Она просто продолжает качать головой, ее рука дрожит. Ножницы со звоном падают на пол. Я не пытаюсь приблизиться больше, чем уже есть.

— Мне нужно уйти, — шепчет она. — Я серьезно, Нокс. Я не могу тебя простить. Я никогда тебя не прощу. Если я увижу тебя снова, ты ответишь за всё.

— Дав, пожалуйста, позволь мне…

— Нет! — Она практически рычит. — Нет, ты уже достаточно отнял у меня. Я больше не позволю тебе брать ни куска моей жизни. Моих людей. Я покончила с тобой навсегда.

— Но, Дав, я… — Я сжимаю губы. Черт. Могу ли произнести это вслух? Будет ли это иметь значение сейчас? Я давно уже это знал, просто сопротивлялся. — Голубка, я люблю тебя.

— Это не имеет значения, — сокрушенно признается она. — Я не люблю тебя. Держись подальше, иначе…

Она отступает. Я вижу в этих прекрасных глазах столько гребаного огня. Темного, полыхающего, злого огня. С ней все будет в порядке. Она справится с этим, но она сделает это без меня.

Что касается меня, я не уверен, что переживу ураган, который только что налетел и разрушил мою чертову жизнь.

Последнее воспоминание, которое у меня осталось о Дав Кентербери, это то, как она захлопнула за собой дверь номера мотеля и оставила от меня оболочку человека, которым я когда-то был. Она даже забирает толстовку, и я позволяю. Теперь у нее есть улики против меня. Она действительно может меня сдать.

И все же моя первая мысль не о том, как забыть женщину, чью жизнь я разрушил. Нет, это не так, потому что я болен, и я ничего не могу с собой поделать, и я уже, блядь, продумываю, как преследовать ее снова, чтобы вернуть, пока она не сдастся. Пока она не передумает.

Она должна это сделать.