Из-за этого преподавание стало невозможным.

Виндзорский Университет предложил мне условный контракт, который прекратит действие, если там возникнут такие же проблемы. Они согласились на мою просьбу о преподавании под псевдонимом из целей приватности и безопасности, и я изо всех сил постарался изменить свою внешность, сбрив бороду и изменив стрижку. Этого могло хватить или не хватить.

Я просто был благодарен за возможность убраться от всего этого. Благодарен за то, что они дали мне шанс.

— Джексон Палмер, верно?

— Ага, — раньше я носил фамилию Палмер. Я взял фамилию Моргана, когда мы поженились, а теперь решительно намеревался изменить ее обратно. — Я подумал, что лучше выбрать фамилию, на которую я легко буду отзываться. Студенты не будут называть меня по имени, так что, если я запутаюсь с именем, ничего страшного.

Я перестал быть Палмером с 2003 года, когда легализовали однополые браки, и мы с Морганом поспешили в городскую администрацию, чтобы скрепить себя узами брака.

— Уверен, у моего отца случилась бы истерика, если бы он узнал, что я снова ношу нашу фамилию.

— Нахер его. Нахер их всех. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

Я знал. И это ранило сильнее, чем я могу описать. Моя семья встала на сторону масс, верящих, что я годами прикрывал Моргана и знал, что он делает. Они отреклись от меня с самого первого дня, и ради своего психического здоровья мне пришлось оборвать связи с ними.

Я прислонился головой к окну с пассажирской стороны, пока мимо проносился мир — леса, фермерские поля с созревшим урожаем, иногда здание. Леви ехал по окольным дорогам вместо главного шоссе.

Вскоре мы въехали в Кингстон, и Леви направился к моему району.

— Ты собрал вещи?

— По большей части да, — я не говорил ему, что на протяжении всего суда над Морганом я жил в двух комнатах, не в силах натыкаться на напоминания о мужчине, которого я, как мне казалось, знал. Вместо того чтобы спать в хозяйской спальне, я перебрался в гостевую, отказываясь проводить ночь в постели, где мы когда-то занимались любовью.

Леви побарабанил пальцами по рулю, и я знал, что он пытается подступиться к вопросу, которого я избегал со времени ареста Моргана. Он время от времени поднимал эту тему, но до сего момента я обрывал его и отказывался это обсуждать.

Он свернул на подъездную дорожку, встав за моим гибридным Хендаем (прим. гибридный автомобиль — автомобиль, использующий для привода ведущих колёс более одного источника энергии), и заглушил двигатель. У дороги были припаркованы машины, принадлежавшие репортерам и протестующим. Как только мы остановились, люди высыпали на газон перед домом, приготовившись к очередному раунду. Полиция несколько раз прогоняла их, но они всегда возвращались. Я стиснул зубы и игнорировал их.

Перед нами возвышался классический колониальный двухэтажный дом, который я купил со своим мужем пятнадцать лет назад. Красный кирпич и белые ставни казались уже не такими симпатичными, как раньше. Дом находился на тихой улочке в уважаемом квартале.

«Хорошее место, чтобы воспитывать детей в будущем», — сказал мне как-то раз Морган.

Я задрожал от этого воспоминания, не в силах избавиться от жгучей ненависти, которую я теперь питал к этому месту.

Леви повернулся ко мне лицом, игнорируя кучу людей, которые стояли снаружи и ждали, когда я выйду.

— Пожалуйста, дай мне теперь зеленый свет.

Я посмотрел в окно своей старой спальни. Шторы оставались задернутыми. В горле встал ком, но я его проглотил.

— Пора, да?

— Давно пора. Просто скажи мне.

Я глянул на своего лучшего друга.

— Ладно. Пожалуйста, подготовь документы для развода. Пожалуйста, помоги мне разобраться с этим бардаком.

Он прикоснулся к моей ноге, задержавшись.

— Принято.

Леви не был адвокатом по разводам. Он изучал уголовное право и практиковал уголовное право, что пригодилось для понимания процесса суда над Морганом. И тем не менее, Леви не раз говорил, что поможет мне, когда я буду готов.

— Приезжай поужинать с нами перед отъездом из города. Отэм и девочки хотят увидеться с тобой.

Я был не в том состоянии, чтобы составить хорошую компанию, но не мог ему отказать. Леви, его жена Отэм и их девочки, двухлетняя Клэр и четырехлетняя Джессика, были единственной семьей, которая у меня осталась.

Я посмотрел на свои руки, после чего натянул улыбку на лицо. Она казалась слабой и хрупкой.

— Ладно. Хорошо.

Леви без раздумий положил руку мне на затылок и притянул в очередное объятье.

— Я люблю тебя, дружище. Мы с этим справимся.