— Ты же слышал, как отец рассказывал эту историю, — сказал я Горонви. — Наш всадник — это лорд Гавейн ап Лот!

Горонви с недоверием взглянул на меня и что-то пробормотал. Я не стал переспрашивать. И раньше он считал меня немного сумасшедшим, может быть, даже справедливо, но теперь я был слишком взволнован, чтобы придавать значение его бурчанию. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь разгружал телегу с дровами так быстро, как я управился в этот раз. Когда последнее полено полетело в дровяной угол, я бросил телегу и волов на попечение Горонви и убежал. В конце концов, это волы его отца, а не мои, вот и пусть возится с ними. Оказалось, что отец и лорд Гавейн все еще в конюшне. Конечно, я отправился туда, чтобы посмотреть, не нужна ли там моя помощь.

Нашу кобылку бесцеремонно выдворили из стойла. Ее место занял расседланный белый конь. Мой отец насыпал ему овса и конь спокойно похрупывал им, пока хозяин соломой протирал ему спину и бока. Делал он это довольно медленно, и сразу стало понятно, насколько он устал. Когда я вошел, он опустил руку с соломой и тихо спросил меня, не смогу ли я принести из дома немного горячей воды.

— Не стоит после дороги купать зверя, — покачал головой отец.

— Он ранен, — коротко ответил лорд Гавейн. — Нужно промыть рану. Тихо, тихо, Цинкалед, — успокоил он коня, по-моему, по-ирландски. Я вспомнил, что люди на Оркады прибыли из Ирландии пару поколений назад.

Я сбегал в дом и принес горячей воды. Воин аккуратно промыл рану на груди коня, продолжая говорить с ним по-ирландски. Интересно, неужели это действительно конь из Страны Блаженных? Он и правда выглядел огромным, сильным и очень быстрым.

— Рана недавняя, — заметил отец.

— Нам пришлось сражаться вчера днем, — ответил лорд Гавейн. Закончив обрабатывать рану, он занялся ногами животного и вычистил коню копыта.

Отец как-то неуверенно переминался с ноги на ногу.

— Помнится, когда мы встретились, у тебя не было коня, — сказал он.

Воин посмотрел на отца и неожиданно улыбнулся.

— Я забыл тебе рассказать, что отпустил его незадолго до нашей встречи. После того, как мы ушли от саксов. Да, так вот, я его отпустил, а он, дурачина, опять пришел ко мне уже в Камланне.

— Ну, почему же «дурачина», — удивился отец.

— Видишь ли, этому коню не место на нашей земле. Он дурачина, потому что остался здесь и теперь подставляет грудь под копья, которые предназначались мне. — Он поднял заднюю ногу жеребца и нахмурился, проверяя подкову. Даже я видел, что металл сильно изношен. Конь поднял голову, посмотрел на нас и опять уткнулся в кормушку. Лорд Гавейн вздохнул, отпустил копыто и встал. — Он очень устал, — словно оправдываясь, произнес воин и хлопнул жеребца по крупу. — Наверное, мне лучше бы побыть с ним сегодня вечером.

Отец аж вскинулся.

— Да как же так! — воскликнул он. — Я распорядился приготовить для тебя торжественный ужин! Ты же у меня в гостях! С конем все будет в порядке. Посмотри на себя, лорд Гавейн! Ты измучен ничуть не меньше, чем твой конь! — Воин задумчиво поглядел на отца. — Всеми святыми клянусь, неужто гордость не позволяет тебе принять мое гостеприимство?

— Наверное, ты прав, Сион ап Рис, — лорд Гавейн покачал головой. — Ладно. Раз ты говоришь, что с конем все будет в порядке… — он замолчал. — Хорошо. Благодарю тебя за гостеприимство. — Он с нежностью провел рукой по шее коня, что-то сказал по-ирландски, взял седельные сумки, и мы, все втроем, направились к дому.

Еда у мамы была почти готова. Свежий хлеб, масло, яблоки, сыр и крепкий темный эль уже ждали на столе. На огне доходило тушеное мясо с ветчиной и ячменем, а в воздухе витал соблазнительный запах медовых лепешек. Домашние собрались возле очага: моя тетя с тремя детьми (ее муж умер около шести лет назад); две мои сестры, брат, дед и мама. Остальным членам клана в двух других домах нашего хозяйства придется обойтись без тушеного мяса и ячменя. Они увидят гостя только утром.

Мой отец назвал всех, и лорд Гавейн вежливо поклонился. На некоторое время возникла пауза, которую мама прервала вопросом, не хочет ли благородный лорд снять плащ или умыться перед обедом. Она сказала, что мясу надо еще немножко потомиться, а потом можно и на стол подавать. Лорд Гавейн немного помолчал, словно раздумывая, и моя сестра Морфуд тут же подала эль, и проводила рыцаря к месту возле очага. Отец тем временем стащил со стола кусок хлеба, быстро намазал его маслом и немедленно съел.

— Тепло… хорошо, — с трудом проговорил лорд Гавейн и привалился к балке, поддерживающей крышу. Спустя минуту он расстегнул брошь, державшую плащ. До него дошло тепло очага. Вот уж, действительно, прав был отец, когда сказал, что всадник измучен больше коня. Я боялся, что воин сейчас упадет.

— Вчера днем пришлось сражаться, — с трудом произнес лорд Гавейн, — а погода стояла совсем не для битвы.

Интересно, с кем ему пришлось драться? На северо-западе полно бандитов. Даже летом я бы не рискнул прогуляться по северной дороге без копья. Конечно, если идти не близко.

Тушеное мясо, наконец, признали готовым, отец прочитал молитву, все перекрестились и принялись за еду. Мясо получилось отменным, медовые лепешки по вкусу не уступали своему запаху, и все, кроме гостя, ели с аппетитом. Лорд Гавейн хотя и похвалил старания матери, и даже задал пару вопросов о нашем хозяйстве, но ел мало и совсем медленно.

Когда с едой покончили и со стола убрали, мама посмотрела на гостя и покачала головой.

— Милорд, давайте сюда ваш плащ, — потребовала она. — На него же без слез смотреть нельзя. Я его починю. — Гость начал было отказываться, но мама стояла на своем. — Да и остальное нужно бы постирать и починить. Рис, приготовь гостю другую одежду, пока я не разберусь с этим… — она наморщила нос и кивнула на плащ. Надо сказать, выглядел он действительно довольно жалко.

Меня немного удивила настойчивость матери, но тут лорд Гавейн негромко сказал:

— Вещи не успеют высохнуть. Завтра утром мне надо ехать.

— Завтра так завтра, — кивнула мама. — Постираем, повесим у огня, прекрасно все высохнет. Подождёте немного. Только вот вам мое слово: не стоит вам ехать, тем более, утром. Вы не в том состоянии, чтобы путешествовать по такой погоде.

— Ничего, — ответил гость, — здоровья мне хватит. Так что с утра и поеду. Просто покажите мне, где можно лечь поспать.

— Воля ваша, милорд. Но дыру на плаще все равно лучше залатать. Через нее ветер вас достанет, и снег вымочит. А мне много времени на это не нужно.

Лорд Гавейн опять начал было проявлять вежливость и отказываться, и тогда мама, не слушая его возражений, попросту отобрала у него плащ. Воин покачнулся и сделал безуспешную попытку придержать плащ. Под плащом на блестящей кольчуге он носил шерстяную верхнюю тунику, и теперь все заметили, что туника рассечена, и края ее окрасились в темно-красный цвет.

— Ого! — удивленно воскликнул отец. — Похоже, не только твоему коню досталось!

Лорд Гавейн снова привалился к балке и потащил из ножен свой меч. Клинок светился неестественно ярко в полутемной комнате.

Лицо отца потемнело от гнева. Мама непонимающе смотрела на него, все еще сжимая в руках плащ воина. Я озирался в поисках оружия.

— Напрасно ты хватаешься за меч. — Отец говорил ровным голосом, и этот его тон я прекрасно помнил. В детстве он предшествовал моей порке.

Лорд Гавейн не ответил. Его глаза метались по комнате, словно ища что-то.

— Оставь меч в покое, — продолжал отец. — Я знал тебя всего два дня, и было это девять лет назад, но я помню, как ты освятил свой меч в Инис Витрин. И что, теперь ты собрался проливать кровь освященным оружием? Кровь хозяев, давших тебе приют?

Лорд Гавейн тоже покраснел и долго смотрел на отца. Затем он резким движением вложил меч в ножны. Его рука бессильно повисла вдоль тела.

Отец подался к нему.

— Дай-ка я осмотрю твою рану.

Я видел, что воина раздирают противоречивые желания. Потом он как-то беспомощно махнул рукой и начал расстегивать тунику. Моя мать, неодобрительно поджав губы, налила воды и поставила на огонь.

Да, рана оказалась серьезной. Удар копья пришелся по ребрам, оставив глубокий след. Лорд Гавейн осторожно отлепил от раны тунику. Его туловище украшало множество старых шрамов, даже непонятно, как можно было получить столько ранений. Больше пострадала правая сторона тела. Мама покачала головой, взяла чистую ткань и начала обрабатывать рану. Когда она прервалась ненадолго, воин бессильно опустился на табурет у огня. Он оказался худым, если не сказать истощенным, и время от времени нервно вздрагивал. Смотреть на него было больно: столько усталости и отчаяния выражало его лицо.

— Ну и зачем ты скрывал, что ранен? — сердито спросил отец. — Куда тебе с этим садиться на коня? Придется тебе погостить у меня подольше.

Лорд Гавейн пожал плечами и тут же поморщился от этого движения.

— Ничего. Я с этой раной уже проделал немалый путь. Ты же понимаешь… Фермеры здесь не очень жалуют Пендрагона. А сколько из них попробовали бы убить воина Артура, если бы узнали, что он ранен?

— Я бы не стал убивать гостя, будь он даже моим злейшим врагом, а уж раненого — тем более! — Лицо отца снова потемнело от гнева. — Я не люблю убивать людей, которых считаю друзьями, и плевать мне, какому господину они служат! К тому же я на стороне Императора.

Лорд Гавейн всмотрелся в лицо отца и смущенно улыбнулся.

— Прости меня. Что-то у меня с головой… Это же ты… Хотя встречались мы давно…

— Какая разница, сколько времени прошло? — ворчливо ответил отец.

— Я тогда даже не был воином. И столько всего случилось с тех пор! О Боже, Сион, как я устал.

— Оставайся, пока не отдохнешь.

— Ну, на этот раз я расплачусь сам!

— Да о чем ты говоришь! Иисус милосердный! Когда мой гость станет мне платить, я засею свои поля солью! Да ради всех святых и ангелов!