ГЛАВА 11

Как обычно, Беатрис приковывала к себе все взгляды. Она была одета в нежно-розовое платье, а в волосах у нее были маленькие заколки-бабочки. На ее лице была широкая улыбка, которая только увеличивалась по мере того, как она приближалась ко мне.

— Как дела? — она ворковала, целуя меня в обе щеки. — Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как мы виделись в последний раз!

— Прошла минута (прим. сленг, означает, что прошло довольно много времени). — Чуть больше недели: — Ты прекрасно выглядишь. Ты постриглась?

— Да. Тебе нравится? — Беатрис села напротив меня. — Пьетро очень завидует, что мы ужинаем здесь. Он считает, что это единственный ресторан в Чикаго, где готовят хорошее ризотто.

— Разве он не оценивает ресторан по его ризотто?

Она засмеялась: — Да. Это очень раздражает.

Мы говорили на пустые, но интересные темы. Будущие свадьбы Нарциссы и Елены были главной темой разговора, даже если мы обе сочувствовали невестам. Ненадолго зашла речь о переизбрании мэра Солсбери, а затем о том, что мы собираемся надеть на Спидвей на последнюю гонку перед зимой. Я даже несколько раз пыталась завести разговор о вечеринке в честь ребенка, но Беатрис ничего мне не ответила.

Мне было приятно говорить на эти легкие темы. Последние месяцы я провела в заботах. От моей сестры и ее ФБР, до моего мужа и того, что он делает в Чикаго. Я беспокоилась о мирных переговорах между Макдермоттами и Нарядом и постоянно думала о предупреждениях Кэтрин относительно Эриксона. Даже о Данте и Николетте я беспокоилась, несмотря на то, что они обе были мертвы.

Какая-то маленькая часть меня хотела поделиться с Беатрис своими тревогами и страхами. Я чувствовала себя... изолированной в них. Даже Оскуро, который был со мной почти пятнадцать часов в сутки, не был посвящен в мои мысли. В прошлом я бы поделилась ими с сестрой, но этот корабль уплыл. И не похоже, чтобы Алессандро был рядом, чтобы услышать их.

Возможно, Елена была бы лучшей кандидатурой... но через несколько месяцев она выйдет замуж в семью противника, и я не могла рисковать тем, что она поделится с ними каким-то своими секретами.

Я открыла рот, готовая что-нибудь сказать Беатрис, но она сказала: — Мне нужно тебе кое-что сказать, София.

Я проглотила то, что собиралась сказать: — Все в порядке?

Беатрис начала нервно постукивать по столу: — Все в порядке, — она окинула взглядом комнату, словно ожидая, что кто-то подслушивает.

— Беатрис, — сказала я, — ну же, расскажи мне. Ты же знаешь, что я никому не скажу.

Она слегка улыбнулась: — Я... беременна.

— Ты беременна! — я потянулась через стол, взяв ее руки и крепко сжала. — О! Это прекрасная новость. Поздравляю!

Ее щеки стали розовыми: — Ты думаешь?

— Конечно! Младенец — это всегда хорошая новость. — За исключением моего случая, но я не упомянула об этом. — Что сказал Пьетро? Уверена, он рад.

— Я ему еще не сказала.

— О? — я откинулась назад. — Все в порядке? Я думала, что у вас все... хорошо.

— Так и есть, — настаивала она. — Мой брак прекрасен. Но просто... Пьетро сказал, что хочет подождать еще несколько лет. Когда все это, — она обвела рукой вокруг себя, — будет позади. Когда не будет так опасно.

— Понятно, — сказала я мягко. — Если честно, Беатрис, это никогда не станет менее опасным. Таков мир, в котором мы живем.

Она встретила мой взгляд: — Я знаю. Я знаю. Я просто хотела бы... — она замолчала, глядя на город внизу. — Ты когда-нибудь думала, что твоя сестра была права?

Моя спина выпрямилась. Думала ли я, что у Кэтрин был смысл уходить из Наряда? В том, чтобы оставить нашу семью ради другой коррумпированной организации? Я не знала что ответить, но я знала то, что от меня ожидали.

— Конечно, нет, — тихо сказала я. — Здесь наша семья. Да, это может быть опасно, но таков любой образ жизни. Опасность — это просто симптом того, что ты жив. — Когда она не выглядела убежденной, я добавила: — И это признак того, что я живу в Чикаго.

На ее лице появилась небольшая улыбка: — Наверное, ты права...

— Всегда.

— Но разве ты не волнуешься за своего ребенка? — Беатрис, похоже, не была готова оставить эту тему.

Волновалась ли я за своего ребенка? Больше, чем я считала возможным. Я беспокоилась о нем в лапах Дона Пьеро и Роккетти. Я беспокоилась о его половой принадлежности. Я беспокоилась о том, как я буду его воспитывать. Буду ли я ужасной матерью? Не создам ли я уродливое хитрое существо, которое не сможет построить отношения, не видя в них преимуществ?

Но в основном я боялась, что меня не будет рядом с ним. Что от меня отмахнутся, повесят на стену рядом с другими женщинами Роккетти, о которых больше не слышали. Я боялась, что стану лишь плодом его воображения, никем, кроме как женщиной, которая его родила.

— Конечно, — сказала я. — Конечно, я волнуюсь за своего ребенка. Но я всегда буду волноваться о нем. По крайней мере, здесь я могу... обеспечить его защиту и безопасность.

Беатрис нахмурилась: — Что ты имеешь в виду?

Я имела в виду, что клала деньги на секретный банковский счет для него, что корпела над письмами Оскуро и Дите, в которых умоляю их защитить моего ребенка. Но я не сказала этого. Это просто напугало бы ее.

— Наша семья здесь, и дети должны расти рядом со своей семьей, — сказала я. — Вот и все.

Мы снова перешли на другие темы. Я начала дразнить Беатрис по поводу ее будущей вечеринки в честь ребенка и того, что я ничего ей не расскажу. Больше не было разговоров о мрачных несчастных вещах, но я чувствовала, как они нависают над нами. Сделает ли Беатрис что-то, что ей не следует делать? Беатрис, по своей природе, не была подлой или жестокой, но материнство может заставить тебя делать то, на что ты никогда не думала, что способна.

Перед тем как мы ушли, я попрощалась с синьором Маджио, который был польщен нашими комплиментами по поводу еды.

Пьетро должен был забрать Беатрис, и мы ждали у входа, наслаждаясь ночной жизнью. Нам не нужны были куртки, нас согревала ранняя июльская жара. Оскуро разыскал Лукаса, чтобы тот подогнал нашу машину, но отказался оставить меня одну. Он как ястреб наблюдал за Беатрис и мной.

Я инстинктивно пробежала глазами по улице. Dodge Charger не было видно, но это не означало, что за мной не следили. Я уверена, что федералы имели доступ более, чем к одной машине.

В конце улицы, почти скрытый тенью, стоял знакомый автомобиль, черный Мазерати. Я не удержалась и шагнула вперед, пытаясь лучше разглядеть. В Чикаго, должно быть, сотни Мазерати, рассуждала я, чувствуя себя немного глупо, но потом...

— Это Аделазия ди Тралья? — пискнула я.

Беатрис подняла глаза от своего телефона: — Где?

Аделазия, или женщина, которую я приняла за нее, нырнула в машину, ее темные волосы исчезли. Секундой позже из тени появилась другая фигура, и мои губы приоткрылись от удивления.

Сальваторе — младший сел в машину, закрыв за собой дверь. Он был одет в хорошо сшитый костюм и выглядел, как всегда, холодно и безупречно. Если Алессандро был огнем, то его старший брат — льдом. Холодный и обычный.

— Это твой шурин, не так ли? — Беатрис подошла и встала рядом со мной. — Мне показалось, что я видела Сальваторе младшего.

— Верно. Я тоже его видела. Я также видела Аделазию.

Беатрис повернулась ко мне, нахмурившись: — Что Аделазия делала с Сальваторе младшим?

— Я не знаю...

— Ты уверена, что это была она?

Я посмотрела на Беатрис: — Конечно. Я знаю Аделазию уже много лет. Я сомневаюсь, что спутала бы ее...

— Я просто хочу сказать, что Аделазия — благородная женщина, София. Она не стала бы встречаться с Сальваторе Роккетти, особенно без сопровождения или разрешения отца, — добавила она, слегка обиженная за Аделазию. — Я не думаю, что это была она.

Беатрис была права. Аделазии исполнилось восемнадцать лет несколько месяцев назад, и и она находилась под домашним замком до свадьбы. Возможно, это был кто-то другой, сказала я себе. Но все равно ноющее чувство не покидало меня.

Пьетро заехал за Беатрис через несколько минут. Мы обнялись и пообещали скоро встретиться. Я смотрела, как Беатрис скользит в машину, как Пьетро приветственно целует ее и улыбается. Она что-то сказала, и он рассмеялся, прежде чем исчезнуть в городе.

Каково это, когда тебя так встречают? Не наскучит ли мне это? Обыденность? Или мне было бы лучше с другом, который выслушивал бы все мои мысли и идеи?

Думаю, я никогда не узнаю, решила я.

Я подтянула одеяло повыше — импровизированный щит. Я вернулась домой из «Николетты», уютно устроившись в постели со своим ноутбуком. Несмотря на то, что я была единственном человеком в пентхаусе, я все еще не могла избавиться от ощущения, что занимаюсь чем-то неправильным, и в каком-то смысле так оно и было.

Я нажала на кнопку воспроизведения видео.

По прихоти я прихватила с собой несколько USB-накопителей. Обычно я проводила пару часов за ночь, слушая их и просматривая документы. К моему полному удивлению, я уже знала довольно много. Я знала о Спидвее, используемом в качестве прикрытия, и о заключенных, содержащихся в подпольном баре. Инкриминирующий материал, но не новая информация.

На видео, которое я сейчас смотрела, были Тото Грозный и папа. Съёмка была под неудобным углом, показывая нижнюю половину кабинета с книжной полки. Они уже разговаривали, когда видео началось.

— Похоронили? — спросил папа. Я могла видеть его ноги, но не более того.

— На кладбище Элмвуд, — ответил Тото. — Рядом с задней частью.

Видео закончилось так же быстро, как и началось, оставив мне больше вопросов, чем ответов. Кто был похоронен на Элмвуде? Это было не католическое кладбище, так что это не мог быть кто-то из Наряда.

Я уже собиралась нажать на следующее видео, когда дверь в мою спальню распахнулась. Свет из коридора проник внутрь, освещая высокую фигуру...

Паника поднялась во мне, сильно и быстро...