Изменить стиль страницы

Глава 1 Джейсон

— Ты не обязан это делать, — Леви прикоснулся к моему локтю, но я отдернул руку, глядя на тюрьму строгого режима за парковкой.

Толстые серые бетонные стены и заборы с колючей проволокой — это все, что изолировало монстров мира от остальных. Если верить суду, одним из этих монстров был мужчина, которого я всем сердцем любил на протяжении почти двадцати лет.

Моя вторая половинка, как я думал.

Мой муж.

Это казалось нереальным. Ничто из этого не ощущалось реальным.

— Я должен знать.

— Ты уже знаешь.

— Не знаю, — рявкнул я.

Но я знал.

Закрыв глаза, я игнорировал частое ритмичное биение своего сердца, силясь взять себя в руки. Леви не заслуживал моей злости. Это не его вина.

— Пока он не посмотрит мне в глаза и не скажет, что это правда, я не могу знать наверняка.

— А почему ты решил, что он это сделает? — Леви встал рядом со мной и слегка пихнул рукой.

Безмолвная поддержка.

Я не знал, что бы я без него делал. За последние полтора года вся моя жизнь разрушилась, и я едва мог держаться на плаву. Когда СМИ разобрали по кусочкам каждый аспект моей жизни, когда моя семья решила бросить меня, когда моя карьера подорвалась и разрушилась, Леви был единственным, кто выстоял. Он стал неподвижным объектом в моем обрушившемся мире.

— Он скажет мне, — я говорил куда увереннее, чем ощущал себя.

— Мне не удастся отговорить тебя, нет?

— Неа, — приняв решение, я направился к посту охраны, который вел на территорию тюрьмы.

Леви поспешил следом и нагнал меня, матерясь себе под нос.

— Хотя бы дай мне пойти с тобой. Я не хочу, чтобы он думал, будто может...

— Со мной все будет нормально.

Леви схватил меня за руку, заставив остановиться и повернуться к нему лицом. Он был на несколько сантиметров ниже моего роста в 182 см, и в его внешности не было ничего угрожающего. Мы были ровесниками, обоим по сорок три года, вот только Леви выглядел лучше, потому что за последние восемнадцать месяцев жизнь меня знатно потрепала. Из-за травмы я чувствовал себя на десятки лет старше. В такие дни мне хотелось заползти в какую-нибудь дыру и сдохнуть.

Например, вчера. Или, например, в холодное утро 10 апреля, когда гулкий стук в мою входную дверь обозначил начало конца.

Леви был в деловом костюме, его золотисто-каштановые волосы были искусно уложены гелем, и сложно не среагировать на его проницательный гневный взгляд. Он всегда был уравновешенным и спокойным, а у меня не осталось сил спорить с ним.

— Тобой движут эмоции и злость, Джейсон. Я это понимаю. Так было бы с любым на твоем месте, но это не лучшая идея. Это не приведет ни к чему хорошему. Ты мучаешь себя. Отпусти это. Отпусти его. Он сам вырыл себе яму. Поверь в систему. Поверь своей интуиции, потому что ты знаешь, что это правда. Не поступай так с собой. Я умоляю тебя. Я не советую этого делать.

Я изучал каждый дюйм его лица, слышал каждое слово, слетевшее с его губ.

— Ты говоришь это как мой адвокат или как мой друг?

Плечи Леви сгорбились от тяжелого вздоха.

— А есть разница? Какой-то из ответов изменит твое решение и остановит от похода туда?

— Нет.

— Джейсон...

— Я должен знать, — я стиснул грудь над местом, где билось мое сердце. Эти три слова застряли в горле и слетели с губ с большим количеством эмоций, чем мне бы хотелось. Я отвернулся, усиленно заморгав, чтобы прогнать неизбежные слезы. — Мне нужно услышать, как он это скажет. Я не жду, что ты поймешь.

Леви прикоснулся к моей руке и сжал.

— Ладно. Хорошо. Делай то, что считаешь нужным. Я буду здесь, когда ты закончишь.

Я кивнул. Кивок получился отрывистым и напряженным, как и все мышцы в моем теле на протяжении последних полутора лет. Все тело ныло от напряжения, и я так устал, бл*ть.

Ноги понесли меня к посту охраны, где ворчливый мужчина в униформе провел меня внутрь и объяснил, куда надо пойти, чтобы получить право увидеться с моим мужем. С того дня, когда полиция увела его в наручниках, это первый раз, когда я решил увидеться с ним наедине. Водоворот хаоса, которым являлась моя жизнь до этого момента, не давал мне сделать этого.

Но теперь все закончилось.

Присяжные вынесли решение. Молоток совершил удар. Морган не вернется домой. Никогда.

Этот кошмар был реальностью. Он совершил немыслимые поступки.

Как я мог жить в таком неведении?

Я позвонил заранее, чтобы спросить, что нужно знать перед посещением заключенного в колонии строгого режима, так что не удивился, когда мне пришлось заполнить несколько бланков, выложить содержимое карманов в корзинку и пройти через металлодетектор.

Офицер в униформе, представившийся как Ленни, обыскал меня прохлопыванием, при этом дружелюбно болтая со мной о погоде. Ничто из этого не отложилось в моем сознании. Его голос был фоновым шумом, неразличимым бла-бла-бла, несильно отличаясь от персонажа школьного учителя из мультика, который я смотрел в детстве.

С таким же успехом я мог видеть сон. Когда я проснусь, все дерьмо последних полутора лет окажется всего лишь фрагментом кошмара, который я вскоре забуду. Я открою глаза. Снова будет десятое апреля. Птички будут петь на гигантском вязе во дворе. Лучи утреннего солнца будут пробиваться сквозь жалюзи, которые мы забыли закрыть перед сном. А Морган будет спать рядом со мной, и его темные изящные ресницы будут контрастировать с молочно-белой кожей. Его рука как всегда будет лежать на моем животе.

За завтраком я расскажу о своем сне, и он улыбнется той особенной улыбкой, которую он бережет только для меня, и скажет, что я милый, и у меня хорошее воображение. Затем он поцелует меня, мы выпьем еще кофе и больше никогда не будем об этом говорить.

— Сюда, — отрывистый голос офицера вернул меня в настоящее, где ждала холодная и суровая реальность моей жизни. — Заключенный прикован к столу. Любое проявление враждебности, и визит завершится. Любые крики или разговоры на повышенных тонах, и визит завершится. Я постоянно буду у двери. Решение о завершении визита принимаю я. Вы понимаете?

— Да.

Он отпер дверь и взмахом руки показал мне заходить первым.

Большую часть восьми месяцев я сидел неподвижно, терпя бесконечные часы на жесткой скамейке в зале суда, пока рассматривалось дело Моргана. Оно попало в национальные новости. Во всей Канаде не осталось ни одного человека, который не слышал бы о Моргане Аткинсоне, которого окрестили Кингстонским Душителем.

За те долгие дни в суде мы несколько раз встречались взглядом, но я в основном смотрел на его затылок, гадая, сплетая всевозможные объяснения того, как и почему власти ошиблись. Если Морган косился в мою сторону, я чаще всего отворачивался. «Ошеломлен» — это еще мягкое описание моего состояния.

Было слишком больно видеть его в цепях, слушать рассмотрение дела. По мере рассмотрения дела неделя за неделей всплывали доказательства, адвокаты боролись друг с другом и вызывали свидетелей на дачу показаний, а я задерживал дыхание и говорил себе, что это одно большое недопонимание. Все скоро закончится.

Не знаю, то ли это самосохранение, то ли тупость, но я убедил себя, что в конце концов Моргана освободят. Он придет домой, они найдут настоящего виновника и посадят его за решетку, а мы продолжим жить как раньше.

Этого не случилось.

Одиннадцать пожизненных сроков. Мужчина, которого я, как мне казалось, любил, больше никогда не выйдет на свободу.

Комната для посещений была суровой и пустой. Четыре бетонные стены, одно маленькое зарешеченное окошко под потолком, выходившее во двор. Морган сидел за массивным стальным столом, прикрученном болтами к полу. На нем был оранжевый комбинезон, его руки и ноги были скованы наручниками, соединявшимися цепью, которая крепилась к ремню на его поясе, а тот, в свою очередь, крепился к крюку на полу.

Темная щетина на его подбородке привлекла мое внимание. Она вызвала на поверхность давние воспоминания о том, как я водил носом, целовал и покусывал резкую линию его подбородка, после чего завладевал его губами. Его грозовые серые глаза, полные глубины, характера и любви, смотрели на меня. Это все было ложью. Его губы изогнулись в намеке на печальную улыбку.

И я ненавидел себя за то, что даже сейчас считал его привлекательным.

Мой Морган. Мой муж. Мужчина, которого я любил всем своим сердцем двадцать бл*дских лет.

«Что с тобой случилось?»

Где-то под этим миражом жил столь темный и опасный монстр, что одна лишь мысль об его существовании вызывала у меня желание отпрянуть и убежать. Я не мог видеть зверя. Морган похоронил ту часть себя глубоко под слоями лукавства и фальшивых фасадов. Так легко было убедить себя, что зла внутри него вовсе не существует.

Именно за этим я и пришел, не так ли? За доказательством. За завершением. Услышать это из его уст. Я не мог и дальше жить с неопределенностью в своем сознании. Это сводило меня с ума. Я настолько сильно слетел с катушек, что с каждым днем все сильнее и сильнее страшился за свое психическое здоровье.

Может, суд ошибся. Может, они посадили за решетку невиновного.

Но в глубине души я знал правду.

Я знал, что они не ошиблись.

Морган виновен.

— Джейсон, — его голос был низким и бархатистым. Когда-то он пронизывал меня подобно языку пламени, распаляя кровь и танцуя по моей коже.

Сегодня этот голос заставил меня задрожать, напоминая скорее нежеланное заражение, нежели ласку. Я сдержал желание обхватить себя руками и сказал себе быть храбрым. Быть сильным. Не давать ему эту власть. Все утро я твердил себе держать голову высоко поднятым, сделать то, что нужно, чтобы потом двинуться дальше. Если я смогу закрыть дверь в прошлое, тогда, возможно, сумею как-то открыть новую дверь в будущее без него.

Я пока что не доверял себе говорить, так что подошел к свободному стулу по другую сторону стола и сел. Он наблюдал за каждым моим движением. Внимательный. Бдительный. Как я до сих пор не заметил змия в саду?