Глава 7 Ив

В этой комнате нет часов. Время превращается в моего врага. Минуты кажутся часами, когда я сижу и смотрю как солнце медленно ползет по кристально-голубому небу через шесть закрытых окон и раздвижные двери, которые отказываются открываться, как бы сильно я их не дергала. Я пересчитала каждое оконное стекло и каждую зазубринку в раме столько раз, что и не помню. Это тонкие прутья моей тюремной камеры, но именно его угрозы ― то, что удерживает меня в плену.

Еще одна нескончаемая и слезная ночь порождает еще один безнадежный рассвет, и вскоре заход солнца снова поджигает незнакомый горизонт. Я провожу свое лишение свободы за тем, что ищу подсказки, в каком уголке света могу быть. Из-за жары и влажности полагаю, что я где-то на побережье Африки. Плюшевые пальмовые деревья и лазурный океан напоминают мне об объявлении о путешествии, которое я однажды видела в метро в Нью-Йорке. Но это не рай. Я пленница, удерживаемая здесь по прихоти мужчины без милости или совести.

Три раза в день замок открывают, и молодая испанка с волосами до плеч цвета меди приносит мне поднос с едой. Она продолжает смотреть в пол. Ни разу не было и намека на интерес в мою сторону. Я пыталась заговорить с ней, спрашивая про своего похитителя и затем требуя разговора с ним, но каждый раз она качала головой, будто она не понимала моих слов.

Еда, которую она приносит, пресная и простая: хлеб, вода, овощной суп и время от времени кусочек фрукта. Он не хочет, чтобы я голодала, но в то же время крепче усиливает свою хватку на мне. Мне не дали никакой одежды, у меня есть только эта простынь с кровати. Он унижает меня. Его послание простое, но эффективное. Если я откажу ему в удовольствии — взять мое тело — то придется за это заплатить.

Здесь нет ни книг, чтобы почитать, ни телевизора. Нет ничего, на что бы потратить время, кроме собственных мыслей. Но в этом и смысл... сейчас я это понимаю. Он оставил меня гнить в этой клетке безо всего, кроме разыгравшегося воображения. Это вкус того, что, должно быть, мой брат чувствовал на протяжении последних нескольких мучительных дней его жизни, закрытый внутри тюрьмы своего разума, в то время как его тело чахло перед нами.

Слезы быстро и с силой заполняют глаза, когда я думаю о своих родителях. Если они выжили после взрыва в больнице, думают ли, что я мертва? Это мучает меня больше всего. Уродливые шрамы после смерти моего брата все еще покрывают их сердца. Сомневаюсь, что они оправятся, если их заставят похоронить обоих своих детей. Только одна эта мысль укрепляет мою решимость. Я выберусь отсюда живой. Я увижу их снова.

Также я часто думаю о своем похитителе. Чаще, чем мне хотелось бы. Он иностранец, но также в нем есть что-то американское. Его английский идеальный, акцент — безупречен. Он жил на моей родине? Я знаю его имя, но отказываюсь его так звать, даже про себя. Я хочу обезличить его настолько, насколько это возможно, потому что так мне легче его ненавидеть. Но кто он, мой красивый мучитель? В этой комнате нет никаких подсказок. Белые стены лишены его индивидуальности. Здесь нет ни картин, ни фотографий в рамках, мебель скудная и функциональная, а встроенный шкаф пустой. Здесь нет даже старой футболки, которую можно было бы надеть.

Я проигрываю события последних пары дней в мыслях снова и снова. Этот мужчина вошел в больницу с твердым намерением убить моего отца, специального агента УБН. Несомненно, это значит, что он в каком-то роде киллер? По крайней мере, это объяснило бы его военную подготовку, но также это делает его сотрудником картелей. Кто еще хотел бы смерти моего отца? Мое сердце начинает бешено колотиться. Была ли моя догадка верной? Подобрался ли мой папа слишком близко к братьям Сантьяго? Этот мужчина работает прямо на них?

Той ночью я лежу без сна, собирая воедино все, что я разузнала о картеле за прошедшие пару лет. Двое братьев из Южной Америки. Без имен. Без лиц, которые можно узнать. Миллиардеры-преступники, которые манипулируют игрой с наркотиками из тени. Мастера-кукловоды, что управляют струнами всего этого бизнеса. Есть ли у моего похитителя ключ к разгадке их настоящих личностей? Это мой шанс подобраться ближе и разоблачить их как аморальных убивающих сукиных сыновей, которыми они и являются?

Прямо там я принимаю свое решение. Я дам ему то, что он хочет. Буду держать свой рот на замке, а ноги раздвинутыми. Я стану шлюхой для этого мужчины, заставлю его довериться мне и затем уничтожу всех этих ублюдков.

Я сделаю это не для себя. Я сделаю это ради своего брата.

Я ощущаю его даже прежде, чем полностью просыпаюсь. Он сидит в том же кресле снова, одетый в черные джинсы и футболку ― темное и опасное противопоставление легкости его спальни.

Наблюдает.

Ожидает.

Я игнорирую его так долго, как только могу, продолжая откладывать шквал сердечной боли, что приближается ко мне. Я провела последние два дня, обезличивая этого мужчину, полагая, что он просто дикарь без каких-либо качеств, которыми он мог бы искупить свои грехи. Но теперь он здесь, пахнет как обычно, выглядит так чертовски сексуально, сидя в кресле, что мои чувства снова раскачиваются от ненависти к похоти.

— Я знаю, что ты не спишь, mi alma, — произносит он так, будто эта ситуация его забавляет.

— Если я буду держать свои глаза закрытыми, так легче притворяться, что ты ― лишь плохой сон.

Когда я говорю это, преднамеренно поворачиваюсь к нему спиной. Ему нравится, когда я бросаю ему вызов. Это возбуждает его. Я вижу его эрекцию каждый раз, когда мои глаза горят от злобы. Как и ожидалось, он выдыхает с шипением.

— Я вижу... мой ангел хочет поиграть.

— Не с тобой. С тобой никогда.

Я напрягаюсь и жду, когда он сорвет простыню с моего тела снова.

— Тогда я оставлю это удовольствие на потом. Сначала выпей со мной.

Это больше заявление, чем вопрос. Он огибает кровать и раздвигает москитную сетку напротив моего лица, чтобы показать мне бутылку вина в своей руке. Принимая мое шокированное молчание как согласие, он опускает сетку, и я слышу, как жидкость наливают в стеклянный сосуд.

— Пошли, — приказывает он.

Мужчина выуживает ключ из кармана джинс и подходит к раздвижным стеклянным дверям, держа в руке два наполненных красным вином бокала. К тем самым дверям, что держали меня взаперти словно животное последние пару дней.

Крепко держась за свой план, я встаю с кровати, завязываю узлом белую простыню над грудью и следую за ним на улицу. Как только я ступаю через порог, закрываю веки и делаю глубокий вдох соленого морского воздуха, смакуя шелковистое ощущение ночи на своей коже. Это блаженная передышка от моей клетки, неважно, что временная, и это серьезная ошибка с его стороны. Внезапно я чувствую себя сильнее, смелее и более решительной, чем когда-либо, желая выбраться отсюда живой.

Он протягивает мне бокал вина, и я принимаю его без благодарностей. Он может получить от меня, что хочет, но все равно не достоин моих манер. Я не утруждаюсь сказать ему, что не пью, что это просто реквизит для той роли, которую он заставляет меня играть.

Я иду к краю балкона. Смотрю на небольшой пляж, покрытый самым мелким, самым бледным песком, который я когда-либо видела. Затем перевожу взгляд на дорожку с другой стороны. Я считаю, что могла бы спрыгнуть не со слишком большим количеством сломанных костей. Мой похититель прослеживает за моим взглядом и смеется.

— Ох, я бы не беспокоился об этом. Ты скоро выяснила бы, что твои возможности ограничены.

Мои щеки вспыхивают, больше от злости, чем от стыда. На долю секунды я задумалась о немыслимом: испробовать свои шансы в дикой природе вместо того, чтобы хоть еще секунду провести в его обществе, но я теряю фокус. Вот тогда я вижу лицо брата перед собой. Он дразнит меня, что я всегда такая серьезная, что являюсь хорошей девочкой, что следую правилам, что проживаю свою жизнь так далеко от параметров безрассудства, что, можно сказать, я едва существую.

— Мы празднуем, — слышу, как он говорит, поднося свой бокал к моему. Когда они соприкасаются, раздается резкий звон.

Его глаза блестят, а на лице грубое, примитивное выражение. Я видела такое однажды прежде, на лице отца, когда он вернулся домой после охоты. Он хищник, только что вернувшийся после убийства. Где бы мужчина ни был последние пару дней, это оказалось довольно полезным для него, и он хочет, чтобы я отметила его успех.

— Твои родители живы, — провозглашает он, осторожно наблюдая за моей реакцией. — Твой отец очнулся, а мать отделалась незначительными порезами и синяками. Я послал кое-кого проверить их, поэтому подними свой бокал, мой ангел, — добавляет он с легким раздражением в голосе. — Время немного расслабиться.

Я смотрю на него, мысли бешено носятся в голове.

— За раздражения, большие и маленькие, — продолжает он, приподнимая уголок губ.

Он делает большой глоток, ни на секунду не сводя с меня глаз.

— Отпусти меня к ним, — говорю я тихо. — Позволь мне самой убедиться.

Мрачное выражение появляется на его лице. Он ожидал благодарности от меня, а не еще один конфликт.

— Ты хотела знать, живы они или нет. Разве не по этой информации ты сохла? Забудь о них, mi alma, — говорит он, пренебрежительно махнув рукой. — Они научатся жить без тебя очень скоро, — он выпивает свое вино и наливает себе еще.

— Я никогда не забуду своих родителей, как и они никогда не забудут обо мне, — злостно отвечаю я, жар струится по моим венам как расплавленная лава. — Как ты смеешь пытаться исключить их из моей жизни. Кто дал тебе право?

— Право? — у него хватает наглости рассмеяться мне в лицо. — Разве ты еще не поняла этого, мой ангел, или ты нуждаешься в еще двух днях уединения и воды с хлебом? В этом мире правила диктую я.

— Ты не вычеркнешь мою семью из моих мыслей. Я не позволю тебе!