Эш пришел домой, расчистил место и сел со мной, наконец-то сказав мне, что это нормально — чувствовать и то, и другое, и, очевидно, все, что мне было нужно, это чтобы кто-то сказал мне, что это нормально.

Мы убрались, и на следующее утро я пошел в тату-салон и рассказал им, чего хочу.

— Это узор сверхновой, — наконец ответил я.

Ее палец замер.

— Паркер, — прошептала Нова.

Ее глаза встретились с моими в тусклом свете койки, но они сверкали, как звезда, в честь которой мы ее назвали. Биение потребности пульсировало в тесном пространстве и совпадало с биением моего сердца, побуждая меня брать, брать, брать. Прежде чем я успел пошевелиться, она сдвинулась с места, задирая край своей майки, обнажив знакомый рисунок гитарной линии в том же месте, что и моя сверхновая.

Я рассмеялся от неверия. Каковы были шансы?

— Мой рисунок.

— Это было хорошо.

— Это было дерьмо, — засмеялся я.

— Ладно, я, возможно, немного подправила.

Я проследил простейший контур гитары, которую нарисовал для нее однажды ночью, вверх и вниз по извилистым ладам на грифе, вплоть до инициалов П.К., расположенных внутри корпуса гитары. Продолжая — нуждаясь в этом — я наклонился и прижался губами к мягкой коже, впитывая ее вздох. Едва отняв рот, повернулся к ее коже, наслаждаясь тем, как поднимается и опускается ее грудь напротив моего рта. Я задрал ее майку еще на дюйм и прикоснулся к изгибу ее груди.

Нова вскрикнула и провела языком по приоткрытым губам, и я не мог больше терпеть ни секунды. Двигаясь достаточно медленно, чтобы дать ей шанс остановить меня, но с настойчивостью, которую, как я знал, мы оба чувствовали, приподнялся, чтобы достать до ее губ, и прильнул к ним. Она встретила меня на полпути, подняв голову с подушки.

Мы целовались в ту ночь «Игры в бутылочку», но это было совсем другое. Это нарастало, нарастало и нарастало, и остановить это было невозможно. Это были годы ожидания, когда между нами был лишь минимум, и я просто хотел жить с ее ртом на моем всегда.

Этот поцелуй кричал об отчаянии в беспорядочном натиске наших языков, борющихся за то, чтобы почувствовать вкус друг друга, запомнить податливость ее губ под моими зубами, никогда не забыть угол, под которым она наклонила свою голову, чтобы идеально соответствовать мне. Я вдыхал каждый восхитительный вздох и наслаждался каждым всхлипом. Одной рукой зарылся в ее волосы, чтобы удержать ее, а она обхватила мою спину, чтобы держать меня ближе. Я был настолько сосредоточен на том, чтобы, наконец, поцеловать ее, что не мог думать ни о чем другом.

По крайней мере, до тех пор, пока она не выгнулась дугой, и ее соски не царапнули мою грудь, а стонущий всхлип пронесся прямо к моему члену. Тогда я не смог удержаться и позволил своему телу взять контроль. Я перекатился на нее, обхватил ее бедро и раздвинул его достаточно широко, чтобы расположиться между ними. И качнулся вперед, полный решимости снова заставить ее хныкать.

— Паркер, — задыхалась она. — Эш прямо там.

— Тебя это беспокоит? — спросил я.

Когда Нова не сразу ответила «да», я снова покачнулся и прислонился лбом к ее лбу.

— Тебя беспокоит, что он может слышать, какие звуки ты издаешь от удовольствия? Что он, вероятно, представляет себе, как ты выглядишь, когда издаешь этот звук?

— О боже, — снова заскулила она.

Я мягко покачивался, скользя своей длиной вверх и вниз по ее щели, уже чувствуя, как тепло проникает сквозь несколько слоев одежды между нами. Пытаясь оценить ее реакцию, я видел, как она зажмурила глаза, и слабый розовый оттенок окрасил ее щеки.

— Это нормально, если тебе это нравится, — сказал я, когда она не ответила. — Это нормально — хотеть, чтобы тебя видели, Нова.

С тех пор, как я ее знаю, она как будто боялась, что ее заметят слишком много людей, но когда это происходило, Нова расцветала. К сожалению, жизнь постоянно закрывала ее, но человек все еще может быть заметен, не будучи замеченным всеми. В моей голове промелькнула безумная мысль, от которой мне стало в миллион раз тяжелее, и я мог ошибаться, но возможность попробовать была слишком велика, чтобы ее упустить.

— Ты хочешь, чтобы тебя увидели, Нова?

— Нет, я...

— Не как знаменитость, — уточнил я. — Я имею в виду, например, когда ты целовалась с парнями той ночью и сидела у меня на коленях... тебе нравилось, что они смотрят на тебя?

— Я... — Она сглотнула. — Я не знаю.

— Это сделало тебя мокрой? Потому что твои соски были такими твердыми, мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не уделить им все свое внимание.

Нова облизнула губы, ее брови были плотно сдвинуты, но она все еще извивалась подо мной.

— Я… — Еще одна пауза, затем глубокий вдох. — Знаю, что у тебя есть опыт, но я не экспериментировала. Вместо этого я училась, смотря порно.

— О, черт, — вздохнул я, потрясение и желание выбили из меня дух. — Какого рода?

Я не был уверен, что смогу выжить, зная это, но мне это было необходимо.

— Ммм… это был… был эксгибиционизм, — призналась она, зажмурив глаза.

Румянец стал таким глубоким, что распространился по ее шее.

— Нова. Посмотри на меня.

Она приоткрыла один глаз, затем другой.

— Нет ничего, чего бы ты могла пожелать, чего бы я не хотел дать тебе. Нет ничего, что я не сделал бы, чтобы обладать тобой. А то, что ты признаешься в том, что тебя возбуждает, должно быть самой сексуальной, блядь, вещью на свете.

— Да?

— Да. И мы уже знаем, что я люблю внимание.

Нова засмеялась, но смех перешел в стон, когда я скользнул рукой к ее ребрам и снова прижался к ней.

— Держу пари, Эш слышит тебя прямо сейчас, — прошептал я ей на ухо.

Ее дыхание участилось, и она встретила меня следующим толчком. Удерживая ее взгляд, я отдернул занавеску наполовину, держа руку там, ожидая, когда она скажет мне закрыть ее. Музыка из койки Эша прекратилась — явный признак того, что он мертв для мира, но я хотел дать ей понять, что она открыта — что он может наблюдать.

Нова метнула взгляд к койке Эша напротив нас, но не протестовала. Вместо этого она обхватила меня за бока и приподнялась, чтобы потереться об меня. Это, должно быть, самая сексуальная гребаная вещь, которую я когда-либо видел.

Нуждаясь в большем от нее, — чтобы дать ей больше, — я скользнул рукой под ее майку и коснулся мягкой нижней части ее груди. Кожа покрылась мурашками, и я почти отчаянно захотел увидеть ее. Обхватив рукой ее талию, я стал целовать ее шею, теряясь в ее влажном тепле, все ближе и ближе подбираясь к краю.

Это было так похоже на ту ночь на диване, когда мы наконец-то поцеловались, но с гораздо большим знанием и накопленным желанием. Пытаясь понять, как далеко могу зайти, я протянул руку к краю ее майки и начал поднимать его над бледной кожей ее живота. Потом провел пальцами по ее ребрам и посмотрел на нее в поисках разрешения. Эш, скорее всего, спал, но с открытой занавеской, если он проснется, то сможет увидеть ее всю.

Нова снова посмотрела на его койку, румянец залил ее щеки, прежде чем снова посмотреть на меня и кивнуть. Мучительно медленно я потянул майку вверх и приоткрыл ее грудь.

Не сводя с нее взгляда, я наклонился и провел языком по вершине соска, почти отпрянув назад, когда коснулся холодного металла.

Охереть. У Новы проколоты гребаные соски.

Мне кажется, я только что умер и попал на небеса.

Я поднес пальцы другой руки к твердому вершинке, окруженному двумя металлическими шариками. Она хныкала и стонала, когда мой язык нежными движениями поглаживал и дразнил соски.

— Паркер, пожалуйста, — прошептала Нова, выгибаясь навстречу моему рту.

Ее всхлипы становилось все громче, и не в силах больше терпеть, я втянул ее сосок в рот. Она вскрикнула, и я подумал, что кончу прямо там. Боже, мне хотелось стянуть шорты, стянуть с ее тела тонкие штанишки и войти в нее раз и навсегда, но как бы мне ни нравилось исследовать это с ней, наш первый раз вместе будет не на двухъярусной кровати в автобусе.

Это не значит, что я не мог заставить ее кончить другими способами.

Оставив ее грудь, я переместил руку ниже. Она бешено раскачивалась, впиваясь ногтями в любую часть меня, которую могла достать, вскрикивая и постанывая самыми сексуальными звуками, которые я никогда не забуду. Она владела своим удовольствием, и зрелище было ошеломляющим. Когда мы были подростками, она была нерешительной и неосознанной, а теперь она двигалась, стонала и держала меня там, где хотела.

Снова дав ей достаточно времени, чтобы отстраниться, я провел пальцами по краю ее штанов, и когда она не сказала мне остановиться, я скользнул под них, прокладывая себе путь между ее бедер.

— Да, Паркер. Пожалуйста.

— Держу пари, Эш поглаживает себя, готовый кончить вместе с тобой.

Ее глаза пылали, но не отрывались от моих.

— Он не может оторвать глаз от твоих проколотых сосков. Такая хорошая девочка, скрывающая грязные секреты.

Нова приоткрыла рот в стоне, когда я скользнул между мягкими складками ее киски, встречая влажный, скользкий жар.

— Такая грязная девчонка, которая хочет, чтобы все смотрели, как она кончает.

— Да.

Я лишь прикоснулся к ее входу, чтобы вытянуть больше ее влаги к ее мокрому клитору, прежде чем она кончит. Нова толкнулась, и я стал водить пальцами взад-вперед, кружа и постукивая, положив другие пальцы на ее отверстие, на грани оргазма, когда я почувствовал, как ее влагалище сокращается. Она вскрикнула, почти соскочив с кровати, и я отстранился, чтобы посмотреть, как она взорвется.

Нова была сногсшибательна. Ее огненно-рыжие волосы разметались, прекрасные груди вздымались и напрягались, ее ноги широко расставлены, раскачиваясь на моей руке, пока она, наконец, не расслабилась, откинувшись на подушки, ошеломленная и насытившаяся, хватая ртом воздух. Ее глаза с тяжелыми веками окинули меня взглядом, скользнув вниз, к моим шортам, которые торчали как палатка.