— Это было странное имя, — сказала она. Ее рот неуверенно открылся и закрылся. Наконец она остановилась на «Ааакус». На языке пятилетнего ребенка это означало «Аттикус».

Мейсон что-то записал в свой блокнот.

— Он был единственным человеком, которого ты видела, когда была вдали от своей мамы?

Она покачала головой.

— Там были и другие люди. Злые люди.

— Все были злыми?

Она снова покачала головой.

— Нет, там был один хороший человек.

— Как его звали?

— Дедушка, — уверенно сказала Джульетта.

Мы оба уставились на нее. Я была первой, кто обрел свой голос.

— Так его звали, милая? Или это он велел тебе так его называть?

Она беспомощно пожала плечами. Она не знала.

Хотя я так и знала. Я подавила желание стукнуться головой о стол.

— Хорошо, Джульетта, ты проделала такую хорошую работу, я попрошу мистера Джонса дать тебе закуски и позволить выбрать шоу по телевизору в комнате отдыха. Согласна?

Она снова посмотрела на меня.

— Все в порядке, детка. Я собираюсь остаться здесь и ответить на несколько взрослых вопросов, хорошо? Мистер Джонс будет охранять тебя в другой комнате.

Обещание закусок и телевизора утратило свою привлекательность.

— Я хочу остаться с тобой!

Я ненавидела панику в ее голосе, то, как отчаянно она цеплялась за меня. Я притянула ее в объятия и поцеловала в макушку.

— Я тоже хочу остаться с тобой. И я так и сделаю. Но сначала мне нужно поговорить с Мейсоном несколько минут. Потом я зайду за тобой, и мы пойдем пообедать в кафе.

— Правда?

Я снова поцеловала ее в макушку.

— Правда. Я обещаю.

— Папа тоже собирается прийти?

Ее вопрос поставил меня в неловкое положение перед Мейсоном. Он слишком много знал о нас, слишком много о нашем прошлом. Может быть, Мейсон и не собирался преследовать меня, по крайней мере пока, но все равно казалось, что он собирается сделать все возможное, чтобы убрать нас с Сойером.

Мы все еще были по ту сторону закона. Мы всегда были бы по ту сторону закона.

Кроме того, мы с Сойером только что воссоединились. Я не знала, к чему все идет. Мы снова встречались? У нас снова были серьезные отношения? Неужели у нас просто был самый потрясающий секс и в то же время мы воспитывали нашу дочь? Это временно?

О Боже мой, это было определение понятия «сложные отношения».

Мое сердце знало ответ, знало, что кем бы мы ни были, это навсегда. Но мой мозг еще не нашел слова, чтобы определить нас, и поэтому я внутренне металась, паниковала и молилась, чтобы у Сойера было лучшее представление о том, к чему мы идем.

Сделав свой ответ таким же запутанным, как и вопрос, я сказала:

— Э-э, может быть. Я его не приглашала. Но я могла бы, если ты хочешь, чтобы он был там.

Ее бровь приподнялась, и она бросила на меня раздраженный взгляд.

— Конечно, хочу. — И в совершенно детской манере она хлопнула себя рукой по бедру. Вот так она напомнила мне Фрэнки.

Я не могла удержаться от улыбки.

— Тогда ладно. Я напишу ему и узнаю, сможет ли он встретиться с нами.

Раздражение рассеялось, и на его месте появилась яркая, невинная улыбка.

— Спасибо тебе, мамочка! Большое спасибо!

— Хорошо, но позволь мистеру Джонсу принести тебе что-нибудь перекусить сейчас, хорошо?

В ее глазах промелькнула неуверенность, но она храбро встала. Джонс появился в дверях с женщиной-агентом. Она не была молода. Чуть моложе его, поскольку Джонс родился в эпоху динозавров.

Джульетта ушла с ними, бросив на меня испуганный взгляд через плечо, и этого было достаточно, чтобы чуть не выбросить весь план игры в окно, чтобы я могла быстрее добраться до нее. Боже, это действительно больно — быть разлученной с ней.

Особенно в этом здании.

— Я верну ее, не так ли? — спросила я Мейсона, ожидая, когда гильотина опустится.

— Ты ожидаешь, что я тоже похищу ее? Это будет излишне травмирующим.

Я ожидала, что он сделает мою жизнь настолько трудной, насколько это возможно. Это всегда было его стилем игры.

— Очевидно, я не думаю, что ты похитишь ее. Но я бы не советовала тебе звонить в социальные службы.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Зачем мне им звонить? Ты что, неподходящая мать?

Моя челюсть сжалась так сильно, что я подумала, что сейчас сломаю зуб. Очевидно, он был неспособен дать мне прямой ответ.

— Не шути со мной, Мейсон. У меня сейчас нет на это терпения. Начинай допрос.

Он не отступил. Выражение его лица каким-то образом стало жестче, свирепее — более раздражающим, чем когда-либо.

— Каро, я знаю, тебе трудно в это поверить, но я здесь, чтобы помочь тебе. И более того, я здесь, чтобы помочь твоей дочери. Что бы ни случилось в нашем прошлом, я сражаюсь не с тобой. По крайней мере, больше нет. Если бы ты могла помнить это, мы могли бы работать вместе, чтобы уничтожить братву. Ты могла бы хоть раз сделать что-нибудь по эту сторону закона, — его голос понизился, приобретя более серьезный тон. — Ты могла бы вечно оберегать свою дочь.

— Именно поэтому я не могу с тобой работать. Ты думаешь, что, посадив Аттикуса в тюрьму, мы будем в безопасности. Ты думаешь, что закон — это ответ. Волковы сейчас сидят в тюрьме, и мне никогда еще так не угрожали.

Он вздрогнул, обнажая свою вину. И, возможно, разочарование и гнев.

— Не возлагай это на меня, Валеро. Ты не можешь винить закон за грешных людей. Закон существует для того, чтобы уберечь людей от таких, как они. Проблема в том, что нас не так уж много, а вас чертовски много.

Гнев бурлил в моей крови, заставляя мою кожу становиться чрезмерно горячей.

— Не смешивай меня с ними. Не смей ставить меня в одну категорию с мужчинами, которые похитили мою дочь. Я никогда не хотела такой жизни. И, может быть, такому как ты, трудно это понять, но это правда. Я была пленницей. Они решили мою судьбу, когда я была ребенком. С первого дня я знала, что они придут за мной, если я когда-нибудь уйду, я знала, что они накажут меня, заставят страдать. И вот мы здесь.

Выражение его лица смягчилось, плечи опустились, и он глубоко вздохнул.

— Я знаю. Поверь мне, я понимаю. — Он выдержал мой пристальный взгляд, его глаза снова смягчились, показывая мне какую-то сочувствующую сторону его характера, которая могла бы быть искренней. С таким же успехом это могло быть ловушкой. — Вот почему я выбрал тебя. Вот почему я давал тебе все возможности, какие только мог, чтобы выбраться. — Его голова наклонилась в сторону двери. — Слава Богу за предопределенные сюрпризы, да?

Он имел в виду Джульетту. Я прикусила губу и подавила слезы, которые хотели потечь из моих глаз. Мейсон Пейн разозлил меня до чертиков, а потом начал играть на моих сердечных струнах. Ублюдок.

Я почесала нос и избегала смотреть прямо на него.

— Давай перейдем к делу, хорошо? Что вы собираетесь делать с Аттикусом Усенко?

Он откинулся на спинку стула и вытянул перед собой свои длинные ноги. Он небрежно положил руки на колени и уставился на папку с документами на столе. Он казался расслабленным, задумчивым, абсолютно спокойным. Только я знала его лучше.

Прямая линия его рта дернулась один раз, в ярости и разочаровании. Его глаза были лазерными лучами, сверлящими дыры в столе. И цвет его лица стал пятнисто-красным.

— Я не могу прикоснуться к нему, — сказал он тихим голосом.

Я покачала головой и наклонилась вперед, убежденная, что не расслышала его правильно.

— Прости, что?

— Он стал осведомителем.

Эти слова не имели смысла.

— Я не понимаю.

— Аттикус — стукач, Каро. Криминальный осведомитель. Сотрудничающий свидетель.

Мое сердце колотилось в груди, брыкаясь и царапаясь, отчаянно пытаясь осмыслить эту новость.

— На кого?

— У него есть бесценная информация о кубинской наркотрафиковой магистрали, которая проходит из Флориды в Нью-Йорк.

— Он играет с тобой, — прорычала я. Это было невероятно. Слишком безумно, чтобы поверить. Я медленно вдохнула, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Мейсон, он похитил мою дочь. Он все еще работает с Волковыми. Его связь с кубинцами, какой бы большой или маленькой она ни была, является фальшивкой.

Его руки сжались вместе, так что костяшки пальцев побелели.

— Я сам проверил его. Его информация проверена.

— Это мошенничество. Ты должен знать, что тобой играют.

Выражение его лица стало извиняющимся, все еще разъяренным, но в то же время печальным.

— Я ничего не могу с ним поделать. Он не мой осведомитель. Мне приказали оставить его в покое.

— Предоставь ФБР работать со змеями и ожидать, что тебя не укусят?

Его губы дрогнули, но он изо всех сил старался скрыть свое веселье.

— Вот в чем фишка криминальных осведомителей… они все преступники.

Я испустила вздох разочарования.

— Какие у меня есть варианты?

Он наклонился вперед.

— Позволь мне помочь тебе. Мы с тобой оба знаем, что Аттикус не перестанет тебя преследовать. Оставь Волковых в покое и позволь мне поместить вас, ребята, в безопасное место.

Я покачала головой.

— Ты не можешь. Даже спустя столько времени, даже после того, как Аттикус появился в твоем собственном управлении, ты все еще этого не понимаешь.

— А ты все еще напуганный ребенок, запертый в клетке, которую сама же и создала. У тебя есть выбор, Кэролайн. У тебя всегда были варианты.

Кто-то постучал в дверь, избавив меня от необходимости отвечать. Агент просунула голову внутрь и указала на Мейсона.

— Извини, я на минутку, — сказал он.

— Могу я проверить Джульетту пока?

Он встал и подозрительно посмотрел на меня. Но что он мог сделать? Я не была задержанной. Я была здесь по собственной воле.

— Конечно. Следуй за мной.

Я улыбнулась ему, надеясь развеять его сомнения. Он просто уставился на меня, зная, что я что-то замышляю. Умный человек.

Он отвел меня в комнату отдыха, где я нашла Джульетту, свернувшуюся калачиком на диване, с агентами по обе стороны от нее. Теперь она была полностью расслаблена, не беспокоясь о своих федеральных няньках.

Мейсон ушел, чтобы разобраться со своим вмешательством, сначала убедившись, что Джонс знает, как проводить меня обратно в комнату для допросов, когда я буду готова. Я помахала на прощание его спине. О, Мейсон, ты такой предсказуемый. Такой тупой.