сэр, должны уйти.

Губа Роуэна больше не просто подергивалась. Теперь он ухмылялся. Я никогда не видела, чтобы он ухмылялся. Он выглядел очень, очень хорошо.

— Мэгги ходит за мной по пятам, — сообщил он мне.

— Куда бы ты ни пошел? — возразила я.

Он кивнул.

— Но ты работаешь на стройке.

— Я помню.

Я выпустила струю воздуха.

— Нельзя брать собаку на строительную площадку.

— Скажи это Мэгги, — ответил он. — Она еще щенком там находилась.

— Это противоречит кодексу.

— Мы действительно будем говорить о строительном кодексе? — спросил Роуэн, явно забавляясь.

— Нет, — я нахмурилась. — Мы говорим о тебе. Ты не останешься здесь. Нейтан — не проблема.

Все мерцания и ухмылки прекратились.

— Да, — он сменил позу. — Я видел, как его задние фары выехали за пределы города меньше часа назад.

Я несколько раз моргнула, глядя на него.

— Извиняюсь?

— Я наблюдал, как он упаковывал сумку, затем сел в свою машину и уехал из Юпитера.

Я попыталась переварить все эти детали.

— Подожди, ты выгнал его из города? — спросила я. — Ты буквально прогнал его из города, — это был не совсем вопрос, потому что напряженность в его глазах сказала мне, что он не врет, и при этом он не показался человеком, склонным к преувеличениям.

Роуэн промычал в знак согласия. Его поведение все еще было несколько пугающим, с напряженными плечами, жесткой челюстью, бурными глазами. Но в нем больше не было той кипящей интенсивности, которая царила в пекарне сегодня. Но оставалась на моей коже. Что-то другое заменило его. Что-то немного более мягкое, но не менее мощное.

— Но семья Нейтана живет здесь много лет, — пролепетала я. — Они были одними из основателей, если верить его матери.

Фиона и я придерживались мнения, что его семья, вероятно, вытеснили законных поселенцев этого места — либо силой, либо взятками… Затем глубоко похоронили правду, чтобы господствовать над всеми.

Роуэн ничего не ответил на это. Пожал плечами. Ничего. В глазах напряженный, непоколебимый взгляд.

— Он ушел? — повторила я.

Кивок.

Нейтан всегда был большой рыбой в маленьком пруду. Когда мы были вместе, он говорил о том, что достоин большего. Что этот город отсталый и застрял в прошлом, и все жильцы недалекие идиоты. Я ни в чем с ним не соглашалась. Хотя я была не из тех, кто сильно сопротивляется, я сопротивлялась, когда он нес чушь о городе, который стал моим домом, и о людях, которые стали моей семьей.

Потом он перестал говорить подобное. По крайней мере, не часто. Он всегда говорил о переезде в Нью-Йорк, Лос-Анджелес, где смог бы полностью раскрыть свой потенциал. Но я всегда знала, что у него не получится, ведь тогда он не будет большой рыбой в пруду. Он станет крошечной рыбкой в огромном океане. Он не самый богатый, не учился в Лиге Плюща. Он вообще не был бы важен там. На каком-то уровне он знал это. Поэтому никогда не уезжал.

Но сегодня уехал.

По приказу Роуэна.

— Я изо всех сил пытаюсь переварить эту информацию, — сказала я ему, возвращаясь к своему пустому бокалу в поисках хоть какого-то облегчения.

Хоть какое-то занятие. Я уверена, если останусь под пристальным взглядом Роуэна еще дольше, мои ноги прожгут дыры в прекрасном, отреставрированном деревянном полу.

Я обошла Роуэна стороной, направляясь к бутылке. Да так сильно обошла, что врезалась в свою тумбочку, чуть не опрокинув вазу. Она покачалась пару мгновений, прежде чем снова выпрямиться. Я мысленно проклинала свою неуклюжесть, особенно учитывая мою аудиторию. Продолжила свой путь к бару, чувствуя на спине обжигающий взгляд Роуэна.

Я сосредоточилась на открытии новой бутылки вина, не беспокоясь о старой… Не было времени.

Руки дрожали, когда янтарная жидкость плеснулась в мой стакан.

Мне пришло в голову, что я чувствую себя чуть веселой. Мы с Фионой почти распили бутылку вина. Обычно я бы подала обширную закусочную тарелку. Но я была не в себе. Итак, мы вдвоем выпили целую бутылку, ничем не закусывая.

Следовательно, я была навеселе.

Когда я обернулась, Роуэн все еще стоял там, где раньше, только теперь он смотрел в другую сторону… На меня. Он стоял посреди моего дома, выглядя как древнегреческая скульптура.

— Хоть ты и незваный гость, я физически не могу принять тебя, не предложив чего-нибудь, — сказала я ему, мой голос был хриплым. Я хотела, чтобы он был твердым и трезвым.

Но нельзя смотреть на Роуэна и не придыхать. Пьяной или нет.

— Не желаешь бокал вина? — я кивнула на бутылку, которую только что открыла. — Хотя ты не совсем похож на парня, который пьет вино, — я прищурилась на него. — У меня есть множество напитков… Я могу приготовить коктейль на скорую руку. К сожалению, у меня нет пива. И ты больше похож на любителя пива, чем на любителя вина… или коктейлей.

Да, Роуэн точно любитель пива. Он мог бы стать лицом любой пивной компании. Грубый мужчина. С таким взглядом, будто он знает, как отлизывать девушке.

Блять.

Почему я думаю о том, как Роуэн делает куни?

Роуэн не ответил. Вместо этого он подошел к застекленному шкафу — тому, из-за которого у меня был синяк под глазом, — достал стакан — правильный, это важно отметить, — затем вернулся ко мне.

Я затаила дыхание, когда он приблизился, все мое тело напряглось. Его глаза были устремлены на меня, полные обещаний, которых не должно быть. На секунду, очень долгую, у меня мелькнула безумная мысль, что он собирается меня поцеловать.

Но, конечно, он этого не сделал. Он протиснулся мимо меня и взял бутылку вина, которую я открыла.

Он держал бутылку, изучая этикетку.

— Его нужно сцеживать, — заметил он, подняв глаза на меня. — Хороший раритет.

Я быстро заморгала.

— Очень хороший, — согласилась я, ошеломленная тем, что этот суровый, мужественный мужчина знал, какой бокал использовать для какого вина, и распознал хороший винтаж.

Я сохранила эту информацию подальше, сжимая ее внутри.

Его взгляд задержался на моем, прежде чем он налил напиток. Момент был невероятно сюрреалистичным. Роуэн здесь, наливает себе немного вина, как будто это естественно. Как будто он делал это каждую ночь.

Я сделала большой глоток, хотя, вероятно, это не самое умное решение, учитывая мое состояние, близкое к опьянению.

— Могу я предложить что-нибудь поесть? — спросила я, понимая, что проголодалась. — Предполагаю, что со всем этим возвращением в начало 19 века и изгнанием человека из города у тебя, вероятно, разыгрался аппетит, — я с гордостью могу сказать, что теперь в моем тоне появилась нотка язвительности.

Роуэн ни в малейшей степени не ощетинился на мой тон. На самом деле, он улыбнулся. Это было нервирующе. Не только потому, что он демонстрировал белые, ровные зубы, а сама улыбка была действительно горячей. Меня поразило, что за последние несколько минут он улыбался больше, чем за все время, что я его видела.

Конечно, ведь он просто быстро забегал за кофе и выпечкой. Может быть, он улыбался весь день, каждый день, когда его не было рядом со мной. Но я так не думаю. Он не производил впечатления жизнерадостного парня. Некоторые люди называли его ворчуном. Не в плохом смысле. А в сексуальном.

Сварливые мужчины почему-то чаще всего считались задумчивыми, опасными или загадочными.

Сварливых женщин чаще всего считали стервами.

— У меня разыгрался аппетит, — ответил он. — Но я буду рад просто заказать пиццу. Не хочу, чтобы ты ухаживала за мной. Не после рабочего дня.

Эта фраза согрела меня. Ни один мужчина, с которым я была, никогда не задумывался о том, как я провела свой день. Они, конечно, не думали, что открывать пекарню, делать ремонт дома и работать в две смены, — дико сложно.

Я поняла, что у меня ужасный вкус на мужчин.

— Только не пиццу, — выдохнула я.

Ухмылка вернулась. Я решила, что мне нравится эта ухмылка. Я решила, что хочу заказать картину маслом, на которой будет изображена эта ухмылка, чтобы увековечить ее.

— Я сказал заказать пиццу, а не запечь Мэгги, — усмехнулся он.

Я в ужасе посмотрела на собаку, которая мирно храпела на коврике.

— Это ужасный пример.

— Ну, выражение твоего лица, когда я сказал, что хочу заказать пиццу, было такое, словно я предложил поесть собаку, — сказал он вежливо.

— Возможно, я избавилась почти от всех странных и ужасных привычек своего детства, — объяснила я. — Я не экономлю и не пользуюсь купонами, я зажигаю свечи для настроения, а не потому, что у меня нет другого выбора, — я кивнула на свой камин. — Это для декора, а не потому, что здесь нет отопления. И я покупаю подушки за двести долларов. Но по какой-то причине я не могу заставить себя заказывать готовую еду. Не тогда, когда в кладовой и в холодильнике есть продукты. Целая куча всего.

Я не собиралась говорить всего этого. Я намеревалась просто сказать ему, что единственная пиццерия, скорее всего, уже закрыта. Или что Джордж, водитель доставки, вероятно, уже накурился и не поедет сюда.

Но нет, я выплеснула на него целую кучу личных, смущающих подробностей о своем прошлом.

В результате Роуэн больше не улыбался.

Дерьмо.

Черты его лица были напряженными, глаза горели серьезностью, рот сжат в тонкую линию.

Прежде чем он смог что-то сказать или посмотреть на меня с какой-то жалостью, я протопала на кухню, поставив свой стакан на столешницу, чтобы открыть холодильник и просмотреть.