Глава 6

Хизер

Голос моего старшего брата Коди, сотрясает оконные стекла в гостиной.

— Что это была за ХРЕНЬ, Мак?

Я раздраженно выдыхаю, прежде чем закатываю глаза, и пропускаю волосы сквозь пальцы. Когда я оглядываюсь назад на Коди, то впиваюсь в него взглядом.

— Я попробовала другую тактику, старший братец, но это тебя не касается, — возмущение накатывает на меня волнами и мне, бл*ть, плевать на остальное. Я в окружении трех своих братьев в камере пыток, которая напоминает девятый круг ада, замаскированный под допрос.

— Дядя Джей уже звонил, — рявкает средний брат Рик. — Его люди все видели, когда снимали происходящую сцену. Он забирает твой жетон, Мак. Ты отстранена от дела. Чёрт, после того, что рассказал Джей, я сомневаюсь, что тебе даже дадут второй шанс просто работать в отделе, после твоего отстранения. Ты облажалась сегодня, малышка. По-крупному.

О, мой Бог, пожалуйста, скажите мне, что это не происходит на самом деле! Скажите мне. Что это. Происходит. Не на самом деле! Я выскакиваю из комнаты для допросов, имея в виду гостиную, и врываюсь в свою комнату. Бросая одежду, туалетные принадлежности, обувь и наплечную кобуру с оружием в большую сумку, я хватаю с кровати кошелек и перекидываю все через плечо, прежде чем бегу к входной двери, когда все трое моих братьев останавливают меня, вопя в унисон:

— Куда это ты, мать твою, собралась, а Мак?

Я поворачиваюсь к ним, вставая в полный рост, который все равно на полтора фута ниже, чем у самого младшего из них — Бобби, и бросаю свой жетон на пол им под ноги.

— Скажите Джею, я не хочу это дело. Если он собирается давить на меня своим званием, я больше не хочу иметь ничего общего с ним, и всем долбанным отделом. С меня хватит! Я больше не могу выносить это дерьмо! Мне двадцать пять лет! Не двенадцать! Я закончила Академию; я проводила своё время на улицах и была главным детективом по этому делу в течение двух лет! Я не заслуживаю того, чтобы ко мне относились, как к какому-то ребенку, который нуждается в присмотре! Я хочу, чтобы вы все оставили меня в покое, чёрт возьми! Я закончила! С каждым из всех вас! Закончила!

Я хлопаю дверью позади себя и мчусь на улицу. Бросая сумки на пассажирское сиденье, я сажусь за руль и смотрю сквозь лобовое стекло, наблюдая за капающим дождем, и не имея понятия, куда мне, черт возьми, поехать.

Я провела две недели в "Холидэй Инн". Две недели.

Потом это начало бесить меня. Я приняла душ, сделала депиляцию от подмышек до кончиков пальцев на ногах, нанесла лосьон на каждый квадратный сантиметр кожи, прежде чем натянуть короткую юбку и шелковый топ с настолько глубоким вырезом декольте, что потребуется двухсторонний скотч, чтобы не дать груди выскочить наружу.

Пальцами распределила мусс по своим длинным вьющимся волосам и сделала яркий макияж глаз и немного прозрачного блеска нанесла на губы, после чего застегнула вокруг лодыжки ремешок своих шестидюймовых черных лабутенов, схватила сумку и кошелек, съехала из отеля и погнала машину к Роману, пока не остановилась у ворот, которые окружали ...что это? Особняк? Усадьба? Дом невиданных размеров?

Я ударила по домофону, отчего тот затрещал, и мертвая тишина воцарилась на почти целых пять минут.

Не проронив ни слова, я вдруг чувствую неуверенность от своих планов, и начинаю беспокоиться о своей безопасности в убежище Романа Пейна.

Я почти на грани, готовясь дать задний ход на своем “Шелби” 1969 года и потащить свою задницу обратно в "Холидэй Инн", когда его низкий голос полился из динамика.

— Госпожа Маккензи, сколько раз я должен спросить вас, что вам нужно?

Мои слова больше походят на неловкий писк.

— Привет! Эммм, привет. Я... аааа... просто, может быть, поужинаем, если ты еще не ел. Я заплачу, я имею в виду, я могу заплатить, или угостить. Знаешь, мне вроде как нужно где-то остановиться.

Что. За. Хрень я только что пробормотала?

— Хизер, тебе незачем оплачивать мой ужин. На самом деле, я только что сел, чтобы поесть, когда ты прервала меня. Я спрашиваю тебя в последний раз, малышка. Что. Тебе. Нужно?

Я едва перевариваю его слова, прежде чем начинаю умолять:

— Пожалуйста, Роман, пожалуйста. Мне не к кому пойти. Я жила в "Холидэй Инн" две гребаных недели, пожалуйста, это всего лишь пока я не смогу устроиться на работу и встать на ноги. У меня больше никого нет.

— Я знаю, где ты жила, и, да, у тебя есть три брата. Попроси их о помощи. Не меня.

В домофоне раздается потрескивание, и устройство замолкает, сигнализируя о том, что он закончил со мной.

О черт, нет. Я скажу, когда разговор будет окончен, мудак.

Я снова ударяю по микрофону домофона.

После нескольких минут ожидания ответа, я нажимаю кнопку микрофона и кричу:

— Не думай, что я не разверну эту сучку и не дам задний ход, прежде чем протаранить твои ворота, Роман Пейн! Я в отчаянии, черт возьми. Мне нечего терять. Я уверена, что ты знаешь, что значит трахаться с женщиной, которой нечего терять, верно?!

Ворота медленно открываются и на моем лице появляется ухмылка. Как только слова ‘шах и мат’ проносятся в моей голове, я слышу его смешок из динамика, а затем слова, произнесенные хриплым голосом:

— Ничто меня так не радует, как женщина, которая утверждает, что ей нечего терять. Иди сюда, маленькая мышка, я разогрею ужин и тебе.

Маленькая мышка? Бл*ть, ради всего святого, во что же я вляпалась?

Я долго ехала по дороге, обрамленной массивными ивами, и чувство страха волною проходит по моему позвоночнику, когда последние лучи солнца скрываются за огромным особняком. Просто не хватает слов, чтобы описать это. Первый, второй и третий этажи выложены из мощеного камня, а в некоторых местах он словно укутан вьющимися плющом и глицинией. Выступы в форме пик на крыше подчеркивали темные балки из красного дерева, которые расположены в центре. Каждое окно состояло из десяти стекол, а рамы выглядели настолько ветхими, что создавалось впечатление, что они прогибаются. Между окнами висят светильники с газовыми лампами, и два массивных бра по обе стороны от входной двери, что висят под низкой крышей высокого крыльца. Я бы сказала, оно напоминает крыльцо Семи Гномов, только если бы эти семь гномов были царями, а не шахтерами.

Огромные, старые дубы и их низко висящие ветви скрывают особняк в тени, заставляя это место казаться одновременно очаровательным и пугающим.

Я проехала по круговой автомобильной дороге, убедившись, что автомобиль стоит передом в сторону выезда. Забрав ключи из замка зажигания, я хватаю свои сумки из багажника и поднимаюсь по неровной мощеной дорожке и лестнице. Я пальцем нажимаю на звонок, и тотчас же тяжелая дверь распахивается, и меня затаскивают внутрь темного, холодного дома Романа. Обе мои сумки падают на пол прямо перед тем, как я ударяюсь спиной о каменную стену его фойе, и мои руки прижимают к ней, и одной рукой Роман удерживает их у меня над головой, в то время как другой он плотно обхватывает меня за шею.

Сигнал тревоги настолько громок, что нахрен не вызывает сомнений, что все то, о чем предупреждали меня братья и дядя Джей – правда.

Не играй с волком, Мак, и не увидишь его зубы.

В том-то и проблема, Мак, твоя неспособность поверить, что он способен на убийство — убьет тебя, если ты вздумаешь глупить, сестренка.

Ты ему НРАВИШЬСЯ! Ты не можешь отделить факты от своих чувств к нему! Этот человек, бл*ть, прикончит тебя раньше, чем ты осознаешь, что он действительно дьявол, как утверждает его досье!

“Мак, двенадцать пропавших женщин связаны с ним. ДВЕНАДЦАТЬ. Ты же не думаешь, что это совпадение! ТЫ ЖЕ УМНАЯ ДЕВУШКА, МАК!”

Я продолжаю смотреть на него, в то время, как его хватка на моей шее становится жестче, а ногтями он впивается мне в кожу.

Мне удается выдавить слова, застрявшие в горле, прямо перед тем, как мой мир чернеет.

— Это правда, все это, все двенадцать... Это правда. Ты был дьяволом в ангельском плаще все это время, они всегда были правы. Я просто не хотела верить...

Вот и все. Это все, что она написала, дамы и господа. Мне конец. Если не в этот день, то, в конце концов, когда он захочет, я умру от его руки, зная, что сама пришла на порог его дома по собственной воле, с надеждой, одетая с иголочки и в своих любимых трахни-меня-туфлях.