Я был в таком прекрасном настроении, что не мог не поддразнить его немного.

— Да, сэр.

Он ушел до того, как подошел мой отец, и, готовясь к тому, что он собирался сказать, я напомнил себе, что выиграл это честно. «Запомни это. Неважно, что он скажет».

— Лейтенант Хьюз.

Услышав официальное обращение, я чуть не поморщился и поймал себя на том, что жалею, что у меня нет обычного отца, который не был бы какой-нибудь иконой летчика-истребителя, который, возможно, работал с девяти до пяти в офисе и хлопал бы меня по спине прямо сейчас и говорил…

— Я горжусь тобой, сынок.

Когда его слова пробились сквозь мои своенравные мысли, мои глаза расширились, а на его губах заиграл намек на улыбку.

— Эм... эм... спасибо.

У него вырвался лающий смех, звук, который я не мог припомнить, чтобы когда-либо слышал, и когда он хлопнул меня по спине и притянул к себе, он усмехнулся. Он напомнил мне... ну, меня и других стажеров. Шатаясь от полного кайфа от пребывания там, в небе, — даже если бы я не выиграл.

— Что? — спросил он, когда я уставился на него так, словно у него выросла вторая голова. — Тебе нечего сказать в свое оправдание? Ты только что надрал мне задницу там, наверху.

Ладно, это заставило меня улыбнуться.

— Ага. Хочешь знать, когда это случилось в последний раз? — Когда мы шли обратно к ангару, он наклонился и сказал: — Никогда.

Мои ноги почти подкосились подо мной, но каким-то образом мне удалось удержаться на ногах. Я знал, что он был лучшим в программе — черт возьми, на флоте, — но я не знал, что он непобедим.

— Мне кажется уместным, что это сделал ты. — Он убрал руку с моих плеч и остановился, а когда я повернулся к нему лицом, он расправил плечи, выпятил грудь и наклонил голову. — Вы совершили сегодня адский полет, лейтенант Хьюз. Как коллега-пилот и, что более важно, твой отец, я никогда так не гордился тем, что называю тебя своим сыном.

Жгучие слезы на глазах заставили меня проглотить комок в горле, и когда я встал по стойке смирно и отдал ему честь, я понял, что никогда еще не гордился тем, что называю его своим отцом.

— Хватит об этом, — сказал он и прочистил горло. — А теперь иди и отпразднуй. — Когда я просто остался стоять там, он добавил: — Это приказ.

Он пошел через пустой ангар, и когда я повернулся, чтобы посмотреть ему вслед, я заметил Соло, стоящего у двери в раздевалки. Его руки были скрещены на груди, спина и одна нога в ботинке опирались на стену, и когда я направился в его сторону, и широкая улыбка озарила его полные губы, я решил сделать именно то, что только что сказал мой отец — отпраздновать.