Глава пятнадцатая Гарретт

В понедельник утром я забираю Кэлли, чтобы мы могли вместе поехать в школу. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше — все эти пост-фантастические эндорфины, циркулирующие в моей крови, должно быть, наводят меня на блестящие идеи. Хотя никто не видит, как мы въезжаем на парковку или входим вместе, к середине утра в школьных коридорах уже вовсю идут разговоры. Как будто дети чуют в нас влечение.

Любопытные маленькие ищейки.

Они шепчутся и указывают на нас пальцами, а ко вторнику спрашивают меня об этом, потому что личная жизнь и личные границы ничего для них не значат.

"Вы с мисс Карпентер встречаетесь? "

"Мисс Карпентер ваша ЕНП? "

"Мисс Карпентер горячая штучка, тренер. Но Вы должны быть поаккуратней. Дайте цыпочке палец, и она всю руку откусит, понимаете, о чем я говорю? "

"Боже, тренер Ди! Вы с мисс Карпентер должны обязательно пойти на выпускной! Это о-о-о-очень мило, когда старики встречаются! "

Кстати, ЕНП — это Единственная Настоящая Пара. И я ненавижу себя за то, что знаю это.

К среде они придумывают для нас одно из тех прозвищ знаменитостей, где смешиваются имена.

— Дарпентер, — говорит мне Дин, с трудом сохраняя невозмутимое выражение лица.

Я откидываюсь на спинку своего офисного стула.

— Ты издеваешься надо мной.

В прошлом он выкидывал довольно странные розыгрыши.

Он поднимает пустые руки.

— Боюсь, что нет. Келли Симмонс сказала мне, что это повсюду в женских туалетах, и Меркл сказала, что двое ее детей-художников выгравировали это на брелоках.

— Брелоки для ключей?

— Да, ваши с Кэлли отношения официально являются главной новостью. — Он делает знак хэштега пальцами. — Поздравляю.

А потом он начинает смеяться.

— Отлично, спасибо.

Дарпентер...

Звучит как химическое вещество, которое вы используете для снятия краски.

— Могло быть и хуже, Ди. Могло быть Кэрретт. — Он переосмысливает: — На самом деле Кэрретт довольно симпатично.

Я показываю ему средний палец.

— Значит, это официально? — спрашивает мой лучший друг, слегка отрезвляясь. — Вы, ребята, даете этому еще один шанс? Я потерял своего второго пилота?

Все это время, все эти годы, когда дело доходит до свиданий, я был зациклен на том, чтобы сохранить свою жизнь такой, какая она есть, — простой и свободной от драм. Но с Кэлли все по-другому — так легко соскользнуть в эту устойчивую канавку, потому что мы сливаемся... идеально подходим друг другу. Всегда так было. Она знает меня, она понимает меня — и в ней нет ни одной вещи, которую бы я не обожал.

Моя жизнь по-прежнему проста, по-прежнему легка... но с ней она просто намного лучше.

— Да, чувак. Я имею в виду... Это ведь Кэлли, понимаешь?

И мне не нужно больше ничего говорить. Дин тоже меня понимает.

— Я рад за тебя. Надеюсь, что все получится… — затем он усмехается: — ... Галли.

Придурок.

~ ~ ~

— Ты единственный человек, которого я знаю, кто не ест фрукты, чтобы быть здоровым, а на самом деле наслаждается ими.

Это своего рода безумие — то, что ты находишь привлекательные черты в ком-то из ниоткуда, когда он тебе действительно нравится. Кэлли всегда была любительницей фруктового салата, даже когда мы были детьми. Прямо сейчас мы находимся в "Пещере", в учительской, так как наши классы посещают первое антинаркотическое собрание в аудитории. И она кладет в рот гигантские зеленые виноградины радиоактивного размера. Наблюдение за тем, как она просовывает их между своими великолепными пухлыми губами, заводит меня не на шутку.

Она хихикает, пожимая плечами.

— Фрукты — это хорошо. — Она протягивает мне одну. — Хочешь?

Мои глаза метаются между виноградиной и ее ртом.

— Нет. Я просто хочу продолжать смотреть, как ты их ешь.

Ее красивые зеленые глаза злобно прищуриваются. Она берет следующую виноградину и медленно облизывает ее, и я не могу не представить, как она делает то же самое с моими яйцами. Затем она закрывает глаза, издает легкий голодный стон, прежде чем сделать прекрасное, широкое "О" ртом и пропустить большую круглую виноградину через свои сочные губы.

Я подавляю стон. Похоже, поход в туалет для преподавателей на некоторое "личное время" — это мое будущее.

Господи, сколько мне лет?

— Снимите комнату, вы двое, — поддразнивает Донна Меркл, садясь за стол рядом с Кэлли. А потом я ловлю ее на том, что она пялится на задницу Джерри, пока он наливает себе чашку кофе в другом конце комнаты. Они были заметно менее злобны друг с другом во время собраний сотрудников, хотя все еще ненавидят друг друга глазами.

Это не редкость, когда отношения развиваются между учителями — независимо от того, насколько странно или несовместимо это может выглядеть со стороны. Это как коллеги по съемочной площадке или солдаты на дислокации — мы все застряли в этом здании вместе на несколько часов в день, и только другие учителя действительно понимают, каково это. Что-то должно случиться. И что-то определенно происходит с Меркл и Джерри. Кэлли тоже это видит.

— Сначала ты и Джерри, Донна.

— Я ухожу, — говорит Меркл, поднимаясь. И Джерри провожает ее взглядом до самой двери.

Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в стол.

— Итак, ты придешь сегодня вечером после игры, верно?

Родители Кэлли добились некоторого хорошего прогресса на фронте восстановления. Больничную койку убрали — теперь они передвигаются на ходунках и костылях. Им все еще нужна Кэлли, чтобы выполнять любую тяжелую работу, но их прогресс дал ей немного больше времени вне дома... и со мной.

— Определенно. — Она кивает. — Нельзя испортить белую полосу.

Черт возьми, она идеальна.

Мы выиграли все игры с тех пор, как мы с Кэлли провели первую ночь вместе, и я не сомневаюсь, что сегодня вечером мы снова победим. Ее киска — мой великолепный талисман на удачу, и я чертовски уверен, что воздам этой красотке благодарность и поклонение, которых она заслуживает.

~ ~ ~

Позже в тот же день, на третьем уроке, мисс Маккарти объявляет по громкоговорителю номинации на звание королевы выпускного вечера, которая будет коронована на следующей неделе. Когда она читает имя Симоны Порчески, Нэнси, Скайлар и больше половины остального класса заливаются смехом.

Нэнси вскрикивает и хватает свой телефон.

— Боже, Симона готовится стать королевой бала выпускников! Умора!

Я знаю Симону — она учится в театральном классе Кэлли. Голубые волосы, пирсинг, татуировки — она разрабатывает декорации и костюмы для спектакля Кэлли.

— Почему это так смешно? — спрашиваю я.

Но у меня внутри все сжимается от подозрения, что я уже знаю почему.

— Это шутка, — говорит мне Нэнси. — Мы собрались вместе и в шутку упомянули ее имя. Я написала об этом, но на самом деле не думала, что ее действительно номинируют! Это потрясающе.

Я думаю о той сцене из "Клуба Завтрак", где спортсмен Энди рассказывает об унижении, которое, должно быть, испытал ребенок, чьи ягодицы он заклеил скотчем. Я думаю о Кэлли, о заботе и привязанности, которые она испытывает к своим ученикам, о том, как известие об этом раздавит частичку нее.

И я думаю о Симоне, простой девушке, пытающейся разобраться в себе, об изоляции, и о смущении, и о той долбаной боли, которую она будет чувствовать. Потому что дети знают, когда вы смеетесь над ними, даже если они этого не видят. Они знают, когда они в центре внимания. И это разрывает душу.

— Зачем ты это сделала?

Нэнси пожимает плечами.

— Не знаю.

Я верю ей — и это ужасно, что она могла причинить такую жестокость кому-то другому без какой-либо реальной причины.

Ее губы кривятся.

— Симона ненормальная — Вы ее видели? Она слишком старается привлечь к себе внимание, чтобы ее заметили. Итак, мы дали ей то, что она хотела. Мы заметили ее.

— Это гениально! — кричит кто-то сзади, я даже не знаю, кто кричит.

Дэвид Берк не смеется, но он единственный. Даже Ди Джей присоединяется к вечеринке — они усмехаются и хихикают — комната, полная безжалостных маленьких монстров.

Я стучу кулаком по столу.

— Достаточно!

Болтовня быстро обрывается, когда они видят, что я зол, когда они понимают, что это, бл*дь, не нормально для меня. Они сидят с широко раскрытыми глазами и молчат.

— Я никогда не был так разочарован в вас, как сейчас. — Я качаю головой. — Во всех вас.

Они должны быть лучше нас. Более восприимчивыми, более открытыми, более понимающими — "зеленое" поколение, руки которого тянутся к миру и любви, которое всегда побеждает. У них больше преимуществ, больше ресурсов, чем у любого из тех, кто был до них, и они все еще вкладывают так много энергии в то, чтобы разорвать друг друга в клочья.

Иногда это кажется бессмысленным — как будто мы пытаемся удержать плотину, которая рушится под нашими пальцами. Потому что дети есть дети — независимо от века. Они всегда будут такими. Слишком молоды, чтобы знать, что важно, что имеет значение и как быстро все происходит. Слишком молоды, чтобы не быть эгоистичными и глупыми, а иногда просто откровенно подлыми. Они не прожили достаточно долго, чтобы знать, как быть кем-то другим.

Но это не значит, что я перестану пытаться. Пытаться сделать их лучше — все, чем, как я знаю, они могли бы быть. Любыми необходимыми средствами.

Итак, я опускаю молоток.

— Исследовательская работа.

И они стонут.

— Тема — "Пропаганда и другие группы в преддверии Второй мировой войны". Пять страниц — минимум.

— Отличная, твою мать, работа, Нэнси. — Дуган, одетый во фланель, длинноволосый член толпы фигуристов, бросает в нее скомканный листок бумаги.

— Прекрати, — говорю я ему.

Тогда я повышаю ставку.

— И я хочу, чтобы вы написали это от руки.

Рука Скайлар Мэйберри взлетает, как ракета.

— Я не понимаю. Что это значит?

Я беру ручку и блокнотный лист и демонстрирую.

— Я хочу, чтобы вы написали... исследовательскую работу... от руки.

Она косится на меня.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы вы действительно подумали о том, что пишите. Слова и идеи, которые вы записываете.