Он слегка нахмурился, глядя на меня, и направился к выходу со скамьи. Люди уходили с его пути, пока он шел по проходу ко мне.

— Мы сидим здесь, — это было первое, что он сказал.

Я кивнула, не в силах подобрать слова.

Алессандро прижал руку к моей спине и проводил к нашим местам. Остальные Роккетти встали, когда мы приблизились. Я получила несколько любезных приветствий, но никто из них не вступил со мной в разговор.

Даже Энрико просто поздоровался, не ожидая поцелуя.

Это был первый раз, когда я была со всей семьей после того инцидента. Мое положение в семье изменилось, я это знала. Но со всеми этими отстраненные приветствия, все казалось немного более реальным.

Дон Пьеро, как обычно, был в центре, но пригласил присесть Алессандро и меня на своей стороне. Сальваторе младшему пришлось переместиться вниз, чего, если судить по его пустому холодному выражению лица, он не хотел делать.

Я поймала моего шурина, поглядывающего на мой округлый живот. От холода в его глазах у меня по рукам побежали мурашки.

— Как ты, моя дорогая? — спросил Дон Пьеро, прежде чем я успела убраться из поля зрения Сальваторе младшего. Алессандро разделил нас, но он не смог ничего сделать, чтобы отвлечь внимание Дона от меня. — Ты светишься.

Краем глаза я заметила, как Сантино и Карлос младший обменялись взглядами.

— Я в порядке. — сказала я, сосредоточив внимание на других Роккетти. — А вы? Как ваши дела?

Мы вели светскую беседу, пока церковь готовилась к свадьбе. Скамьи становились все теснее и теснее, и Алессандро обвил рукой мою спину. Я ненадолго прижалась к нему.

Затем, словно щелкнул выключатель, Роккетти внезапно втянули меня в разговор.

Энрико подошел и поцеловал мою руку, Сантино сделал комплимент моему платью, Роберто хотел узнать, чем я занималась. Их интерес возник так внезапно и резко, что я не могла не удивиться.

Я еще больше прижалась к Алессандро. Возможно, не Дон Пьеро и не Сальваторе старший вернули меня в семью. Возможно... возможно, Алессандро, переехавший ко мне и признавший меня, был тем разрешением, которого ждали остальные.

Интересно, подумала я. Я была поглощена тем, чтобы меня видели с Доном, и мне никогда не приходило в голову, что, возможно, мне было бы лучше, если бы меня видели с мужем.

Какова бы ни была причина, по которой Роккетти вдруг решили вернуть меня свою благосклонность, я приняла ее с достоинством, выдержав их анекдоты и скучные истории. Нарастающую жару в церкви, из-за всех гостей и постоянно открывающихся дверей, становилось все труднее игнорировать.

Я обсуждала с Роберто мирные переговоры, когда меня прервал громкий хлопок. Я резко повернула голову и увидела священника, который извинялся, закрывая окно.

— Это было просто окно, — сказал Алессандро мне на ухо.

— Знаю, — я натянуто улыбнулась ему, стараясь выглядеть более собранной, чем я себя чувствовала. — Я в порядке.

Его темные глаза блуждали по моему лицу, пронзая меня насквозь: — Лгунья.

— Не здесь, — вздохнула я.

Единственным доказательством того, что он сдался, было подергивание его подбородка.

— Ты помнишь нашу свадьбу? — спросила я, не желая сидеть в тишине со своими мыслями.

Алессандро хмыкнул: — Конечно, — он махнул рукой на витражи. — Заменить их было очень дорого.

— Ты помнишь только финансовое бремя? — спросила я.

— Это была очень дорогая свадьба, — ответил он. — Один твой букет стоил баснословно дорого.

Первое, что он купил для меня, отметила я: — Это был очень красивый букет.

— Еще бы, — хмыкнул он.

Я окинула взглядом церковь, пытаясь отогнать внезапно нахлынувшие воспоминания: — Ты чувствуешь себя на миллион лет старше? — я повернулась к нему. — С момента свадьбы?

Алессандро уже пристально смотрел на меня, его взгляд был горячим и напряженным. Я почувствовала, как по моей шее поползло тепло, и не только от погоды: — Два миллиона.

— Значит, между нами разница в возрасте в один миллион лет, — рассмеялась я. — Вместо обычных шести лет.

— Почти пять лет. Разве твой день рождения не скоро?

— 17 сентября, — напомнила я ему.

Алессандро закатил глаза: — Я не забыл. Твои маленькие заметки на всех календарях в доме постоянно напоминали мне об этом.

Я спрятала улыбку: — У тебя много дел, — невинно сказала я, — я не хотела, чтобы ты забыл. Или, что еще хуже, спутаешь это со сделкой с наркотиками или чем-то еще.

— Я этого не сделаю.

— Ребенок тоже должен родиться 17-го, но в октябре, — я потерла живот. — У тебя может быть тот же день рождения, что и у мамы!

Уголком глаза я заметила, как напряглось все тело Алессандро, словно лев, готовый наброситься на свою добычу.

— В чем дело? — спросила я.

— Что? — ответил он.

Я внимательно на него посмотрела: — Послушай, — тихо произнесла я, не желая, чтобы этот разговор стал публичным, — я знаю, что ты чувствуешь. Я тоже почувствовала себя застигнутой врасплох, когда узнала, что беременна. Но знаешь что? Я справилась с этим. У тебя есть чуть больше трех месяцев, чтобы смириться и принять это. Я предлагаю тебе начать.

Все его лицо потемнело: — Полагаю, ты считаешь себя экспертом по моим эмоциям, не так ли?

— Я знаю, что всякий раз, когда речь заходит о ребенке, ты злишься или становишься замкнутым. По-моему, это вполне объяснимо.

— Так ли это сейчас? — спросил он жестко.

— Три месяца, — напомнила я ему. — У тебя есть три месяца.

— А если я все еще... не забыл об этом?

В его тоне было столько угрозы, что я почувствовала, как начинает расти мое собственное раздражение. Почему Алессандро должен беспокоиться из-за ребенка? Я была той, кто носил его, и той, кто должен был его воспитывать. Я смирилась с этим, глупо, что он тоже не может смириться.

Прежде чем я успела что-то сказать, раздались голоса. Повернувшись, я увидела Серхио, идущего к алтарю, красивого в смокинге, с татуировками на шее.

— Серхио красив, — сказала я.

Алессандро бросил на меня злобный взгляд, но ничего не ответил.

— Ты не один из его шаферов? — спросила я.

— Очевидно, нет.

Я локтем ударила его по руке. Он отдернул ее.

— Становится слишком жарко, — сказала я, когда он бросил на меня странный взгляд.

Внезапно в церкви воцарилась тишина. Орган начал играть знакомую мелодию «Here Comes the Bride». Мы все поднялись со своих мест и повернулись, чтобы посмотреть через плечо, как открываются огромные двери.

Бенвенуто появился первым, пот струйками стекал по его лбу. Он повернулся, протягивая руку. Мы все смотрели, как появилась Нарцисса, взяв отца за руку.

Вздохи восторга наполнили церковь. Она выглядела прекрасно! Я видела ее сегодня утром, но теперь в ее плечах появилась сила. Это поднимало ее в рост, делая ее подбородок выше, а красоту более заметной. Под вуалью я могла разглядеть ее лицо — все еще бледное, но уже не заплаканное.

Я посмотрела на Серхио и почувствовала, как мои губы приоткрылись от удивления.

Его глаза были широко раскрыты, челюсть отвисла. Был ли это шок от того, что это действительно происходит? Или, подумала я, снова обращаясь к Нарциссе и всему ее великолепию, это что-то другое?

Орган звучал так громко, что едва не сотрясал фундамент церкви, а Нарцисса продолжала свой путь к алтарю. Она прошла мимо нашей скамьи, и облако ее духов заставило Карлоса младшего незаметно скрыть кашель.

Я не могла даже посмеяться над этим — я была слишком очарована разворачивающейся передо мной сценой. Я могла только наблюдать с переполненным сердцем, как Бенвенуто передал тонкую руку Нарциссы Серхио. Его татуированные пальцы нежно взяли ее и помогли ей подойти к алтарю.

Его прежнее благоговейное выражение лица исчезло, но под этой жесткой внешностью я все еще могла видеть его. Хотя руки, которые я видела, разрывали Ангуса, теперь были добрыми и заботливыми. И они держали Нарциссу осторожно, словно она могла сломаться, если он надавит слишком сильно.

Я прижала руку к груди, как будто могла удержать внутри все счастье, любовь и боль.

Священник взмахнул руками, и орган замолчал.

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы благословить новую семью под взглядом Бога, — он сказал. — А теперь повторяйте за мной...