Что за дерьмо ты заставила меня съесть сегодня вечером?- прорычал Джонни Конго.

“Это, - ответил Матеус да Кунья, который с каждой секундой все больше жалел о своей связи с Конго, - французская кухня, самая лучшая еда в мире.”

- Ну и что? Французская еда для пидоров была именно такой, какой она показалась мне на вкус. Просто дай мне тарелку домашней жареной курицы или хороших жирных ребрышек, зажаренных на гриле по-техасски, пока мясо не отвалится от костей. Вот об этом я и говорю.”

Он задумался еще немного, сжимая хрустальный бокал, наполненный чистым скотчем, едва видимый в гигантском кулаке, ярость внутри него теперь была почти осязаема. - Гон, сыграй мне что-нибудь, - прорычал он. - "Послушай моего человека Джей-Зи” - он повозился с телефоном, нашел то, что искал, и подключился к корабельной звуковой системе. “Речь идет о брате, который говорит тупому белому копу: "Ты не можешь меня трогать, дурак.’”

Через секунду вся комната, казалось, взорвалась оглушительным грохотом. Это прозвучало для Матеуса да Куньи как физическое нападение на его уши. Конго послушал рэпера, распевающего над грохочущим хэви-металлическим риффом, и подошел к да Кунье. Ему пришлось кричать, чтобы его услышали. - “У меня есть кое-какие дела. Прикоснись к музыке, я ... оторву твою чертову рожу.”

Да Кунья остался в комнате. Поведение Конго было последним, в чем он нуждался. Через несколько дней первые из явно спонтанных беспорядков, которые должны были начать процесс восстания, должны были обрушиться на город Кабинда. Он должен был планировать, концентрироваться, обдумывать все возможные варианты развития событий, но не мог слышать, как думает над музыкой. С другой стороны, никто не слышал, как он кричал в дверь, из которой только что вышел Конго, кричал, как сильно он его ненавидит.

Капитан "Фокон д'Ора" наблюдал за их швартовкой у берегов Малабо. Он оставил одного из своих людей на мостике на тот случай, если клиенты передумают и решат снова отплыть посреди ночи. Люди, которые могли позволить себе арендовать такую лодку, никогда не задумывались, разумны ли их требования или практичны. Они просто ожидали, что им немедленно и беспрекословно подчинятся. Значит, кто-то должен быть готов сделать это.

Покончив с этим вопросом, капитан устроился на ночлег. Он поморщился от шума, доносившегося из главной гостиной, но он хорошо привык к поздним ночным вечеринкам и держал запас самых лучших шумоподавляющих затычек для ушей именно для этого случая. Как только они оказались внутри, единственное, что он мог слышать, был звук собственного дыхания.

Поднявшись на мостик, первый офицер проверил радар, установил, что единственным кораблем в их окрестностях был буксир, плывущий на север в Порт-Харкорт, а затем уселся играть в Call of Duty на своем планшете, смешивая музыку клиентов, против которой он совсем не возражал, со звуками выстрелов из своей игры. Он удовлетворенно кивнул, думая, что эти двое прекрасно подходят друг другу, учитывая все обстоятельства.

Трое телохранителей находились внизу, в каюте экипажа, вместе с четвертым членом команды, которому предстояло нести ночную вахту и который, как следствие, проспал весь день. Двое из них были сербами, один француз и бельгиец, все они работали на парижского подрядчика. Их босс был бывшим наемником, который видел бесчисленные африканские перевороты, приходящие и уходящие, и он учуял еще один, как только услышал от людей да Куньи. Так что он не посылал никого из своих лучших людей, тех, кого ему будет не хватать, если они сгниют в африканской тюрьме. Вместо этого да Кунья получил четырех крепких, упорных бойцов, все они имели судимости и никому из них не было дела ни до кого, кроме них самих.

Прямо сейчас они сидели за бутылкой бренди, играли в покер и безуспешно пытались поболтать с двумя француженками, которые подавали еду, готовили напитки в баре на открытом воздухе и вообще делали путешествия клиентов максимально приятными. Теоретически кто-то должен был находиться наверху, в качестве наблюдателя. Но командир группы Бабич, который был одним из сербов, поднявшихся на мостик, поговорил с первым офицером и убедился, что поблизости есть только один корабль, который плывет на север, в Нигерию. Так что беспокоиться было не о чем. Бельгиец Эразм должен был вести ночной дозор. Через некоторое время Бабик пришлет его наверх, просто чтобы проверить, все ли в порядке. А пока он был рад, что все они сидят с выпивкой, картами и стюардессами.

И тут Бабич что-то услышал. - “Что это за звук?” сказал он.

Эразмус, сдававший карты, перестал перебрасывать их через стол. Он сосредоточенно нахмурился - " это просто дерьмовая музыка из гостиной.”

Бабич отрицательно покачал головой. - “Нет, он доносится снаружи. Проверить это.”

- Можно мне закончить сделку?”

“Нет.”

Эразмус вздохнул, взял свой пистолет, засунул его за пояс брюк и пошел прочь, не потрудившись даже надеть пиджак.

"Он не в форме", - подумал Бабик, мельком увидев выпирающий живот Эразма под свободной рубашкой. Пора бы мне что-нибудь с этим сделать.

На перехватчике Кросс и его люди готовились к бою. Они с Пэдди взяли Фрэнка Шармана в качестве третьего члена своей команды. Он заслужил это право после своего исключительного поведения на буровой вышке. Имбисс вел Карла Шрагера и Томми Джонса в том, что они с Шрагером любили называть командой США, к большому неудовольствию Джонса. Яхта была гораздо менее опасной средой, чем нефтяные установки в Магна-Гранде, с небольшим риском того, что шальная пуля отправит все судно в огонь. Таким образом, они были вооружены канадскими штурмовыми винтовками Colt C8 в конфигурации близкой четверти карабина. В последние годы С8 стал стандартным индивидуальным оружием для британских спецназовцев, и это была единственная рекомендация, которая была нужна бывшему сотруднику САС, такому как кросс. Все мужчины были одеты в стиле спецназа: черные комбинезоны и балаклавы, защитные очки и черные бронежилеты на груди. Они были связаны между собой системой связи малой дальности.

Правила ведения боевых действий были просты. Любой, кто был безоружен, женщина или хотя бы отдаленно похож на не - бойца, был под запретом. Конго, да Кунья и все, кто сражался от их имени, должны были сражаться с максимальной силой и минимальными угрызениями совести.

Теперь они были так близко от "Фокон д'Ора", что казалось, будто он заполняет собой все ветровое стекло рубки управления перехватчиком. - Черт побери, да она вся светится, как блэкпульская иллюминация” - пробормотал Шарман.

- Выключите двигатели, - сказал Кросс. У перехватчика было достаточно инерции, чтобы преодолеть последние сто метров, не нуждаясь в энергии. Казалось, что они подобрались так близко, что их никто не заметил. Это было почти чудо, но он не собирался испытывать судьбу дальше. Отныне они будут молча приближаться к своей добыче.

Настя с трудом засыпала. Даже когда ей это удавалось, она все равно начинала просыпаться с бешено колотящимся сердцем и темными фантазиями, затаившимися где-то в глубине сознания, не в силах избавиться от чувства беззащитности в крепости своих врагов. Она понятия не имела, когда приедут Гектор и Пэдди. Может быть, это всего лишь несколько часов, а может быть, и дней.

Настя видела во сне сердитые, настойчивые ритмы, крики мужчин, крики женщины, зовущей ее. Она пыталась не обращать на него внимания, но он становился все более настойчивым, пока она не вскочила в постели, полностью бодрствуя и просыпаясь. Она прислушалась, ожидая, что голос исчезнет, как и все остальные звуки. Но этого не случилось. Вместо этого голос стал более настойчивым, пока она вдруг не узнала его.

- Женя! - она закричала и вскочила с кровати. Она подбежала к двери и стала возиться с замком, но пальцы ее были неловкими и онемевшими от сна. Наконец она распахнула дверь и выбежала в коридор в своей короткой ночной рубашке. Крики Жени становились все громче и отчаяннее: беспорядочные крики о помощи, борьба с ревом музыки, прерываемые криками агонии и мольбами о пощаде. Настя промчалась по коридору и добежала до двери в каюту сестры. Изнутри она услышала звук тяжелых ударов и мгновенно узнаваемый мужской голос.

“Ты только что укусила меня, сука? Я тебе за это зубы выбью.”

Конго! Настя повернула дверную ручку и изо всех сил дернула ее, но ничего не вышло. Она была заперта изнутри. Она попятилась назад, пока не добралась до переборки позади себя. Затем она побежала к двери, ударив ее правым плечом. Удар был жестоким, но прочная дубовая панель оказалась упругой, как сталь, и остановила ее как вкопанную.

Она снова попятилась и взяла себя в руки. В этот момент из-за двери донеслись крики отчаяния, достигшие крещендо, которое пронзило самое сердце Насти. Она сжала кулаки на уровне живота, сгорбила плечи и выкрикнула три слова силы, которые открыли самые сокровенные тайники ее силы. Затем она снова бросилась к двери. На этот раз она почти не почувствовала удара, но дерево взорвалось облаком осколков вокруг нее, когда она вбежала в каюту и повернулась к двуспальной кровати в ее центре.

Джонни Конго поднялся на дыбы из груды постельного белья. Он был так высок, что его голова почти касалась палубы над ним. Его плечи казались такими же широкими, как и сама кровать. Его тело было совершенно голым, каждый дюйм его был отполирован, как антрацит, только что вырезанный из угольного пласта. Живот у него был тяжелый и выпуклый. Из-под нее торчал его пенис толщиной с запястье, пульсируя и дергаясь в такт импульсам крови и похоти.

Он все еще держал Женю за одну руку. Она слабо сопротивлялась, и ее лицо было распухшим, покрытым синяками и брызгами крови там, где он бил ее. Узнав Настю, он громко расхохотался и небрежно отшвырнул Женю в сторону. Она ударилась о переборку и соскользнула вниз, чтобы сесть на пол каюты. Конго отвел назад правую ногу и нанес ей полнокровный удар ногой в нижнюю часть живота. Ее крик боли оборвался, когда воздух вырвался из ее тела, и она согнулась пополам.