В дальнем конце комнаты, перед большим мраморным камином, который теперь был окружен парой громкоговорителей на подставках, стояло небольшое возвышение с микрофоном. Настя только что закончила обход всей комнаты и террасы, когда увидела человека, которому, как она знала, было почти восемьдесят, поднимающегося на помост. Это был Жером Дюшен, патриарх семьи. "Теперь я знаю, откуда у да Куньи такая внешность", - подумала Настя, потому что Дюшена легко можно было принять за красивого мужчину лет шестидесяти. Он все еще был одарен пышной седой шевелюрой и достаточно стройным, чтобы нести на себе целый ансамбль из темно-синего бархатного смокинга с атласными лацканами, открытой белой шелковой рубашки и узких черных вечерних брюк. Он подошел к возвышению, постучал по микрофону, чтобы убедиться, что он включен, и, говоря по-французски, сказал: "Дамы и господа, с большим удовольствием и отцовской гордостью я представляю вам моего внука, Матеуса да Кунью!”

Раздался вежливый всплеск аплодисментов, за которым последовало нечто похожее на массовый вздох, когда женщины в зале увидели хозяина. Отчасти это было связано с плавной атлетической походкой, с которой он взошел на помост. Его костюм и рубашка были черными, но кожа была идеальной, гладкой, как кофе с молоком, а черты лица, казалось, сочетали в себе силу африканских черт и утонченность нордических, создавая идеальное сочетание: видение того, как человечество будет выглядеть в эпоху после плавильного котла. Он был высок и явно находился в отличной физической форме, несмотря на безупречно сшитую одежду. Но было еще кое-что, что стало очевидным в тот момент, когда он оглядел комнату, и было подчеркнуто только тогда, когда он начал говорить. Это было то качество, которое можно назвать харизмой, славой, лидерством, даже обаянием, но которое сводится к способности сделать себя, без малейшего очевидного усилия, центром всеобщего внимания, в то же время убеждая каждого человека, мужчину или женщину, что вы говорите непосредственно с ними, что вы так же очарованы ими, как и они вами, и что их благополучие имеет для вас даже большее значение, чем ваше собственное. У да Куньи это было, и он это знал, и все присутствующие в комнате вскоре тоже это поняли.

Да Кунья протянул руки ладонями вверх, как бы обращаясь ко всем присутствующим в комнате. “Мои друзья . . . мои дорогие друзья . . . прежде всего я должен попросить у вас прощения. Здесь, в столице Франции, в городе, где я родился, я говорю с вами по-английски. Я знаю, что это непростительная измена . . .- Он изобразил почти застенчивую, извиняющуюся улыбку, которая вызвала взрыв смеха. - “Но сегодня здесь собрались люди из многих стран, и это, возможно, печально, но факт, что английский - это язык, которым они, скорее всего, владеют.”

"А еще, - подумала Настя, - это язык, на котором твой французский акцент делает тебя самого очаровательно соблазнительным".

- Итак, - продолжал да Кунья, - спасибо вам всем за то, что пришли сегодня вечером. Просто находясь здесь, вы выражаете свою веру в мечту о независимой, процветающей, мирной стране Кабинда. И как прекрасно, что мы разделяем эту мечту в городе, где родился величайший из всех призывов к объединению людей, жаждущих свободы: Liberté, égalité, fraternité! Эта свобода, это равенство и это братство - вот чего я хочу для своего народа. Но эти блага не могут быть обеспечены без поддержки внешнего мира, поддержки моральной, политической и—да, я не могу отрицать этого-также финансовой. И вот сегодня вечером я объявляю о создании Фонда Кабинда, некоммерческой организации, которая будет вести кампанию за создание свободной Кабинды. Фонд будет проводить мероприятия по сбору средств и повышению осведомленности о политической ситуации в Кабинде, а также, что еще более важно, по просвещению людей о прекрасной земле моих предков.

“Теперь я знаю, о чем вы думаете . . . да Кунья сделал паузу, оглядел комнату и снова позволил намеку на улыбку заиграть на его губах. - “Где же, черт возьми, Кабинда?”

На этот раз смех прозвучал громче - вспышка облегчения оттого, что он признал то, о чем думали все, кроме африканских экспертов, и простил их за то, что они так думали.

“Я вам все расскажу. Он расположен на западном побережье Африки, всего в пяти градусах к югу от экватора, в окружении гораздо более крупных и могущественных стран. Одной из таких стран является Ангола, которая утверждает, что Кабинда является ее провинцией, хотя на самом деле между Кабиндой и Анголой вообще нет общей границы. Эта географическая реальность подкрепляется историческим прецедентом. Кабинда была признана отдельным образованием, отделенным от Анголы, начиная с Симуламбукского договора 1885 года, который был согласован между королем Португалии Людовиком Первым и принцами и губернаторами Кабинды. В договоре также говорилось, и я цитирую: "Португалия обязана поддерживать целостность территорий, находящихся под ее защитой.’

- Значит, мы не просим чего-то нового. Мы требуем, чтобы империалистическое правительство Анголы вместе со всем мировым сообществом признало Кабинду, которая существует уже более ста лет. Итак, вы можете спросить себя, что же это за страна, о которой до сегодняшнего вечера я никогда раньше не слышал? Почему это должно меня волновать? Какая может быть причина для вложения денег в этот проект Кабинда?

- Ну, моя страна невелика, но она производит семьсот тысяч баррелей нефти в день, получая достаточно дохода, чтобы обеспечить доход в сто тысяч долларов в год для каждого мужчины, женщины и ребенка в штате. Подумайте о домах, школах и больницах, которые можно было бы построить для этих людей. Подумайте о чистой воде, которую они могли бы пить, и о дорогах, аэропортах, телекоммуникационных сетях, которые могли бы быть созданы для их блага, а также для блага зарубежных гостей и инвесторов.”

Да Кунья снова сделал паузу, чтобы оглядеть комнату, но на этот раз не для комического эффекта. - И подумайте вот о чем: национальное государство с населением около четырехсот тысяч человек и доходом в сорок миллиардов долларов не обязано взимать подоходный налог, налог с продаж или налог на имущество со своих граждан или с кого-либо еще. И всем, кто любит лежать на солнечном берегу, я говорю, что это тоже страна с тропическим климатом, сотней километров неосвоенной береговой линии и без реактивного самолета для тех, кто летит из Европы, потому что Кабинда всего на час отстает от центрально-европейского времени.

- Друзья мои, я говорю о Дубае с дождями и пышными зелеными лесами или о Монте-Карло с нефтью. Это Кабинда, и я надеюсь и верю, что ее будущее будет вашим будущим, а ее процветание-вашим процветанием. А теперь, леди и джентльмены, пожалуйста, поднимите бокалы и присоединяйтесь ко мне в тосте . . . за свободную Кабинду!”

- Свободная Кабинда! - ответил хор голосов, и зал разразился горячими аплодисментами.

Да Кунья некоторое время наслаждался успехом своей речи, а затем сказал: “Нам очень повезло, что сегодня здесь собрались несколько уважаемых представителей прессы. Я с удовольствием отвечу на несколько вопросов. Но только очень немногие - это ведь светский прием, в конце концов. Так что если кто-то хочет меня о чем-то спросить, то это ваш шанс.”

Это была Настина минута. Если бы ей удалось сейчас увлечь да Кунью и пробудить его интерес, она могла бы сократить весь процесс знакомства с ним. Но чтобы это сработало, она должна была быть последним человеком, с которым он говорил, и, следовательно, самым свежим в его памяти. Поэтому она ничего не сделала, когда серьезная женщина, стоявшая прямо перед помостом, подняла руку и сказала: “Паскаль Монморанси из "Монд". Мой вопрос к вам, месье да Кунья, заключается в следующем: в течение многих лет ФЛЕК-ФАК, организация, которую вы представляете, как и ваш отец до вас, поддерживала применение насилия в качестве средства достижения свободы Кабинды. Как вы лично относитесь к вопросу о насильственных действиях?”

Да Кунья сделал пару глубокомысленных, одобрительных кивков, когда ему задали этот вопрос. Теперь он ответил: - "Я придерживаюсь своей личной веры в стремление к переменам мирными, политическими средствами, поэтому я не сторонник насилия. Но я понимаю, что когда условия жизни становятся невыносимыми, то некоторые люди чувствуют себя вынужденными бороться за свою свободу. Так было на протяжении многих веков. Так было с народом Франции, когда он восстал против дома Бурбонов в 1789 году и когда он оказал сопротивление нацистским оккупантам своей страны во время Второй мировой войны. Поэтому я не буду осуждать тех, кто сейчас находится в моей стране и хочет воевать, хотя и советую им, что их действия должны быть соразмерны и никогда не должны быть направлены против невинных людей. Этого я никогда не смогу простить.”

Небритый мужчина в потертом вельветовом костюме и ослабленном галстуке представился как Питер Гильден из лондонской "Дейли телеграф“, а затем сказал:" Разве это не еще один способ сказать, что вы не хотите пачкать руки, но вы не возражаете, если кто-то другой сделает это за вас? Конечно, вы не можете надеяться убедить ангольское правительство отдать самую ценную провинцию во всей своей стране, просто силой аргументации.”

Настя видела, что этот вопрос вызвал у да Куньи раздражение, но вспышка гнева в его глазах быстро сменилась юмором, когда он спокойно ответил: “Как это такая вежливая нация, как Британия, может создать такое грубое учреждение, как британская пресса?”

Гильден продолжал настаивать, не обращая внимания на смех вокруг. - “Мы не грубы, Мистер Да Кунья, просто независимы. Как любитель свободы, вы, конечно, приветствуете это.”