Глава 2 Скайлар

Его темно-синий седан средних размеров до сих пор стоял на подъездной дорожке, когда я свернул с улицы к дому.

— Черт возьми. Ты же должен был уехать к этому времени.

Я сверился со временем на телефоне и быстренько посчитал, чтобы убедиться, что не опоздаю в первый день занятий. Ну естественно, он отклонился от своей строгой рутины именно в тот день, когда я рассчитывал на его отсутствие в нужное время.

Прежде чем убрать телефон, я пролистал свой плейлист и выбрал новую песню из бесконечного списка моих любимчиков, потому что та, что играла, мне не подходила. Я чуточку прибавил громкость и стал покачивать головой под модный ритм. Барабаня пальцами по рулю, я невольно двигался и ерзал даже в машине, где ремень безопасности удерживал меня на месте. Если приходится ждать, уж лучше делать это вот так.

Широко улыбаясь, я подпевал Мику Джаггеру, пока он пел о том, как он рад встрече со мной, и спрашивал, как я угадал его имя.

Сколько бы времени ни было на часах, моя жизнь разворачивалась под музыку. Я просыпался под нее, проживал свой день с ней и в большинство ночей засыпал с наушниками в ушах. Некоторые люди считали меня странным или немного эксцентричным, но мне было все равно. Я провел достаточную часть своей жизни, подавляя себя и отчаянно пытаясь угодить мужчине, который никогда не будет мной доволен. Я завязал с этим дерьмом. Пора стать свободным и показать свои настоящие краски. И эти краски все были яркими, насыщенными и сияющими.

На середине песни он показался из-за входной двери, опаздывая на десять минут — как всегда безупречный костюм, в руке портфель. Сощурившись, я попытался понять, не покрасил ли он снова волосы. Я сомневался, что с такого расстояния можно разглядеть седину, так что я мог ошибаться.

Я слегка выпрямился и убавил громкость магнитолы в машине. Я имел привычку включать музыку так громко, что было слышно на полквартала. Я меньше всего хотел привлечь его внимание.

Он открыл свою машину и сел внутрь, бросив портфель на пассажирское сиденье. Прошла минута, затем его двигатель включился, задние фары загорелись. Я не беспокоился, что он взглянет на другую сторону улицы и увидит меня ожидающим, пусть даже я и водил его старую развалюху. Он не настолько наблюдательный. Этот мужчина и в хорошие дни был эгоистом. Готов поспорить, он даже не помнил, что сегодня ее день рождения.

Он сдал назад с подъездной дорожки и уехал по дороге в противоположном направлении. На работу. «Пока-пока». Я подождал, пока он свернул за угол через два квартала, и тогда выключил свой двигатель. Затем схватил завернутый подарок с пассажирского сиденья и вышел.

Погода была теплой для начала сентября. Лето задержалось, и на улице было двадцать с лишним градусов тепла. Я поднял солнцезащитные очки на макушку, позволяя им удерживать мои непокорные песочно-светлые волосы. Они нуждались в стрижке, но это не было в списке моих приоритетов. Я направился к дому, все еще двигаясь под музыку, которая продолжала играть в моих мыслях. Я одними губами напевал текст и шаркал ногами, направляясь к боковой двери, которая вела прямиком на кухню.

Я хотел удивить ее. Она наверняка готовила завтрак и читала газету, возможно, потягивая черный кофе и напевая песенку. Ее волосы наверняка убраны в свободный пучок, из которого выбилось несколько прядей, обрамляющих лицо. Она наверняка все еще одета в ночную сорочку с пушистыми розовыми тапочками, которые я подарил на Рождество.

Одна лишь мысль об этом заставила меня улыбнуться.

У боковой двери я помедлил и прижался уходом к древесине, прислушиваясь. По радио шла новостная передача. Это была часть его рутины, не ее. Наверное, она оставила его включенным ради компании, пока готовила.

Я дважды стукнул и открыл дверь, просунув голову внутрь.

— Привет! Я слышал, тут у кого-то день рождения, — нараспев протянул я.

Мама ахнула и развернулась от кухонного шкафчика, прижав руку к груди. Прекрасная улыбка озарила ее лицо и заставила кожу возле глаз сморщиться.

— Скай! Ох, милый, заходи, заходи.

Я тут же перескочил через порог, бросил завернутый подарок на стол, после чего подхватил ее на руки и закружил. Она завизжала как маленькая девочка и крепко вцепилась в меня, шлепая меня по плечу в знак протеста и настаивая, чтобы я ее отпустил.

— С днем рождения.

— Ах ты глупенький. Тебе никто не сказал, что в моем возрасте день рождения уже не празднуют?

Я поставил ее на ноги, взмахом руки отмахнувшись от ее заявления.

— Вздор. Даже слушать не стану. Это бред, и ты это знаешь. Все празднуют дни рождения.

Она просияла, окинув меня взглядом. Когда она прикоснулась к моей щеке, ее улыбка смягчилась.

— Как поживает мое солнышко?

— Ярко светит, как всегда. Как ты?

Она окинула взглядом кухню, кивая. От меня не скрылось напряжение, сковавшее ее плечи.

— У меня все хорошо, — она поколебалась, затем сказала: — Ты едва-едва разминулся с твоим отцом.

— Намеренно. Это твой особенный день, и я не хотел его портить.

Ее ранило то, что мы не могли поладить, но это вовсе не потому, что мы не пытались. Уолтер не был моим отцом. Не по-настоящему. Мы не были родней по крови. Он женился на моей матери, когда мне было десять, и по закону усыновил меня, но это не то же самое. Мы так и не сроднились. Всегда оставалась враждебность и резкие слова. Что бы я ни делал, он оставался недоволен. Было проще, если мы по возможности избегали друг друга. Это напрягало маму, и мне было ненавистно видеть, как она разрывается между любимым мужчиной и своим сыном.

— Я готовила вафли для твоего брата. Ты останешься на завтрак?

Я вытащил телефон, глянул на время и содрогнулся.

— Не сегодня. У меня пара в девять, и это первый день занятий. Я не хочу пропустить пару или опоздать.

Ее ослепительная улыбка вернулась, и она погладила меня по руке.

— Я так тобой горжусь. Я не была уверена, что ты когда-нибудь решишь поступать в университет.

— Ты просто рада, что я остаюсь на одном месте хотя бы на год.

— И это тоже. У тебя есть время на кофе?

— Не особенно. Но у меня есть время быстренько потанцевать с именинницей и посмотреть, как она откроет свой подарок.

— Скайлар, это глупости, тебе не нужно было ничего мне дарить.

— А я подарил. Прекрати. Сейчас же, — я положил телефон на стол и пролистал плейлист, ища сохраненную песню и уже чувствуя ее мелодии в голове. Никакая музыка не была для меня под запретом. Неважно, из какой она эры — пока ритм был бодрым и веселым, это мне подходило.

Я нажал на воспроизведение и прибавил громкость до максимума. Музыка разносилась по дому, и я улыбнулся, повернувшись к маме, которая краснела и прижимала ладони к щекам.

— Скайлар, ну нет.

— Отказывать нельзя, — прокричал я, заглушая Селену Гомез, которая кричала тусить как в ее день рождения.

Я схватил маму за руку, и она не сопротивлялась, смеясь, пока я свободно плясал, подпевая безумной и живой песне про день рождения. Мама сдалась и присоединилась ко мне, двигаясь неуклюже и пытаясь поспевать, пока я кружил ее и быстро направлял с одного конца кухни на другой, выкрикивая слова и путая текст, но ни капельки не переживая, потому что мама выглядела как никогда счастливой.

Важно лишь то, что на лице моей мамы сияла улыбка, а ее глаза светились так, что я вспоминал время, когда мне было шесть. Одним из моих первых воспоминаний было то, как мы танцевали по радио в день, когда я пошел в первый класс. Это было задолго до того, как она встретилась с Уолтером и вышла за него замуж. Тогда я впервые обнаружил, как много радости музыка приносит в мою жизнь.

Мы протанцевали почти всю песню, и тут она резко оборвалась; неожиданная тишина оглушала. Мы с мамой оба резко повернулись и увидели моего четырнадцатилетнего брата, усмехающегося и держащего мой телефон.

— Вы в курсе, что сейчас восемь утра?

Мама поправила волосы и улыбнулась Джейкобу. Ее щеки порозовели.

— Доброе утро, Джейк.

— Восемь часов двадцать три минуты, — он ткнул телефоном мне в лицо, словно я не слышал его претензий.

Я забрал свой телефон и в шутку шлепнул брата по щеке.

— Я не дал тебе отоспаться? Прости, мам, накатили грозовые облака, и в прогнозе погоды лишь несчастный дождь. Я пытался.

Джейкоб отпихнул мою руку от его лица. Я потянулся взъерошить ему волосы, но он оттолкнул меня, и я толкнул его в ответ. Все это было в шутку, и к тому времени, когда мама объявила «Ну довольно уже», мы оба смеялись, и я сгреб его в шутливый захват, ероша волосы.

Джейкоб зевнул, отодвигаясь от меня. Он окинул взглядом кухню, едва приоткрыв глаза до щелочек, и сон как будто до сих пор делал его тело грузным.

— Что ты вообще здесь делаешь? Я думал, ты съехал, типа, целую вечность назад. Вместе со своей дерьмовой музыкой.

— У мамы день рождения, и я пришел пожелать ей замечательного дня танцами и... — я развернулся и схватил со стола коробку в оберточной бумаге, низко поклонившись моей матери. — И доставить миледи этот подарок.

— Скайлар, ну не стоило.

— Не-не-не. Открывай. Мне пора бежать, так что у нас нет времени спорить.

Она не подняла шум, но я знал, что ей этого хотелось. Смирившись, она приняла подарок и стала аккуратно разворачивать обертку, сказав моему брату налить в вафельницу следующую порцию теста.

Джейкоб заворчал и подошел к вафельнице, но одним глазом следил, что делает мама. Он походил на Уолтера темными волосами, притупленным носом и округлым подбородком. Он был коренастым и все еще сохранял детскую пухлость, которая наверняка уйдет, когда он подрастет еще на несколько сантиметров.

Мама аккуратно убирала скотч с оберточной бумаги по одному кусочку за раз. Она была из тех, кто ценил каждый этап обмена подарками. В ее спальне имелся отдельный ящик для старой оберточной бумаги. Она помнила каждый повод, от кого получен подарок, и что было внутри. Это была ее особенность.