ни малейшего внимания.

Ami с напускной строгостью, посмотрела на нее.

— Asuka, запомни, дереву подносят — в первую очередь. Собственно именно к этому Akira сейчас и готовится…

Солнышко виновато опустила глаза. Тем временем вернулся Akira.

— Минуточку, как это «не идет»? — вы, по-моему, одного забыли…

— Ну, что ребята, можем начинать? — спросил я.

Все точно по команде кивнули.

— Тогда начинаем, — произнесла Asagi.

— Начинаем!!! — выкрикнули все хором.

Некоторое время не было слышно ничего, кроме громкого чавканья Рыжего Солнышка. Только после того, как ребята утолили голод, Izumi внесла предложение:

— А не спеть ли нам друзья мои? — Все-таки, сегодня праздник.

Челюсть Akira резко упала вниз.

Не дожидаясь ответа, она, затянула длинную народную песню, но оказалось, что у нее нет, ни слуха, ни голоса.

Ребята сагитировали исполнить что-нибудь даже Takasu Ryuji, который, как оказалось — обладал довольно-таки неплохим голосом.

— А почему Владимир-сан ничего не поет? — спросила Asagi.

Ami удивленно посмотрела на нее.

— А что, разве он умеет петь?

И тут же — с просительным взглядом обернулась ко мне. Я понял ее — без слов, и взял гитару.

— Хорошо друзья, я вижу, что Izumi — уже попыталась начать наш сегодняшний музыкальный и песенный марафон, — улыб-нулся я — давайте продолжим, потому, что пауза слишком затянулась.

Я растянул струны. Казалось, даже ветерок замер, а цвет сакуры — замедлил свое падение и кружение в воздухе. Все притихли.

— Это божественно, — выдохнула Asagi.

Затаив дыхание, Asuka, склонив голову, на плечо Ранмы слушала песню, нежная мелодия которой переполненная какой-то ностальгией, проникала в самое сердце, а слова — задевали в душе, некие забытые струны.

Заплутал не знаю где,

чудо чудное глядел:

По холодной по воде

в грязном рубище

Через реку через миг

брел как по суху старик,

То ли в прошлом его лик,

а то ли в будущем.

Позамерзшая межа,

а метели все кружат,

Я глазами провожал

слышал сердца стук.

Одинока и горба

не моя ли шла судьба,

Эх спросить бы

да, губа онемела вдруг.

Полем, полем, полем,

белым белым полем дым.

Волос был чернее смоли,

стал седым.

Полем, полем, полем,

белым белым полем дым.

Волос был чернее смоли,

стал седым.

А старик все шел, как сон

по пороше босиком

То ли вдаль за горизонт,

а то ли вглубь земли.

И чернела высота

и снежинки петь устав

На его ложились стан

да не таяли.

Вдруг в звенящей тишине

обернулся он ко мне

И мурашки по спине

ледяной волной.

На меня смотрел и спал.

“— Старче, кто ты?” — закричал,

А старик захохотал,

сгинув с глаз долой.

Не поверил бы глазам,

отписал бы все слезам,

Видно все,что было там

померещилось.

Но вот в зеркале, друзья,

вдруг его увидел я.

Видно встреча та моя

все же вещая.

Я повторил припев еще два раза и отложил инструмент. Песня уже закончилась, а все – еще сидели не в силах сбросить с себя какое-то приятное оцепенение. Первой, в себя пришла Makoto:

— Да-а, такого я еще не слышала, и даже более того — не знала, что ты на такое способен. Ты прекрасно поешь.

— Я думаю Makoto, каждый человек способен на многое, но, к сожалению не каждый знает, на что он способен, — ответил я ей.

— Ну, по крайней мере, из тебя, мог бы получиться хороший музыкант, — сказал Akira. А затем добавил.

— Я слышал много песен, но это, если честно впервые. Ты артист и твое место — на сцене.

От моей песни, у Аски на глазах набухли слезы.

— Владимир-сан, дай мне свой автограф, —взмолилась она, если ты мне откажешь — я это-го просто напросто не переживу.

— Погодите ребята, улыбнулся я, — для начала мне нужно немного прославиться, а потом уж…

— Прославиться, да, по-моему, никто не слышал ничего подобного. Обернись.

Я обернулся:

Все с восхищением взирали на меня и воздух, буквально взорвался аплодисментами и криками «Браво».

Под этот «аккомпанемент» Ami подошла ко мне.

— Спой нам еще что-нибудь Владимир-сан.

Я снова взял гитару:

— А теперь друзья, мы немного помечтаем:

Зазвенели струны, подводя вступление к концу, я вздохнул и запел:

«Когда-то помню, в детстве, я:

Мне пела матушка моя,

О том, что есть счастливый край,

В котором жизнь не жизнь, а рай.

Там нет ни слез, ни бед, ни бурь,

А в небе — чистом как лазурь.

Над очертанием рек и сел.

Парит, парит степной орел.

Не улетай, не улетай!

Еще немного покружи.

И в свой чудесный, дивный край,

Ты мне дорогу покажи.

И хоть он очень далеко,

Ты долетишь туда легко,

Преодолеешь путь любой.

Прошу, возьми меня с собой.

Возьми меня с собой!

С тех пор прошло немало лет:

И сказки нет и птицы нет.

Но иногда, подняв глаза,

Гляжу с тоской я в небеса.

И, может быть, в судьбе моей.

В один из хмурых зимних дней,

Неся надежду и тепло,

Мелькнет орлиное крыло.

Не улетай, не улетай!

Еще немного покружи.

И в свой чудесный, дивный край,

Ты мне дорогу покажи.

И хоть он очень далеко,

Ты долетишь туда легко,

Преодолеешь путь любой.

Прошу, возьми меня с собой.

Возьми меня с собой!

Не улетай, не улетай!

Еще немного покружи,

И в свой чудесный, дивный край,

Ты мне дорогу покажи.

Не улетай, не улетай!

Ты долетишь туда легко,

Преодолеешь путь любой.

Прошу, возьми меня с собой.

Возьми меня с собой!».

— Я всегда знал, что среди нас есть артист, — проговорил Akira. Только не все они могут раскрыть себя, однако, это один из немногих случаев, когда в человеке пробуждаются его скрытые таланты.

Ami кивнула:

— Действительно. Если принять во внимание то, что Владимир-сан никогда прежде не пел для нас.

— Ну да, а по внешности и не скажешь, —вступила в их беседу Asuka, — но я всегда знала этот чувак не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд.

— Вот возьмите, бесцеремонно влезла в разговор вездесущая Izumi, передавая ребятам какие-то чашечки. Промочите горло, это может здорово оживить вашу беседу.

Akira осушил свою чашку, даже не посмотрев что в ней находится. Горло внезапно обожгло, а в голове — появился такой азарт, которого раньше не было. Глаза Asagi также светились озорством и смелостью одновременно.

— Ты что же налила им sake? — спросил я у Izumi

— А что мне оставалось делать, по-твоему? На ее лице появилась довольная улыбочка. Если бы не я — они к нему так и не прикоснулись бы…

А тут — на тебе.

— И это все? — я снова улыбнулся, наблюдая за ребятами.

Asagi, которую элементарно развезло после этого «вливания» — снова начала вешаться на плечи к Akira. Он, кстати говоря — тоже изрядно захмелевший, практически не оказывал ей сопротивления.

Я с укором посмотрел на Izumi.

— Ну, я подумала, что наш праздник, был немного скучен. Вот и решила их немного расшевелить, — честно ответила она, видимо, уловив мой взгляд.

— Прекрасное решение.

Тем временем слева от нас, там, где под раски-дистыми ветвями сомейшино сакуры сидела «Рыжее Солнышко» со всей своей группой, на-зревал самый настоящий спор:

— Ну конечно, ты же видеть не можешь, как люди спокойно отдыхают, обязательно нужно им напакостить, — буркнул Ryuji метнув в сторону Izumi короткий взгляд.

Та, лишь хитро сузила глаза.

— Что, приятель, ты еще до сих пор злишься на меня за то, что я вчера разбудила тебя в тот момент, когда ты нажал лбом на кнопку сна во время лекции по японскому? Ну, не обижайся.

Takasu уже открыл было рот, чтобы дать ответ, но я приложил палец к губам.

— Тише, сейчас начнется…

— Что начнется? — Asuka, очевидно, не вруба-лась что происходит, и это ее категорически не устраивало.

— Увидишь…

— А? — акнула она, да так и застыла с открытым ртом. А я только легким кивком указал в сторону Винни-Пуха, спорщики точно по команде посмотрели туда же.

Тем временем «заправленный на полную» Винни-Пух, развалился возле дерева животом кверху, закинув ногу на ногу, и всем своим видом выдавал, что был явно настроен на рас-сказ какой-то длинной истории. Izumi, очевидно забыв о недавнем приключении, со слишком умным, чтобы он был настоящим видом, приготовилась к прослушиванию. Рядом с ней присел Akira, на котором все еще висела пьяная Asagi, а справа, снимая все это на видео-камеру, сидела «алькоголенепробиваемая» Makoto.

— Так вот братва, — начал Винни-Пух. Пример-но неделю назад я возвращался с дополнитель-ных занятий и решил побродить по этому пар-ку…

— Ну-у… перя… стянь т-ты, — от выпитого у Карманного Тигра, уже начинал заплетаться язык.

— Не перебивай! — гаркнул на нее Винни-Пух.

В другой ситуации Aisaka не стала бы ему это так легко терпеть, но сейчас алкоголь немного менял дело.

Далее рассказчик попытался продолжить.

— Так вот, иду я и вдруг вижу что…

Мы подошли к ним:

— Мы уже сотню раз это слышали, — улыбну-лась Asuka, у тебя что, заело. Сменил бы пластинку а? Кроме того, всем известно, что ты самая большая сплюха — ну, по крайней мере, из всех моих знакомых. А особенно ты любишь отсыпаться на лекциях по математике. Как задрыхнешь так тебя и из пушки не разбудить.

— Ну да, — бахнула смехом Izumi, так во время математических занятий у всех нас объявляется тихий час. И тогда уже — спят все, не только ты.

По парку прокатился звонкий студенческий смех. За общим шумом никто не заметил, как Младшенький тихо поднялся и, развернувшись, отошел от компании.

Только добравшись до речки, он сел на траву, обхватив руками колени. Выглядел парень уныло. Шелестела листва оживленная дыханием ветра, лепестки сакуры, плавно кружась, падали вниз и, на миг, задержавшись на поверхности — тонули в прозрачной глубине.

— Подождите ребята…

Казалось, Takasu не слышал меня, и я, подойдя к другу сел на траву рядом с ним.

— Снова избегаешь всех? — тихо спросил я, и в моем голосе зазвучали некие родительские нотки.

— Это не так, — голос Ryuji звучал неуверен-но.

— А что тогда?

— Ну, ты же знаешь Владимир-сан, я просто не люблю шума.

— Это все понятно, но, по-моему — ты опечален. Эх, парень, человеческая жизнь порой также коротка, как первый и последний полет лепестка сакуры, и именно поэтому она — столь же прекрасна.