Вид ее стоящей над раковиной, стиснувшей руки на керамической плитке и тихо всхлипывающей, разбивает вдребезги все жалкие осколки, что остались от моего сердца. Густые слезы текут по ее щекам, и она сердито вытирает их, молча проклиная себя за глупость.

“Что она делает со мной?

Как мне остановить это?”

Чувства ядовиты для меня. Онемение — мое любимое состояние. Но за несколько дней, прошедших с тех пор, как она влетела без всякой ерунды, я стал более чувствительным, чем когда-либо. Она сломлена, и это очевидно для меня, взывая к моим собственным жадным демонам. Я всегда любил ломать вещи, а она балансирует на грани. Я ничего не хочу, кроме как столкнуть ее с пропасти и следовать за ней до конца.

Аккуратно приоткрыв дверь, я проскальзываю в тесную комнату. Она вздрагивает, отшатывается и вытирает розовые слезы, текущие по ее лицу. — Илай, что за…

Социальные навыки не совсем моя сильная сторона. Я чертовски немой, я борюсь с этим дерьмом. Но я просто исхожу из того, что кажется правильным. Моя ладонь касается ее щеки, большой палец проводит по линии ее челюсти. Я глажу по ее быстро распухшему глазу, синяку вокруг глазницы. Черт, мне нравится, как тускнеет ее кожа. Цветение в оттенках черного и фиолетового. Я хотел бы отметить ее сам.

Я тянусь к ее разбитой губе, когда она заметно морщится от боли, не желая показывать слабость, но не в силах сдержать ее. Я не могу удержаться, нажимаю на кровавый порез, и она еще больше вздрагивает. Есть что-то завораживающее в ее боли, я отчаянно хочу причинить ей боль. Но что-то меня останавливает. Нет, я не могу быть с ней таким человеком. Это ненормально.

Вместо этого я подавляю извращенные желания и решаю хоть раз что-нибудь исправить. Ее глаза встречаются с моими, серые грозовые тучи перемежаются легчайшими голубыми прожилками, едва заметными, если не смотреть вблизи. Моя рука ложится на ее кожу, и она неосознанно наклоняется, наслаждаясь моими прикосновениями, даже не осознавая этого. Я хватаю полотенце для рук и молча предлагаю помощь.

— Хорошо, — сдается она.

Опустившись на крышку унитаза, она выжидающе смотрит на меня. Во что я тут ввязываюсь? Я не святой. Просто увидев ее в свежей крови, мое сердце колотится о грудную клетку, а мой член дергается. Она выглядит как прекрасная гребаная катастрофа, которую я не могу дождаться, чтобы увидеть, как она развернется.

Намочив полотенце, я опускаюсь на колени и начинаю вытирать ей лицо. Широкие мазки стирают темные пятна, обнажая кремово-белую кожу под ними. Работая в напряженной тишине, от интенсивности у меня трясутся руки. Она отказывается отводить взгляд, и это убивает меня.

Это то, что ты чувствуешь, когда тебя видят? Большую часть времени мне кажется, что я уже мертв. Меня никто не видит, даже парни имеют привычку игнорировать меня. Я их не виню, это делается легко. Я просто там, слоняюсь на заднем плане. Один.

Я заканчиваю, поворачиваясь спиной. Рука ловит мое запястье, требуя внимания.

— Илай…

Невозможно описать вкус этой эмоции.

Я никогда не испытывал этого раньше.

— Если хочешь поговорить со мной, ты можешь. Просто чтобы ты знал.

Бруклин отпускает ее. Сразу же я скучаю по давлению ее пальцев, обвивающих мое запястье. Я ничего не хочу, кроме как прижать ее к стене и заставить ее почувствовать то, что я делаю. Таскать ее за волосы и оставлять синяки на коже, тащить ее вместе со мной в глубины ада, независимо от того, насколько это убьет ее внутри. Жизнь чертовски больна, и я хочу, чтобы она испытала это со мной. Впервые я не хочу быть один. Ни капельки.

Небрежно кивнув, я ухожу.

“Плохой Илай. В тебе сидит дьявол.”

Она уже повреждена. Я бы ее испортил.