Я фыркаю от этого конкретного мысленного образа.

Я скрещиваю пальцы, чтобы Карсон не выиграл, но по выражению ярости на лице Джеммы могу сказать, что он выиграет, еще до того, как Кросс объявляет об этом. Джемма с пылающим лицом уходит со сцены.

Черноволосая девушка следующая.

— Удачи, — говорю я ей.

— О, не беспокойся обо мне, — смеется она. — Мой парень заплатит, чего бы это ни стоило. Он сидит прямо в первом ряду.

Она выходит без намека на беспокойство. Тем временем у меня сводит живот, потому что ушла почти половина девушек и подходит моя очередь.

Я даже не знаю, здесь ли Себастьян. Даже если он присутствовал на мероприятии, он не производит на меня впечатления человека, который должен платить за свидания.

Я жду, пока Маргарет отвернется, затем подкрадываюсь к краю сцены, чтобы заглянуть за занавес.

Трудно рассмотреть толпу, поскольку прожекторы направлены на сцену, а в остальной части зала верхний свет приглушен. Я могу выделить Себастьяна только потому, что, даже сидя, его голова с темными кудрями кажется выше, чем у кого-либо другого.

Мое сердце замирает при виде него. Я не знаю, облегчение ли это, потому что, по крайней мере, есть шанс, что я смогу сделать то, чего требует мой отец, или просто Себастьян выглядит еще красивее, чем я помнила.

Даже в этой комнате, полной богатых и привлекательных людей, он выделяется. Дело не только в его росте, его черты невероятно поразительны. Тусклый свет отбрасывает тени на впадины под его высокими скулами, а его губы выглядят одновременно суровыми и чувственными.

Он листает телефон, слегка скучая. Я вижу, что он сидит рядом с симпатичной женщиной с темными вьющимися волосами и ухоженным мужчиной в дорогом костюме. Ни один из них не смотрит аукцион, мужчина обнимает женщину за плечи и что-то шепчет ей на ухо. Ее плечи трясутся, когда она пытается сдержать смех.

Я опускаю занавес на место.

Себастьян здесь.

Теперь мне остается только надеяться, что он сделает ставку на меня.

Я бы хотела остаться и посмотреть, сделает ли он ставку на кого-нибудь еще, но Маргарет замечает меня и жестом приглашает вернуться в раздевалку.

— Не волнуйся, — говорит она. — Не нужно нервничать! У нас никогда не было девушки, которая не смогла бы получить предложение.

— Я не нервничаю, — говорю я, но на самом деле это не так. Еще две девушки вышли в свет, и моя очередь подходит все ближе и ближе.

— Вот, — говорит Маргарет. — Выпей немного шампанского! Это помогает мне успокоиться.

Похоже, она уже воспользовалась этим конкретным лекарством. Ее щеки раскраснелись, а рыжие волосы начали выбиваться из прически.

Она приносит мне выпить, одновременно беря еще один для себя.

— Пока все хорошо! — говорит она, поднимая свой бокал к моему.

Я чокаюсь с ее бокалом и делаю глоток пузырящегося шампанского. Это немного помогает, даже если это всего лишь эффект плацебо.

Следующая девушка — совершенно потрясающая брюнетка с волосами до пояса. Кросс объявляет, что она владеет фитнес-центром Tremont, о чем я могла бы догадаться по трицепсам, выступающим на тыльной стороне ее рук, и ее заднице, которая выглядит вылепленной из мрамора. Это, очевидно, нравится мужчинам в толпе, потому что ее покупают за самую высокую цену на сегодня: 17 000 долларов.

— Не могу поверить, что люди платят столько за одно свидание, — говорю я Маргарет.

— Что ж, это ради благого дела, — говорит она. И затем, с удивительной честностью она добавляет: — К тому же, это своего рода эгоизм. Они хвастаются, сколько могут потратить. Есть это невысказанное преимущество, если ты можешь привести домой самую горячую девушку ночи.

Понимая, что сказала слишком много, она исправляется: — Я имею в виду, вы все, конечно, великолепны! Но ты же знаешь, каковы мужчины.

— Лучше, чем большинство, — говорю я.

Я начинаю терять терпение. Вместо того, чтобы нервничать, я просто хочу, чтобы все это закончилось.

Наступает очередь еще двух девушек.

Маргарет берет еще один бокал шампанского, вероятно, чувствуя, что ее работа почти выполнена и она может начать праздновать. Она шепчет мне, что между аукционом свиданий и аукционом молчания в этом году они собрали рекордное количество пожертвований.

— Слава богу! — говорит она. — После всей этой неразберихи с политкорректностью... — она громко икает, прерывая саму себя. — Мы волновались... чертовски трудно найти работу в некоммерческом секторе. Но я уверена, что совет директоров будет доволен!

Осталась одна девушка передо мной. Она не такая броская, как другие, на ней скромное платье и очки. Она выглядит немного застенчивой и неуклюжей, поэтому я беспокоюсь, что она не получит много предложений. Она, похоже, из тех, кто принимает это близко к сердцу.

Вместо этого ставки взлетают стремительно и яростно с того момента, как она выходит на сцену. В итоге она продается за 15 500 долларов, что является одним из самых высоких показателей за ночь.

— Кто это? — я спрашиваю Маргарет.

— Это Сесили Коул, — говорит она, как будто я должна знать, что это значит. — Ее отец владеет Western Energy. Я бы подумала, что одна встреча с ним стоила бы пятнадцати тысяч. Не говоря уже о шансе на ее трастовый фонд, если случайно она поладит с тем, кто ее купит.

Маргарет опирается на мое плечо, подвыпившая и дружелюбная.

— Я слышала, твой отец тоже влиятельный человек... — говорит она. — Но он немного устрашающий, не так ли? Может быть, дело в акценте...

— Дело не в акценте, — говорю я. — Это его личность и мораль.

Маргарет смотрит на меня широко раскрытыми глазами, не уверенная, шучу ли я.

Сесилия уходит со сцены, и я понимаю, что наконец-то моя очередь.

— Я думаю, мы могли оставить лучшее напоследок, — напевает Кросс в свой микрофон. — Наша последняя холостячка — это новое лицо на общественной сцене Чикаго. Она недавно переехала сюда из Москвы! Таким образом, вы можете быть уверены, что есть множество мест, куда вы сможете повести ее на свидание, которые она еще не посещала. Пожалуйста, поприветствуйте Елену Енину!

Я иду по сцене, мои ноги подо мной затекли, как будто мои колени внезапно забыли, как сгибаться. С этого ракурса свет гораздо более ослепительный, и мне приходится сопротивляться желанию прикрыть глаза рукой. Маленькая метка X, которую мы должны были найти, полностью исчезла на блестящем деревянном полу. Я должна угадать, где я должна остановиться.

Я смотрю в лицо толпе. Я бы не сказала, что у меня есть страх сцены, но я не люблю, когда на меня пялятся незнакомцы. Я чувствую, что толпа стала тише, чем была с другими девушками, меньше свиста, может быть, потому, что у меня нет друзей, или, может быть, просто потому, что я выгляжу свирепой при резком освещении.

Сначала я вижу своего отца. Он сидит рядом с Адрианом, его глаза сверлят мои. Он оглядывает меня, как архитектор, осматривающий незавершенное строительство, с расчетом и суждением. Не с любовью.

Затем я медленно поворачиваюсь, чтобы мои глаза встретились с Себастьяном. Он больше не смотрит на телефон. Он смотрит на меня, губы слегка приоткрыты. Он выглядит удивленным. И… я надеюсь… заинтересованным. Интересно, бьется ли его сердце так же быстро, как мое?

— Елена говорит на трех языках: английском, русском и французском. Она опытная пианистка и отличная лыжница, — декламирует Кросс. — И нет, ваши глаза вас не обманывают, мне сказали, что в ней 5 футов 11 дюймов, — смеется Кросс.

Я не знаю, правда ли это на самом деле. Я не измеряла себя целую вечность, я могла бы быть выше шести футов. Но это не подобает леди, поэтому мой отец сказал самый высокий допустимый рост. Он всегда разрывается между условностями и желанием похвастаться.

— Должны ли мы начать торги со стандартных двух тысяч? — Кросс говорит.

Я почти боюсь смотреть на толпу, чтобы увидеть, поднимет ли кто-нибудь свою табличку для ставок. К моему огромному облегчению, пять или шесть табличек немедленно взлетают в воздух. Однако не Себастьяна.

— Три тысячи? — Кросс говорит. — Четыре тысячи?

Количество участников торгов не уменьшается. На самом деле, очевидное рвение нескольких мужчин, похоже, побуждает других к действию. Теперь семь или восемь человек делают ставки, когда Кросс говорит:

— Как насчет ровных пяти тысяч? Шесть?

На самом деле я не обращаю внимания на других мужчин. Мои глаза перебегают на Себастьяна, чтобы посмотреть, поднимет ли он табличку. Она лежит плашмя на столе перед ним. Сомневаюсь, что он прикасался к ней всю ночь.

Темноволосая девушка, сидящая рядом с Себастьяном, наклоняется и что-то шепчет ему. Он быстро качает головой. Я не знаю, говорят ли они обо мне, но это заставляет мое сердце биться еще быстрее.

— Семь тысяч? Восемь? Как насчет девяти? — Кросс говорит.

Торги нисколько не замедлились. Когда счет доходит до десяти тысяч, пара игроков выбывают, но те, кто остается, поднимают свои таблички все быстрее и быстрее, чтобы обеспечить свои ставки.

— Двенадцать, — говорит Кросс. — А как насчет тринадцати? Это вам, мистер Энглвуд. Сейчас четырнадцать? И пятнадцать.

Торги в основном сосредоточены между мужчиной по фамилии Энглвуд, которому на вид около сорока лет, у него густые черные волосы и борода, и красивым молодым человеком в ярком костюме, похожим на финансиста. Он сидит за целым столом мужчин, которые выглядят точно также, как он, и они подстрекают его. Третий претендент — мужчина гораздо старше, который может быть персом или арабом.

— Шестнадцать? — Кросс говорит. — Семнадцать?

Внезапно, импульсивно, Себастьян хватает свою табличку. Он кричит:

— Двадцать тысяч!

Даже женщина и мужчина, сидящие за его собственным столом, выглядят пораженными. Темноволосая девушка одними губами произносит что-то похожее на «Что за хрень?», а затем она смотрит на меня, ухмыляясь.