13 КИРИЛЛ

Мои инстинкты никогда меня не подводили.

Поэтому, когда я принял решение убраться отсюда к чертовой матери, я не делал это произвольно. Это чрезвычайная ситуация, побег — это необходимость, а не вариант.

Однако Саша не прислушалась к голосу разума и настояла на том, чтобы вернуться к пожилой паре. Решение, которое привело нас прямо в центр этого дерьма.

Трое вооруженных людей в противогазах открывают огонь, затем расходятся, как только мы приближаемся к дому.

Самое главное, что они пришли из дома.

Однако хуже всего то, что они носят противогазы, а это значит, что речь идет о каком-то химическом оружии.

На мой крик Саша падает на землю за деревом, но ее глаза бегают, а винтовку она держит нетвердо.

Должно быть, она обдумывает в уме все, о чем я только что подумал, и придумывает наихудший из возможных сценариев.

У двух пожилых людей нет никаких шансов, когда они сталкиваются с террористами с огнестрельным и химическим оружием.

Когда я был с Николаем на рынке раньше и почувствовал на себе взгляды, именно такого поворота событий я боялся больше всего. Я быстро сократил поход и настоял, чтобы мы вернулись в дом, но, возможно, это тоже было неправильным решением.

— Липовский — окликаю я авторитетным тоном, но это едва привлекает ее внимание.

— Саша!

Она дергается, ее глаза увеличиваются в размерах, когда они возвращаются ко мне.

Я останавливаюсь позади нее, отмечая ее хаотичную реакцию.

— Ты здесь?

Она кивает один раз.

— Надя и Николай, они… они…

— Мы должны избавиться от этих людей, чтобы иметь возможность найти их. Мне нужно, чтобы ты прикрыла меня, чтобы я мог войти внутрь. Ты можешь это сделать?

— Да, сэр.

— Мне нужна твоя голова в игре, солдат.

Ее подбородок медленно, едва заметно приподнимается, прежде чем она кивает с ощутимой решимостью.

— Сэр, да, сэр.

Она прислоняется к стволу дерева, а я крадусь вокруг дома, используя стену в качестве маскировки. Я не должен был бы доверять ей прикрывать меня в данных обстоятельствах, но я доверяю.

Потому что вот в чем дело с Сашей. Она лучше всего работает под давлением, хотя она беспокоится о пожилой паре, она не допустит ошибки, которая будет стоить им жизни.

И действительно, когда я уверенно двигаюсь в направлении дома, она сбивает с ног одного из мужчин.

Мои движения легки, уверенны и без малейшей задней мысли. Она отличный стрелок и не допустит никаких просчетов. По крайней мере, не тогда, когда дело доходит до этого.

Когда я добираюсь до входа, я убиваю человека в черном на месте. Однако меня беспокоит одна вещь. Я не могу найти другого. Учитывая бездействие Саши, она, вероятно, тоже не сможет.

Тем не менее, я продолжаю использовать стену в качестве укрытия и продвигаюсь к дому. В тот момент, когда я переступаю порог, я задерживаю дыхание. Я могу выдержать это в течение пяти минут, которых должно быть достаточно, чтобы найти Надю и Николая.

Мои движения резко останавливаются посреди зеленой гостиной, запотевшей от газа.

Два тела спят друг на друге на полу, под ними образуется лужа крови.

Я бросаюсь к ним и проверяю их пульс. Секунды идут, и окончательность ситуации бьет меня по голове, как ублюдка.

Даже в свои последние мгновения они держатся за руки и прислоняются друг к другу.

Глаза Нади закатились, показывая больше белого, чем радужная оболочка. Однако глаза ее мужа смотрят в никуда, полностью лишенные той жизни, свидетелем которой я был менее часа назад.

Я закрываю им глаза, не находя слов. Они верили в божественное существо и доброту, поэтому надеюсь, что это существо теперь заботится о них.

Позади меня раздается шорох, а затем следует затравленный шепот:

— Нет…

Я резко оборачиваюсь и вижу Сашу, стоящую на пороге в противогазе и держащую в руках другой, который она, вероятно, сняла с наших жертв.

Прямо за ее спиной появляется тень движения, и я, не колеблясь, поднимаю винтовку и стреляю ему между глаз.

Она не оглядывается назад, даже не думает о своей беспечности, которая только что чуть не убила ее.

Вместо этого она вбегает внутрь и падает на землю, посреди всей этой крови, не заботясь о том, что ее одежда пропитана ею.

— Надя…Николай…проснись… — Ее голос дрожит, как и руки, когда она хватает медсестру за запястье. — Нет, нет…

Я забираю у нее из рук свободную маску и повязываю ее себе на лицо, затем делаю глубокий вдох.

— Они мертвы. Нам нужно идти.

Ее голова резко поворачивается в мою сторону, и я могу поклясться, что она собирается направить на меня свою винтовку.

— Это все? Они мертвы, и нам нужно уходить? Что за…что ты за бесчувственное чудовище? Эти люди спасли нам жизни, когда они могли просто бросить нас, и теперь они мертвы из-за этого. Они мертвы, Кирилл!

— Если ты не будешь двигаться, ты тоже будешь мертва, и все их усилия будут напрасны. Вставай. Сейчас-же

— Нет — она качает головой, в ее голосе слышится такая хрупкость, какой я никогда раньше не слышал.

Это не столько слабость, сколько ярость против этой слабости, смешанная с намеком на саморазрушение.

— Они… они такие из-за нас. Эти люди, они здесь ради нас, а не ради них, и мы… мы…

Я хватаю ее за здоровую руку и притягиваю к себе так быстро и сильно, что она ошеломленно замолкает. Она прижимается к моей груди, и я встряхиваю ее для пущей убедительности.

— Послушай меня, и слушай внимательно, Саша. Если мы не уйдем прямо сейчас, то можем попасть в засаду. Неизвестно, сколько человек участвовало в этой миссии и есть ли у них подкрепление. Нам нужно покинуть этот город, пока из-за нас еще кого-нибудь не убили. Так что-либо ты следуешь за мной, либо я вырублю тебя и возьму с собой силой.

В стеклянной маске я вижу, как слезы застилают ее глаза, а раскаленный докрасна гнев вырывается на поверхность.

Но я не жду ее. Я не даю ей другого шанса и уж точно не предлагаю ей жалости.

Я отпускаю ее толчком и разворачиваюсь, чтобы уйти. Сначала я думаю, что она решила остаться, но, когда я оглядываюсь, она накрывает тела пожилой пары одеялом и складывает руки вместе, что кажется молитвой.

Как только я выхожу из дома, я снимаю маску и бросаю ее на землю. В этот момент Саша догоняет меня. Ее плечи опущены, а винтовка свободно болтается на груди, безжизненная, как будто она потеряла свое предназначение. Она роботизировано снимает маску, показывая бледное лицо, красные глаза и следы слез, бегущие по ее щекам.

Я начинаю протягивать к ней руку, но останавливаюсь на полпути. Я не только понятия не имею, как утешать людей, но даже если бы и знал, в данной ситуации это было бы бесполезно.

Саша — солдат, и ей нужно играть свою роль, прежде чем она втянет нас в еще большее дерьмо.

Наш приоритет — убраться отсюда к чертовой матери, пока мы снова не попали в засаду.

Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и начинаю осторожное, но стратегическое отступление в лес. Саша следует позади, ее движения роботизированы, но сосредоточены. Она не колеблется и не спотыкается, но она также не обращает достаточного внимания на свое окружение.

Как только мы отходим достаточно далеко от деревни, я перехожу на бег трусцой, и она следует моему примеру. Я держу ровный темп, чтобы она не почувствовала никакого дискомфорта от своей травмы.

Мы продолжаем бежать два часа подряд, пока не добираемся до места сбора — коттеджа в горах, принадлежащего семье Виктора. Мы могли бы назначить встречу на одной из военных конспиративных квартир, но я полностью потерял веру в это учреждение после запланированной подставы во время миссии.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что это была подстава, и это, черт возьми, стоило мне мужчин, с которыми я вырос. Люди, которые должны были находиться под моей защитой.

Я контролирую свое дыхание, когда нахожу ключ под цветочным горшком и открываю старую дверь.

— Мы останемся здесь на несколько часов, пока Виктор не приедет за нами.

Саша кивает и входит внутрь, ее движения механические. Выражение ее лица выглядит оторванным от реальности.

Она еще секунду стоит посреди обшарпанного коттеджа со старой мебелью и потертыми коврами.

Два.

Десять.

Тридцать.

На самом деле, она не двигается целую минуту, прежде чем ее плечи трясутся, и она хватает винтовку обеими руками.

Затем, внезапно, она разворачивается и направляется к двери.

Я встаю перед ней, фактически заставляя ее остановиться. Вот тогда-то я и получаю возможность внимательно рассмотреть ее лицо. Оно серьезное и окрашено в красный цвет, хотя ее губы посинели от холода.

— Куда, по-твоему, ты направляешься — спрашиваю я собранным, совершенно бесстрастным тоном.

— Я возвращаюсь, чтобы похоронить Надю и Николая! И если я попаду в засаду, я убью всех этих ублюдков до последнего. Я пролью их кровь и сокрушу их сердца.

— Нет, ты этого не сделаешь.

Она дергается вперед. По общему признанию, она сильная, вероятно, из-за адреналина и боли, которая хмурит ее брови. Но она недостаточно сильна, чтобы оттолкнуть меня.

Когда эта тактика не срабатывает, она использует свою винтовку, чтобы попытаться ударить меня, но я легко хватаю ее за конец, вырываю из ее рук и бросаю на ближайший диван.

Поэтому она хватается за мою винтовку, как гребаный выживший, не заботящийся о своей жизни. Я снимаю ее с плеча и бросаю на стул.

Разве это ее останавливает? Конечно, нет.

Она почти вступила со мной в рукопашный бой, прекрасно зная, что ей не победить. Ее удары злобны, полны презрения и сосредоточены на одной цели, пройти сквозь меня к двери.

Я пинаю ее в голень, и она падает на колени на деревянный пол, но тут же вскакивает, защищая лицо кулаками.

Поэтому я делаю это снова, на этот раз сильнее, так что глухой стук разносится в воздухе вокруг нас. Если я ударю ее по-настоящему, я обязательно снова разорву ей швы, так что это, вероятно, единственный способ заставить ее сдаться, не прибегая к нанесению телесных повреждений.