В армии, как известно, сложились свои принципы воспитания бойцов. Жёсткие (и это правильно), но зачастую и жестокие. На своём опыте я столкнулся с такой иерархией: многие сержанты, отслужившие полсрока, становились «цепными псами»; имеющие больший по времени срок службы «старики» и «деды» выполняли, в зависимости от ситуации, функции «смотрителей» или «погонщиков» и, наконец, офицеры младшего звена, главное для них - чтобы соблюдался жёсткий порядок, не случалось происшествий и никого не убили, а каким методом всё это достигалось, их не волновало, и чаще они становились на сторону сержантов. Новобранцы утешались только одним: пройдет немного времени, и они тоже займут своё место в этой «пищевой цепочке». Станут сначала жестокими сержантами, затем «стариками», а потом и дембелями, которым уже нет абсолютно никакого дела до того, что происходит вокруг, ведь все их мысли - только о близком возвращении домой.

Вот такую увидел я мясорубку, перекручивающую человеческие жизни. Но самое поразительное для меня вот что: когда дембель с облегчением снимал свой надоевший китель и с наслаждением надевал гражданскую одежду, он моментально превращался в обычного парня. Пусть и немного странного в первые недели своего пребывания на гражданке, но вполне обычного, а для родителей - всё в того же любимого ребёнка. Не меньше поразило меня и такое наблюдение: насколько быстро, словно в миксере, перемешивались на гражданке все – новобранцы-салаги, жестокие сержанты, строгие деды, равнодушные дембеля и покрывающие их офицеры, вливаясь во всепоглощающий поток и становясь фаршем уже в другой жизни… Через полгода, проведённых в учебке (город Переславль - Залесский), меня направили дослуживать в Ростов-на-Дону. В девяностые это был откровенно бандитский город, а наша часть стояла в самом его центре. Я сошёлся с несколькими ребятами из других подразделений. Специфика службы позволяла нам спокойно переодеваться в гражданскую одежду и выходить через КПП в город. Это называлось самоволкой, но шансов, что нас поймают, было немного, поэтому мы не боялись. В городе мы в основном гуляли по улицам или сидели в одной из многочисленных пивнушек. Именно там и зародилась у нас преступная идея, чуть не приведшая всех нас к катастрофе. Как-то раз, выпив изрядное количество пива, мы вышли прогуляться, по пути остановились возле небольшого ларька - купить сигареты. Перед нами у ларька оказался чернокожий парень. Расплачиваясь за покупку, он неосторожно вынул пачку долларов. Не знаю, сколько у этого гражданина Африки было денег, но пачка была увесистая, и я отчётливо увидел стодолларовые купюры. Оглянувшись, он поспешно спрятал деньги. Но мы уже успели переброситься взглядами друг с другом и принять решение. Парень быстро пошагал в сторону расположенной неподалеку гостиницы «Интурист». На улице уже стемнело, а освещение было слабым, африканец то и дело попадал в тёмные зоны. Поняв, что именно мы замыслили, он ринулся бежать, но мы не отставали и, перерезав путь, отсекли его от спасительной гостиницы. Кричать было бесполезно, на улице безлюдно и тихо. Мы мчались со всех ног, одержимые азартом и жаждой лёгкой наживы. К великому счастью для иностранца (и в первую очередь для всех нас!), он забежал в какой-то дом. Мы долго прочесывали местность, но так и не нашли его.

А по дороге в часть пришли к выводу, что надо заняться грабежами, и решили при первом удобном случае выйти на охоту. Вот вспоминаю сейчас об этом, и стыдно за все мои прошлые поступки, искренне сожалею о том, что приносил кому-то боль и страдания. Сегодня для меня это безусловное зло! А тогда - были ли мы злыми? Скорее, потерявшими голову и упоёнными безнаказанностью глупыми юнцами. Несколько раз то втроем, то вчетвером мы выходили на поиск жертв для ограбления. Выбирали мужчин, пожилых и женщин не трогали. «Улов», как правило, получался небольшой, и мы уже начали планировать более крупное преступление. К счастью, один достаточно курьезный случай положил конец нашим безумным выходкам. Как-то вечером мы прогуливались по городу, выискивая, чем можно поживиться. Остановились на автобусной остановке. Через какое-то время туда же подошла подвыпившая парочка, обоим лет под тридцать. Женщина сильно ругалась на своего спутника, в конце концов тот не выдержал и ударил её. Это для нас стало поводом для действий: мы обступили мужчину и один из нас нанёс ему удар. Мужчина, хоть и подвыпивший, хорошо стоял на ногах. Мало того - он за несколько секунд по очереди сбил нас с ног. Мы все были далеко не хилыми парнями, к тому же умели драться, я до армии какое-то время занимался рукопашным боем. Но никто не успел среагировать. Собственно, на том история и закончилась, и потом мы со смехом часто её вспоминали. Но произошедшее каким-то образом отрезвило нас! Я благодарен тем мужчине и женщине (кстати, сразу после потасовки они ушли). Нас не напугал такой исход событий, просто будто пелена упала с глаз, и мы приняли решение прекратить грабежи. Нет никаких сомнений, что в противном случае это привело бы к самым печальным последствиям как для нас, так и для тех, на кого мы нападали бы.

Тем не менее приключения постоянно сопровождали нас. Мы были очень задиристыми, и драки стали обычным делом. Один парень, на год старше призывом, когда демобилизовался, поехал домой в Украину с синяками под глазами - накануне мы подрались с армянами. А однажды я один возвращался из очередной самоволки и тоже попал в историю. Подойдя к расположению части, увидел, что на лавочке у КПП сидят девушки (я их называл солдатскими жёнами – после отъезда одних дембелей они дружили с другими, потом со следующими...). Я подсел к ним, и мы болтали о том о сём. Нас прервал дежурный по КПП, прапорщик. Наша часть обслуживала Высшее командное инженерное училище ракетных войск, и он преподавал там одну из дисциплин. От солдат из роты охраны я несколько раз слышал, что это очень непорядочный мужик. Девушки никому не мешали, поэтому мне было непонятно, почему он обозвал их последними словами и, как говорится, послал подальше. В самоволке я выпил немного, так что алкоголь обострил моё чувство справедливости, и я, недолго думая, со всей силы ударил прапорщика кулаком в челюсть, сбив его с ног. Чертыхаясь, он истошно завопил и вытащил из кобуры пистолет. Он был при исполнении обязанностей и хотел то ли испугать, то ли на самом деле выстрелить в меня. Мне ничего не оставалось, как ещё раз ударить его. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но выскочившие на крики и шум солдаты из роты охраны повисли у него на руках.

Прапорщик, придя в себя, приказал схватить меня и проводить к дежурному по части. Вечер и ночь я просидел в «клетке». Прапорщик написал рапорт, так что меня ждал трибунал и почти наверняка дисбат. Спас меня мой непосредственный начальник, тоже прапорщик. Он возглавлял подразделение засекреченной связи, в котором я и служил. У нас с ним сложились очень хорошие отношения. Я практически не находился в казарме, а ночевал в небольшом дежурном помещении возле штаба училища, где находилась аппаратура, обеспечивающая секретные телеграфное сообщение и телефонные разговоры. Часто прапорщик просил меня объехать его торговые точки и собрать кассовые чеки или выполнить ещё какую-нибудь несложную работу (кроме военной службы он занимался ещё и коммерцией). Не знаю, чего это ему стоило, но он приложил все усилия, чтобы освободить меня и не допустить трибунала. По всей вероятности, высшему начальству лишний шум тоже не был нужен. В общем, меня заставили официально попросить у пострадавшего прапорщика прощения, что я сделал не без труда, а также перед строем публично разжаловали в рядовые, сорвав сержантские погоны. До конца службы оставалось немного, и я постарался больше ни в какие неприятности не попадать. Этот случай только укрепил мой авторитет среди друзей-сослуживцев. Для молодых же солдат я стал легендой, на которую они смотрели с восхищением! После службы я не особо переживал о том, что буду делать дальше. Понимал, конечно, что надо найти работу, жениться и жить спокойной жизнью. Но на дворе были лихие девяностые. Я решил со всем этим не торопиться, немного отдохнуть. Каждый день, проснувшись, помогал по дому родителям - дрова, уголь, расчистка двора от снега, а вечером выходил на улицу. Мой единственный лучший друг был младше меня, и когда я демобилизовался, его только призвали. А в моё отсутствие Марат (так звали друга) сблизился с Лёхой, кличка - Француз. Лёха был задиристым, но в то же время достаточно осторожным. Тем не менее часто попадал во всякие истории, а вместе с ним и Марат. Лёха жил с бабушкой, и друзья часто собирались у него. Заводила компании, он всегда куда-то шёл, что-то задумывал, его практически невозможно было встретить скучающим. К тому же веса этому парню придавало то обстоятельство, что он работал в ларьке, принадлежащем бандитам, и близко был с ними знаком. Торговля спиртным и дефицитными сигаретами была одним из источников дохода хозяев ларька. Часто они давали Лёхе какое-нибудь незначительное поручение, которое он выполнял, привлекая своих друзей. Конечно, хозяева Лёхи прикрывали своих помощников как от милиции, так и от конкурирующих группировок.

Я был самым близким другом Марата, и он много рассказывал обо мне Французу. Поэтому вполне естественно, что Француз и его компания сразу приняли меня. После всего, что происходило со мной в армии, я быстро адаптировался. Какое-то время мы просто весело проводили время. В основном всё сводилось к выпивке и сопутствующим ей приключениям. Каких-то серьёзных дел не затевали, никуда особо не лезли, лишь время от времени выполняли незначительные поручения «старших товарищей» Лёхи. Кроме новых бандитов, в городе действовали воры, так называемая старая гвардия. Какое-то время между этими двумя группировками была жесткая конкуренция, потом воры стали постепенно проигрывать новым русским – молодым, безжалостным, живущим по своим принципам. Беда воров была ещё и в том, что среди них стало появляться очень много наркоманов. Мы ещё не окунулись тогда в этот мир и мало что знали о нём, но уже замечали подсевших на иглу людей.