— Я не знаю. Ты мне скажи. Поскольку вы друзья, я подумал, что было бы неплохо дать тебе сменить обстановку.

— Я бы не хотела этого, и я была бы признательна, если бы ты посоветовался со мной, прежде чем принимать эти решения.

Его глаза сужаются, но он снова обращает внимание на свой планшет и ничего не говорит. Поскольку он, кажется, в лучшем настроении, я выпрямляюсь. Изначально я планировала спросить об этом позже вечером, может быть, после секса, так как тогда он кажется самым дружелюбным, но я не доверяю себе, чтобы не заснуть.

Кроме того, будет лучше, если у нас будет слушатели, чтобы он не расспрашивал меня долго.

— Босс… — я начинаю.

— Хммм?

— Можно мне взять трехдневный отпуск?

При этом он отрывает взгляд от своего iPad и даже наклоняет его в сторону.

— Зачем?

— Это… личное.

На секунду между нами воцаряется тишина.

Два.

Три.

Затем, не меняя выражения лица, он говорит:

— Хорошо.

— П-правда?

— Да.

Я прищуриваю глаза. Сказать, что это в высшей степени подозрительно, было бы преуменьшением. Я была морально готова бороться зубами и ногтями за это, подвергаясь его неумолимому допросу. Я даже думала о том, как выжить, если расколюсь и расскажу ему все под пытками.

Правда, Кирилл больше не спрашивал о «мужчине», с которым, как он думал, я разговаривала в тот раз, и я почему-то подумала, что, возможно, он действительно воспринял мою угрозу всерьез. Но это просто не в его стиле.

Тот факт, что мне нужно ехать домой, заставляет меня нервничать еще больше. Я редко разговаривала со своим дядей с того дня, как меня чуть не поймали, и только тогда, когда я не на дежурстве и нахожусь вдали от дома. Он перестал просить меня закончить мою миссию, чтобы сблизиться с Кириллом. На самом деле, он, казалось, обрадовался, когда я сказала ему, что теперь я вхожу в ближайшее окружение Кирилла.

Поэтому я медленно работала над своим первоначальным планом, чтобы в конечном итоге получить доступ к офису. Я была там несколько раз одна, но Кирилл обновил систему безопасности, так что все важные файлы теперь защищены отпечатком его большого пальца. Я все еще пытаюсь найти способ обойти эту проблему, не вызывая у него подозрений.

С другой стороны, ни дядя Альберт, ни я не получали никаких известий о моем брате. Иногда я засыпаю со слезами на глазах, думая, что он уже мертв, но большую часть времени я отказываюсь в это верить.

Вчера я узнала, что бабушка больна и что это плохо. Дядя Альберт сказал, что позаботится о ней, но мне нужно домой, на всякий случай. Я бы никогда не простила себе, если бы это был мой последний шанс увидеть ее живой, и я решу не ехать. Поэтому я сказала своему дяде, что возвращаюсь в Россию в ближайшие несколько дней.

Вот почему я обратилась с этой просьбой об отпуске. Что Кирилл с такой готовностью одобрил.

Он, вероятно, пошлет кого-нибудь следить за мной.

Но это нормально. На этот раз я просто должна победить его в его собственной игре.

— Ты не должен везти меня в аэропорт — говорю я Кириллу, который лично ведет машину.

Он никогда этого не делает.

Его лицо непроницаемо, не то чтобы его можно было прочесть в большинстве дней, но оно окутано еще большей тайной с тех пор, как я объявила, что мне нужен отпуск. Хотя он с готовностью согласился, его отношение изменилось. Большую часть своего времени он выполнял внешние поручения и часто приказывал мне оставаться на страже дома для Карины. Мы не были одни в комнате, как он обычно делал, чтобы убедиться, что мы были в прошлом. А что касается его комнаты, то он использовал её только для того, чтобы принять душ и переодеться.

В результате секса не было целых три дня.

Чего не случалось уже несколько месяцев.

Кирилл никогда не проходил целого дня без того, чтобы не затащить меня в темный угол и не трахнуть до тех пор, пока мне не станет трудно стоять. Так что недавнее изменение отношения поставило меня в тупик. Я не могла нормально ни спать, ни есть, думая о смысле, стоящем за всем этим.

Учитывая его натуру, Кирилл ничего не делает просто так. Каждый — это часть более грандиозного плана для него. Может быть, он действительно устал от меня и теперь бросает меня.

За исключением…

Если бы это было так, то зачем ему лично везти меня?

— Как ты узнал, что я улетаю? — Спрашиваю я, когда он не отвечает на мой предыдущий вопрос.

И снова никакого ответа.

Мои руки сжимаются на коленях, и смесь темных чувств, обиды, боли и неудовлетворенности начинает трещать по швам.

— Если ты собираешься вести себя так тихо, ты мог бы, по крайней мере, позволить Максиму или Юрию присоединится.

Абсолютно ничего.

Я смотрю в окно, чтобы удержаться от излишних эмоций и, возможно, не сказать то, чего не следовало бы. К тому времени, как машина останавливается перед аэропортом, я готова избавиться от сумасшедшего напряжения, которое душило меня в течение последнего часа.

— Я ухожу — Я не смотрю на него, потому что это вызовет у меня желание обнять его или поцеловать, а у нас просто не такие отношения.

Сильная рука хватает меня за запястье, дергая назад, и я задыхаюсь, поворачиваясь к нему лицом.

Тень покрывает его лицо, и странное выражение, которого я никогда раньше не видела, появляется на его резких чертах. Это смесь боли и ярости, подчеркнутая смертельной хваткой на моем запястье.

— Что? — спрашиваю я тихим голосом, боясь говорить громче.

— Не уходи. — это всего два слова, но они настолько заряжены, что ударяют меня в грудь.

— Я… вернусь через три дня. Я обещаю.

— Не надо уходить! — на этот раз это приказ, в котором сочетается вся власть, на которую способен Кирилл.

— Я должна, — шепчу я.

Он притягивает меня к себе так, что я полулежу у него на коленях, снимает очки и целует меня. Нет. Он не только целует меня. Он пожирает меня, его язык наслаждается моим, а зубы покусывают. Он показывает мне, вместо того чтобы сказать, что все мои мрачные мысли в течение предыдущих трех дней недействительны.

Дело не в том, что он потерял свое желание ко мне или что он больше не хочет прикасаться ко мне. Он по-прежнему хочет. Я чувствую его отчаяние, которое отражает мое, и я могу сказать, без сомнения, что он, вероятно, хочет меня так же сильно, как я хочу его. Он целует меня с пылкой страстью, которая кажется ему чуждой. Это хаотично, незапланированно, и кажется, что он даже не знает, что делает. Но это все из-за него.

Когда его губы покидают мои, я хочу их вернуть.

Нет, мне нужно их вернуть, даже если мой рот слишком распух и болит.

— Не уходи, Саша, — просит он на этот раз мягко, даже умоляюще.

И я таю.

Каждая клеточка во мне рвется, добровольно предлагая себя этому монстру.

Мой монстр.

Я хочу кивнуть, согласиться с его просьбой. Я хочу выбросить эту другую часть своей жизни и просто остаться здесь.

В его объятиях.

Я хочу продолжать смотреть в его ледяные глаза и фантазировать о том, как однажды они смягчатся.

Но я не могу. Потому что это касается не только меня. Это касается моей семьи. Нечеловеческим усилием я вырываюсь из объятий Кирилла, все еще испытывая головокружение от страстного поцелуя, и качаю головой.

— Я вернусь через три дня.

Выражение его лица не меняется, но мускул на его челюсти напрягается. Прежде чем я передумаю и действительно останусь, я хватаю свой рюкзак и выскакиваю из машины. В тот момент, когда я оказываюсь перед входом, я бросаю взгляд назад, чтобы вдоволь насладиться Кириллом, но он и машина исчезли.

Мои плечи горбятся, когда я исчезаю в аэропорту. Полет неудобный, но не из-за продолжительности, а из-за мыслей, терзающих мой разум. Я не могу перестать думать о выражении лица Кирилла, когда я отказалась остаться после того, как он попросил меня в третий раз.

И еще… этот поцелуй. У меня кружится голова при одной мысли об этом.

Когда я прилетаю в Россию, я переодеваюсь в туалете аэропорта, чтобы выглядеть иначе, чем когда я улетала. Я натягиваю толстовку и прячу пистолет за пояс. Затем я выворачиваю свой рюкзак наизнанку, чтобы он был синим, а не темно-оранжевым.

Хотя Кирилл был зол на меня, когда высадил, я не могу быть слишком осторожной, так как он мог послать кого-нибудь следить за мной.

Я даже прячу свой телефон в камере хранения в аэропорту, так как уверена, что на нем есть какой-то трекер.

Мне требуется больше времени, чем нужно, чтобы выйти из здания, но я ухожу полностью удовлетворенная тем, что за мной никто не следит. А если и были, то я их уже потеряла. Тем не менее, я выбираю осторожные маршруты, езжу автостопом на нескольких больших грузовых автомобилях, пока не добираюсь до далекой деревни, где живет моя семья.

Я выхожу из последнего грузовика и прохожу около пяти миль по густому снегу и ледяному холоду, просто чтобы убедиться, что за мной не гонятся машины или люди.

К тому времени, как я добираюсь до места, которое мне дал дядя Альберт, я останавливаюсь. Я ожидала, что это будет деревня, но там всего лишь склад.

Он скрыт холмом и выглядит слишком похожим на склад из нашей последней миссии здесь…

Этого не может быть.

Мои чувства приходят в полную боевую готовность, и я поднимаю свой пистолет, когда мои шаги становятся осторожными. Дядя Альберт не привез бы сюда бабушку. Это неподходящее место для такой пожилой женщины или ребенка, как Майк.

Должно быть, произошла какая-то ошибка в координатах, которые он мне дал -

— Саша.

Я оборачиваюсь и, конечно же, вижу, что мой дядя стоит там, в снегу. Но он выглядит… по-другому.

Мой мирный дядя одет в армейские ботинки, а через плечо у него перекинуто огнестрельное оружие.

И он не одинок. Появляется еще несколько человек, все они одеты в боевое снаряжение и черные маски.

Наемники?

— Что происходит? — спрашиваю я, мой палец все еще на спусковом крючке. — Где бабушка? Кто все эти люди?

— Всему свое время, Саша. — мой дядя обнимает меня за плечи. — Ты так хорошо справилась.

— Я все еще ничего не сделала. — я вопросительно смотрю на него.