— Пожалуйста, отпусти меня, и я никому не расскажу, что здесь произошло сегодня вечером.

— Конечно, ты никому не скажешь, — легко отвечаю я. — Потому что, если ты это сделаешь, знаешь, что произойдет?

— Н-нет…

— Да. Я собираюсь, блядь, выследить тебя и вырезать свое имя на твоей коже. Ты поняла меня маленькая птичка? Повтори это для меня.

— Я…

— Черт возьми, повтори это!

Она краснеет, страх делает ее щеки ярко-красными, когда она запинается на словах, чтобы произнести их как можно быстрее, черт возьми.

— Если я кому-нибудь расскажу, ты вырежешь свое имя на моей коже.

— Так и есть. — Ухмыляюсь я. — А теперь стой, блядь, смирно… Мне нужно, чтобы ты успокоилась прямо сейчас, или ты очень быстро пожалеешь об этом еще больше.

— Не надо, — шепчет она, когда я прижимаюсь языком к ее щеке. — Только не мое лицо, Паркер, пожалуйста…

— А где же? — Продолжаю ухмыляться. — Все должны знать, какая ты грязная маленькая шлюха…

Нож было бы так легко вонзить в ее кожу цвета слоновой кости. Так чертовски просто. Он бы разрезал её на куски как масло. Это так чертовски заманчиво. Но я продлеваю момент, скользя лезвием по ее коже, дразня ее этим. Мы оба знаем, что нас ждет. Дав не сможет остановить меня, она слишком слабая, и я знаю, что она этого хочет. Она просто слишком напугана, чтобы признать это… Но через несколько лет она все равно будет помнить это. Вспомнит, как я причинил ей боль, как приятно было чувствовать эту гребаную боль. Она останется с этим воспоминанием на десятилетия вперед.

А потом что-то обрывается внутри меня, и я перестаю бороться со своими инстинктами. Со стоном удовольствия я полоснул её щеку. Дав тихо плачет, не издавая ни звука, и это заводит меня еще больше. Она вытерпит это ради меня… И я заставлю ее блядь полюбить это. Я не останавливаюсь, пока кровь не стекает по ее лицу. Она выглядит такой красивой в таком виде.

— Вот так, маленькая птичка, — нежно бормочу я. — Хорошенький маленький сувенир на память обо мне…

Нож со звоном падает на землю, когда я ухмыляюсь, глядя на рану на ее щеке.

— Теперь ты можешь идти.

Она смотрит на меня сверху вниз. Это так прекрасно наблюдать, как она ломается. Принимая себя такой, какая она есть. Принимая свою новую жизнь, в которой она всегда будет оглядываться через плечо, боясь увидеть меня там. Следящего за ней, готового вырезать еще больше красивых шрамов на ее некогда красивом лице.

Она берет себя в руки. Кровь стекает по ее лицу, и она дрожит, когда натягивает одежду обратно, отказываясь встречаться со мной взглядом. Дав выглядит чертовски паршиво, и я не могу стереть довольную улыбку со своего лица.

— Если кто-нибудь спросит, на тебя напали, — небрежно говорю я ей. — Кто-то с ножом. Оставь свой телефон и сумочку здесь. Ну, знаешь, чтобы замести следы.

Дрожа, она протягивает мне свои вещи, и я принимаю их. Я так чертовски возбужден, что мой член ощущается как молоток, натягивающий мои джинсы.

— Тебе действительно стоит взглянуть на этот порез. — Ухмыляюсь я Дав. — Он выглядит очень плохо.

— Ты чудовище. — Шёпотом срываются слова с её губ.

— И ты только сейчас это поняла? — Смеюсь я. — Глупая маленькая птичка…

Она направляется к двери, ее плечи поникли, все еще кровоточа. Держа руку на дверной ручке, она поворачивается ко мне лицом. Я ожидаю оскорбления, чего-то такого, что заставит ее почувствовать, что именно она здесь главная. И она справляется на все сто, выплёвывая мне:

— Твоя сводная сестра трахается с твоим близнецом, — говорит она. — Он сейчас у нее дома.

Дав тихо уходит, закрыв за собой дверь. Все, что теперь осталось, это окровавленный нож и алый след, ведущий к двери. И моя собственная гребаная ярость, угрожающая выплеснуться наружу, когда я снова и снова прокручиваю эти слова в голове.

Я собираюсь, блядь, убить Кейда.