63

Скотт подвигал плечами, чтобы согреться, и бросил взгляд в окно. Снаружи он увидел только голые деревья и белые от инея кусты.

— Не волнуйтесь, — сказал Эндельбаум, включая обогреватель. — Температура скоро поднимется. Зимой это крыло здания обычно нежилое.

Сразу по приезде Скотт успел разглядеть изысканный двухэтажный коттедж девятнадцатого века. К основному зданию из красного кирпича примыкали два низких флигеля. Многоскатные крыши, каминные трубы и окна в готическом стиле делали коттедж похожим на английский загородный дом.

— Где мы? — спросил Скотт.

— Это частный дом, предоставленный нам во временное пользование. Здесь вам ничего не грозит. Никто не знает, что вы здесь, а значит, никто вас не выдаст. Но Терсен предупредил, что вы ни в коем случае не должны включать свой мобильный телефон.

— Но мне необходимо как можно скорее связаться с Дженни.

— Вы сможете позвонить ей, как только мы установим защищенную цифровую линию. Наши техники уже этим занимаются. Но это займет некоторое время; у нас мало опыта в такого рода операциях.

— А мои пациенты?

— Чтобы быть им полезным, вы прежде всего должны быть живым. Мистер Холд, кажется, обязан охранять вас?

— Вы сомневаетесь в его компетенции?

— Нет, но… Он меня заинтриговал. Похоже, вы слепо доверяете ему, хотя толком ничего о нем не знаете. Хотите, мы соберем о нем информацию?

— Нет необходимости. Что бы вы ни думали, я с каждым днем все лучше его узнаю.

Скотт посмотрел на отца Эндельбаума. Короткие волосы, приятная внешность. На вид аббату было от пятидесяти до шестидесяти лет.

— Вы не носите сутаны? — спросил доктор.

Священник подошел к окну, возле которого стоял Скотт.

— А еще я не обращаюсь к вам «сын мой», — ответил он с улыбкой. — Я, как и вы, руковожу отделом исследований. Вы ведь тоже вне лаборатории не носите халат и стетоскоп.

— Но вы в отличие от меня состоите в религиозном ордене.

— Я делаю свою работу, доктор. Я делаю ее с верой и с определенным взглядом на мир, но я делаю свою работу.

— И все же между нами есть большая разница, — возразил Кинросс. — Ни один настоящий исследователь не станет отвергать теорию эволюции ради сказок о божественном творении. Ни один врач не станет препятствовать переливанию крови во имя устаревших и жестоких догм.

Эндельбаум слегка покачал головой и мягко произнес:

— Вы пытаетесь меня задеть. Поскольку вы сейчас переживаете непростой период, я не стану на вас сердиться. Да, ошибки случаются, но то, о чем вы говорите, является догмой для фанатиков, а не для исследователей. Ведь вы, я полагаю, не одобряете сомнительные эксперименты и сделки с совестью, на которые идут некоторые ваши коллеги. В таком случае перестаньте представлять всех нас этакими чудаками, отставшими от современности. Те, кого вы называете догматиками, изобрели большинство приспособлений, которыми вы пользуетесь до сих пор, не говоря об основании университетов, в которых многие из вас получили дипломы. Они сделали это не для Бога, они сделали это во имя Его ради блага людей, живущих ценностями, которые нынешняя эпоха презирает. Я не противопоставляю людей светских и верующих, доктор, но я убежден, что везде одни люди бьются за общее дело, а другие — за свои интересы. Не думайте, что религиозные ордены, какие бы они ни были, существуют столько веков исключительно для того, чтобы скрывать правду о том, что у Христа был ребенок или что в криптах Иерусалима спрятан философский камень. Хотя всегда находятся глупцы, готовые приписать нам свои фантазии. Что же, у них в голове своя реальность, но в реальном мире это ничего не меняет. Мы существуем и мы ведем деятельность, потому что есть то, во что мы верим. Я думаю, что то же самое можно сказать и о вас.

Скотт отвернулся к окну, чтобы не встречаться со спокойным взглядом аббата, и спросил:

— Почему вы нам помогаете?

— А почему вы лечите людей?

Кинросс сдался.

— Мне очень жаль, — сказал он.

— Не переживайте. Я принадлежу к ордену, который подвергался запретам, гонениям, осуждению. Я могу понять, что вы сейчас чувствуете.

— Вы в вашем отделе исследований тоже работаете над болезнью Альцгеймера?

— Не только. Мы применяем более глобальный подход. Вам следует поговорить с Томасом, нашим молодым братом, который первым заметил неладное. Томас жаждет понять, чем одна форма деменции отличается от другой. Он присоединится к нам завтра вечером.

— Получается, мы с вами в чем-то похожи.

— Не совсем, доктор. Те, кто на протяжении веков клеймили нас, на самом деле никогда нас не понимали. Но мы по-прежнему существуем. Вы попали в ситуацию, увы, слишком классическую, когда обычный человек обнаруживает что-то, чего не должно быть. Некая сила, о которой мы ничего не знаем, преследует вас, желая завладеть знаниями, которыми вы обладаете. Большинство людей в подобных обстоятельствах в конце концов сдаются. Сколько продержитесь вы?