- Теперь ты пошел и доказал, какой ты похотливый, некультурный мужлан! - пожурила она, ее глаза сверкали. - Не могу поверить, что ты сделал что-то настолько неприличное на глазах у всех! Ты что, не понимаешь, как ты нарушил протокол?!

- Чертов протокол, - сказал он ей без раскаяния и протянул правую руку, чтобы коснуться ее лица, в то время как левой придерживал для нее опускающуюся боцманскую люльку. Его пальцы были нежны, как перышко, на ее щеке, двигаясь ласково, а глаза сияли. - Это было весело, и я намерен делать это снова... и часто. Но на сегодня, если мы не посадим тебя в эту люльку и не уберем с этого корабля, мы все пропустим прилив, и тогда, вероятно, у нас на руках будет откровенный мятеж.

- Я знаю.

Она позволила ему помочь ей сесть в люльку, хотя едва ли была настолько слаба, чтобы нуждаться в помощи. Он лично проверил, все ли в порядке, а затем завыли боцманские дудки, и морские пехотинцы вытянулись по стойке смирно и подняли оружие, когда люльку поднимали с палубы. Корабельный колокол начал бить, его глубокий, музыкальный голос звучал даже сквозь шум возобновившихся аплодисментов. Он пробил двадцать четыре раза в официальном приветствии коронованному главе государства.

- Позаботься о нем, Мерлин! - внезапно услышала она свой крик. - Верни его мне!

Она не собиралась говорить ничего такого сентиментального. Конечно, не перед всеми этими другими глазами и ушами! К счастью, аплодисменты вокруг нее были настолько ошеломляющими, что никто, возможно, не услышал бы ее.

За исключением одного человека.

- Так и сделаю, ваше величество.

Каким-то образом сейджин расслышал ее, и сквозь ревущий прибой всех этих других повышенных голосов прорвался его глубокий голос, спроецированный для того, чтобы она услышала. Она оглянулась на него, стоящего за плечом Кэйлеба, как щит за спиной своего мужа, и его неземные сапфировые глаза заблестели в солнечном свете, когда он коснулся левого плеча правым кулаком в формальном отдании чести.

Шарлиэн Армак не была защищенным тепличным цветком. Она давно поняла, что жизнь - это не героическая баллада, в которой добро всегда волшебным образом побеждает зло. Ей было не больше двенадцати, когда смерть отца научила ее этому и привела к сокрушительному концу ее девичества.

И все же в тот момент, когда ее глаза встретились с ярко-голубым взглядом Мерлина Этроуза, она почувствовала внезапную иррациональную, но всепоглощающую уверенность. Она смотрела на него, когда боцманская люлька поднялась выше, затем начала опускаться к ожидающему катеру, чувствуя, как уверенность перетекает от него в нее, и ее глаза защипало от внезапного прилива слез.

Все глаза в этой гавани смотрели на нее. Все подзорные трубы были направлены на нее, и она это знала. Знала, что они видят, как она сдерживает слезы, как какая-нибудь школьница.

Ей было все равно. Пусть они думают, что им нравится, верят в то, что они выбрали. Она будет цепляться за этот последний взгляд на мужа, которого так неожиданно полюбила, и за сапфирное обещание еще раз вернуть его домой.