ГЛАВА 10

23 декабря 2000 года

Рождественские огоньки вились вокруг фонарных столбов и освещали улицу теплой атмосферой, которую можно было ощутить только в это время года. Проходили покупатели с сумками, заполненными проявлениями любви, музыка лилась из магазинов на улицу, напоминая нам — если света, холода, суеты было недостаточно — что сейчас самое чудесное время года.

Если не принимать во внимание людей вроде меня — без семьи, с небольшими перспективами нормальной жизни, то сейчас было идеальное время, чтобы воспользоваться этим. Засунув руку в карман своего черного шерстяного пальто, прислонившись к отштукатуренной стене вдали от яркого освещения, и посасывая сигаретный фильтр, я ждала. Палец в моем кармане играл с какой-то мелочью, ноги отстукивали никому не слышимый бит.

Легким толчком я оттолкнулась от стены, заметила свою цель и выбросила сигарету. Я схватила запутавшуюся в мелочи жевательную резинку, и, сунув ее в рот, стала жадно жевать, чтобы избавиться от запаха сигарет.

Вниз по улице в черном Камаро, в тени, сидела фигура. Против воли мои губы изогнулись от знания того, что Шесть поймал меня на курении после того, как попросил этого не делать. Он не стал бы ругать меня сейчас. Не тогда, когда у меня было задание.

Когда я прошла вестибюль отеля и вошла в бар, мне с трудом удавалось вести себя непринужденно, словно я не сразу увидела того, кого искала. Но я сделала это. Швейцар взял у меня пальто, и я подошла к бару, кусая щеки так сильно, что навернулись слезы.

Я села через два стула от человека, которого собиралась заманить. Чтобы привлечь его внимание, я шлепнула сумкой по стойке бара. Красное облегающее платье, которое было на мне, должно было заинтересовать его.

Делая вид, будто ищу нечто важное, я, закусив губу, рылась в сумке, сложив ногу на ногу. Когда мимо прошел бармен, я заказала коктейль Олд Фешн.

Глаза мужчины, пока он изучал мое тело, напоминали свинцовые гири – они двигались вверх-вниз. Он сел немного прямее при упоминании о моем напитке. Хороший мальчик, подумала я.

Когда официант поставил напиток на салфетку с монограммой, я взяла его и отпила, позволив сладкому и горькому вкусу задержаться на языке, а после проглотила. Мои глаза уже изрядно слезились, и я надеялась, что не сильно размазала макияж.

— Из всех женщин, что я встречал, ты первая, кто пьет мой напиток.

Внутри я улыбнулась, зная, что привлекла его внимание. Я думала, что на это уйдет больше времени. Я сделала еще один глоток, прежде чем взглянуть на него, не желая показаться чересчур нетерпеливой.

— Тогда, наверное, ты знаешь не так уж много женщин, — мягко сказала я, стараясь вложить в свой голос достаточно эмоций.

Он усмехнулся.

— Ты ошибаешься.

Боковым зрением я видела, как он поднял свой стакан и легонько постучал тяжелым донышком по стойке.

— Мне кажется, я их знаю даже слишком много.

Я снова отхлебнула напиток и полезла в сумочку, включила диктофон и схватила салфетку, чтобы промокнуть глаза.

— С тобой все в порядке? — я почти сожалела ему, потому что он действительно казался обеспокоенным.

Я шмыгнула носом и посмотрела на размазанный по салфетке макияж.

— Я в полном беспорядке.

Я снова подавила желание истерически расхохотаться. Мира, в этом красном платье, с профессиональной подводкой на глазах даже близко не походила на беспорядок, в котором я пребывала изо дня в день.

— Ты выглядишь ... — он замолчал, когда я резко подняла глаза, остановившись на слове, которое, как я подозревала, он собирался сказать: прекрасно. — Ты хорошо выглядишь, — сказал он, наклоняясь ко мне. — Просто немного грустная.

— Мне грустно, — согласилась я, нахмурившись и перебирая в руках салфетку. — Я допустила так много ошибок, — я снова выдавила из себя слезы и заставила дрожать руки, когда поднесла стакан к губам, прикончив его одним глотком.

— Можно? — спросил он, садясь рядом со мной.

Я кивнула и, сглотнув, уставилась на свой бокал.

— Завтра сочельник, — начал он, подав знак официанту, чтобы тот принес ему еще выпить. — Такая женщина, как ты, не должна грустить в канун Рождества.

Я пожала плечами.

— Никто не хочет быть один в канун Рождества, — я посмотрела на бутылки, выстроившиеся вдоль задней стенки бара, как будто погрузилась в свои мысли. — А я буду, впервые в жизни.

— Не плачь, — проворковал он, протягивая мне свой бокал Олд Фешна, когда официант принес его. — Вот, выпей. Похоже, тебе это не помешает.

Взяв стакан, на этот раз я сделала большой глоток. Я практически слышала, как Шесть от злости рычит на меня, явно желая, чтобы я притормозила. Хорошо, что он меня не видит.

— Как тебя зовут?

— Анжела, — сказала я, поставила стакан и протянула руку. — А тебя?

— Клэй, — сказал он, сжимая мою руку в своей и с нежностью держа ее в течение минуты. Он думал, что утешает меня. Но он понятия не имел о моих намерениях.

— Ну, Клэй, а почему ты один в этот праздник?

Клэй схватил принесенный официантом новый напиток и задумчиво посмотрел на него.

— Моя девушка порвала со мной, — сказал он торжественно. Потом взял бокал и отпил.

Положив руку ему на плечо, я слегка наклонилась.

— Мне так жаль.

На самом деле это было не так. Я знала, что Клэр сделала именно это и улетела в Сиэтл. Ее встретила жена Клэя, о существовании которой Клэр и не подозревала. А теперь Клэй рыскал в поисках кого-то на стороне.

Клэй слегка наклонился ко мне.

— Ужасно быть в одиночестве в это время года.

— Да.

Его рука коснулась моей.

— Но нам и не придется.

Наклонив голову набок, я втягивала его в свою ловушку.

— Давай не будем одинокими.

Десять минут спустя я уже шла к черному «Камаро», стоявшему на холостом ходу по улице, с карточкой-ключом в руке.

Я скользнула на пассажирское сиденье.

— Держи, — сказала я Шесть, плотнее укутываясь в шерстяное пальто.

— Это было быстро, — сухо сказал он, держа карту перед собой.

Я пожала плечами и опустила солнцезащитный козырек, чтобы проверить макияж, так я могла начать процесс его снятия.

— Все, что мне нужно было сказать: «Давай не будем одинокими», и он попался на крючок, леску и грузило.

Мгновение Шесть молчал.

— Ты заманила его?

Я перестала стирать помаду, чтобы взглянуть на него.

— Ну да.

— А как насчет того, чтобы позволить ему доказать, что он слизняк?

— Думаю, факт того, что тебя наняли следить за ним, доказывает это, — в моем голосе прозвучал едкий сарказм, и краем глаза я заметила, что Шесть это совсем не понравилось. — А что мне оставалось делать?

— Ты должна была позволить ему командовать, Мира. Не предлагать ему. Ты не проститутка, ты растение.

Его слова не ранили меня, но меня разозлило то, что он злился.

— Ты сказал, чтобы я доказала, что он изменяет. Я это сделала. Не понимаю, почему моя инициатива имеет значение.

— Это мое дело. Я отношусь к нему серьезно.

— Я тоже, — сказала я с ухмылкой, поворачиваясь к нему лицом.

Он ударил по рулю с такой силой, что я вздрогнула, а потом мне тут же стало стыдно за содеянное.

— Ты не сможешь подставить его при неудаче. Ты не понимаешь. Я думал, ты понимаешь, но, видимо, нет.

Прежде чем он сказал что-либо еще, я быстро выскочила из машины, громко стуча каблуками по тротуару, чтобы уйти от него.

— Мира, — позвал он усталым и страдальческим голосом. — Сядь в машину.

— Нет, — ответила я, даже не оглянувшись на него. Я ловила такси.

— Сядь в гребаную машину, Мира.

Мимо пронеслась машина, и я резко вскинула руку, чтобы поймать ее. Услышав, как Шесть бормочет ругательства, я быстро скользнула в такси и назвала свой адрес.

Через несколько минут такси подъехало к моей квартире, открыв клатч, я стала рыться в карманах в поисках наличных, и тут дверь открылась и Шесть, наклонившись, бросил горсть банкнот таксисту, а потом вытащил меня из машины. Мое красное платье задралось на бедрах, и я одернула его, как только мы оказались на тротуаре, лицом друг к другу.

— Ты забыла свое пальто в моей машине, — сказал он, накидывая черную шерсть мне на плечи. Его тон был намного спокойнее, чем когда я уходила от него, но я все еще злилась, что закатила истерику, и еще больше из-за того, что он добрался до моей квартиры раньше меня.

— Оно не мое, — сказала я, и сбросила пальто, хотя от холода у меня стучали зубы. — Можешь забрать его обратно, поскольку я тебе не угодила.

Я перешагнула через кусок шерсти и направилась к своей квартире.

Шесть снова выругался, что для него было довольно впечатляюще. Он догнал меня к тому времени, как я добралась до своей квартиры, и забрал ключи из моих дрожащих рук.

— Что, хочешь забрать и платье? Дай мне секунду, немного холодно.

Он проигнорировал меня, вставил ключ в замок и распахнул дверь. Меня тут же ударил жар, и я чуть не застонала от того, как чудесно он ощущался на моей обнаженной коже. Когда дверь закрылась, я обернулась и увидела прислонившегося к ней Шесть, он все еще держал мои ключи.

— Что? — рявкнула я на него.

— Прости. Мне следовало лучше объяснить тебе, что делать. Это не твоя вина, а моя.

Я потерла ладонями свою покрывшуюся мурашками кожу. Я тоже хотела извиниться, но не могла. Поэтому просто скинула туфли и налила себе бокал вина из открытой бутылки на стойке.

— Неважно.

Я стояла спиной к нему, и не видела, как он идет на кухню, но слышала. В частности, я услышала щелчок крышки от рыбьего корма, а потом нежное шипение хлопьев, высыпаемых из тары в миску.

— Может быть, тебе стоит оставить Генри себе, — лениво сказала я, поворачиваясь и прислоняясь спиной к стойке. — Потому что именно ты — та причина, по которой он все еще жив.

Его взгляд выглядел так, словно заглаживал вину, что забавно подействовало на мое сердце. Я не хотела, чтобы он извинялся. Я хотела, чтобы он разозлился на меня, сказал, как я облажалась. Проще справиться со знакомыми мне реакциями, даже если для Шесть они были редкостью.

— Я лучше буду навещать тебя и кормить Генри.