V

— Ты до сих пор трогаешь запястье, — говорит Шон, подливая Майку кофе, а затем прислоняется к столу. Пальцы Майка касаются его бедра, случайно или намеренно, он и сам не знает.

— Просто немного чешется, — отвечает он.

Он и не осознавал, что снова этим занимается.

— Расчешешь же до крови.

— Ты мне скоро всю плешь проешь, — жалуется Майк.

Шон выглядит изумленным, откидывает голову назад и смеется громко и заливисто, как обычно делает, когда Майк его удивляет. Майк чувствует себя необычайно довольным собой, хотя и старается не подавать виду. Он не знает, насколько ему это удается. И обнаруживает, что у него нет желания что-то скрывать.

— Ты, — говорит Шон, вытирая глаза, — самый лучший.

И Майк… Майк, как назло, сделав глоток именно в этот момент, давится кофе. Жидкость разбрызгивается по столу, он старается подвинуться, чтобы не заляпать одежду. На нем снова простая белая футболка, не то чтобы у него было что-то еще. И он не хочет возвращаться перед работой домой, чтобы переодеться.

Шон уже достал тряпку. Одной рукой он вытирает стол, а другой медленно поглаживает спину Майка круговыми движениями.

Майк достает салфетку из держателя и промакивает рот. Он смущен, хоть и знает, что тут нечему смущаться. Ладонь Шона тяжелая и теплая, и Майку нравятся эти прикосновения. Шон по большей части единственный, кто в последнее время к нему прикасается. Он хотел бы, чтобы так оставалось как можно дольше.

Шон склоняется над столом и спрашивает:

— Я что-то не то сказал, здоровяк? — Спросил он на ухо Майка, будто знал, что делал с Майком. Что он испортил его для всех остальных.

— Ага, — хрипло отвечает Майк.

— Ага, — повторяет за ним Шон, и Майк слышит улыбку в голосе.

Вот почему Майка нельзя винить, когда он выпаливает:

— В субботу.

Шон выпрямляется, теперь его ладонь на плече Майка.

— В субботу?

Майк кивает.

— В субботу, — произносит он, пытаясь не повторяться, чтобы в конец все не испортить. — Мы можем… заняться. Чем-нибудь.

Внутри он материт себя на чем свет стоит. Можно ли звучать еще более нелепо?

— Можем? — произносит Шон. — Ты работаешь только утром.

— А у тебя вообще выходной, — говорит Майк.

— Ты за мной следишь, Майк? — спрашивает Шон, слегка жимая плечо.

Конечно, он бы не стал таким заниматься. Как только Майк вошел, Оскар целенаправленно дал ему эту информацию, сказав, что с этим надо что-то сделать: «Вы оба будете свободны и все такое. Господи, не будь чертовым слабаком».

Майк продолжает:

— Я просто…

Шон дает ему передышку.

— Думаю, я давно не бывал в парке. Не наблюдал за проплывающими облаками. Я могу даже что-нибудь приготовить для пикника, если ты не против.

Шон не успевает закончить фразу, а Майк уже кивает головой.

— Зд… здорово. Просто отлично.

Шон осматривает закусочную. Никто не пытается привлечь его внимание, он со вздохом садится напротив Майка и отбрасывает мокрую тряпку в сторону. Затем прикусывает нижнюю губу. Выглядит нервным, и Майк понятия не имеет, почему. Самое трудное позади. Майк промямлил приглашение, Шон его спас, и вот к чему они пришли. У него не должно быть причин переживать.

Майк ждет, потому что Шон, рано или поздно, выдаст все, что у него на уме.

Так и происходит. Он говорит:

— Ты мой лучший друг.

— Ага, — говорит Майк. — Знаю. Я тоже. То есть, ты. Ты мой тоже.

— Ладно. Хорошо.

Майк снова ждет. Ему не приходится ждать долго.

— Ты… больше, чем просто друг, — говорит Шон. — Для меня.

Майк Фрейзер не любит говорить о чувствах, но сейчас это касается Шона. Поэтому он храбрится и говорит:

— Ты для меня тоже, — и это похоже на начало чего-то.

Шон слегка краснеет. Потом улыбается той самой улыбкой:

— Помнишь, как ты впервые сюда пришел?

Он помнит и не помнит. Очень странное несоответствие. Он не может вспомнить жизнь, когда Шон не был движущей силой, которая толкала его вперед. Но ведь у него должна была быть жизнь до этого. Шон моложе него. Майк не так долго прожил в Амории. Он пришел сюда из… какого-то другого места. Из…

Его запястье зудит.

Он пробыл в Амории всего неделю или около того. У него есть дом. Магазин. Основа для жизни в этом месте. Люди к нему добры. Они махали руками, улыбались, охали и ахали перед витриной его магазина. Спрашивали, когда открытие. Твердили, что всегда хотели, чтобы в Амории был книжный магазин. А «Книжный червь»? Какое остроумное, очаровательное название! «Он кажется таким хорошим человеком», — говорили они. Такой приятный мужчина. Они были уверены, что он идеально впишется.

Никто не спросил, откуда он.

Он не знал, что им ответить, если бы спросили. Чем больше проходило дней, тем больше ему казалось, что до прибытия в Аморию он не жил по-настоящему. Не было никакой другой жизни. Поэтому, конечно же, он не хотел думать о том, что было раньше. Ведь так гораздо проще.

Пятница. Завтра он собирался открыть магазин, чтобы провести что-то вроде предварительного просмотра перед официальным открытием на следующей неделе.

Он провел утро, распаковывая книги и устанавливая полки. Все болело, но это была хорошая боль, вызванная тяжелой работой.

Он был голоден.

Группа дам, которые принесли ему запеканку, пирог и кексы («Так обычно делают соседи», — хмыкнув, сказала миссис Ричардсон), убедили его, что по части еды им не тягаться с закусочной. Он заметил легкий блеск в их глазах, но промолчал, не желая знать, какие планы зародились в их головах.

(Хотя позже он задался вопросом, откуда они знали, что он так отреагирует на Шона. Он им ничего о себе не рассказал. Но, каким-то образом, они знали. Ему следовало больше бояться будущего книжного клуба).

Он шел по Главной улице. Над головой голубое небо, щебетали птицы. Проходя мимо, люди говорили привет, здравствуйте и как поживаете. Он кивал в ответ, чувствуя себя одновременно ошеломленным и умиротворенным. Здесь он мог дышать. Здесь он мог стать счастливым.

Он остановился перед закусочной. Трудно было вспомнить, когда он последний раз был в подобном заведении. В груди заныло, будто он что-то вспомнил. Но что бы это ни было, оно ускользнуло, прежде чем он успел осознать.

В конечном счете это было не важно.

Он зашел внутрь.

Прозвенел колокольчик.

Люди обернулись, чтобы на него посмотреть, и с любопытством начали разглядывать появившегося незнакомца. Они слышали о нем, но не знали его. Пока. Они узнают, и скоро, но на данный момент он был для них диковинкой. Все дружелюбно улыбались и махали руками, и хотя Майк чувствовал себя немного неловко, стоя там и не зная, куда сесть, он изо всех сил старался улыбаться в ответ.

Его улыбка застыла, когда кто-то произнес:

— Кажется, я знаю, что ты ищешь.

Он повернулся.

Рядом стоял невысокий мужчина. Молодой человек. С темными растрепанными волосами. Его брови были слегка кустистыми, а нос немного искривлен. Уши чуть оттопырены. Майк задумался: «Росла ли у него борода и нужно ли ему вообще бриться?» Майк недоумевал, как плечи молодого человека могут быть такими широкими при его худобе. Он спрашивал себя, почему его сердце колотится как бешеное.

Знал, что пялится, но ничего не мог с собой поделать.

Молодой человек не был красив по традиционным меркам. Долговязый, с узкими губами и костлявыми пальцами, похожими на тонкие паучьи лапки. Парень выглядел так, словно ему еще предстояло немного повзрослеть. Но в нем было что-то такое, что приковало внимание Майка больше, чем кто-то еще. Жители Амории были самыми приятными людьми, которых он когда-либо встречал. Они заставили его почувствовать себя желанным гостем. Но с ними он никогда не чувствовал себя так.

Майк, всегда мастер слова, выдавил только:

— Привет.

Молодой человек широко улыбнулся.

— Привет.

— Я Майк, — представился он, не отрывая взгляда от ярко-зеленых глаз.

— Майк, — повторил парень, склонив голову набок. — Я о тебе слышал.

— Правда?

— Хм-м… Тут и там.

— И везде?

— Люди болтают. Они всегда болтают. И, очевидно, ты стоящий предмет для обсуждения.

— Ага?

Он слегка улыбнулся и ответил:

— Ага. Так вот, как я уже сказал, думаю, я знаю, что ты ищешь.

И Майк хотел сказать: «Тебя… да… думаю, что искал тебя». Вместо этого он довольно грубо спросил:

— И что бы это могло быть?

— Ты похож на любителя мясного рулета, — ответил молодой человек, делая шаг вперед. — С картофельным пюре на гарнир. И, может, с бобами? Нет. С кукурузой. Ты похож на того, кто выбрал бы кукурузу.

Майк сказал:

— Это… звучит потрясающе. Да, пожалуйста.

Парень выглядел довольным собой.

— Я хорош в своем деле.

И встал перед Майком на расстоянии вытянутой руки.

— Как тебя зовут? — спросил Майк, потому что ему нужно было знать.

— Шон, — ответил он, уголки губ подрагивали в улыбке.

— Шон, — повторил Майк, и даже три года спустя ему все еще нравилось, как это имя звучит у него на языке. — Ага?

— Ага, — повторил Шон, и Майк подумал, что он слишком молод, и все неправильно. Но при этом чувствовал, что ему будто вручили какой-то подарок. Этот великий дар вложили в его большие мозолистые ладони, а он был неуклюжим, таким неуклюжим.

— И ты последовал за мной, — уже в настоящем говорит Шон с сияющими глазами, — прямо к этому самому столу.

Майк пожимает плечами и говорит:

— Я бы последовал за тобой куда угодно, — хотя не собирался произносить этого вслух.

Шон в шоке на него смотрит и медленно моргает.

— Ты бы это сделал, правда ведь.

И это не вопрос.

Майк уже не может взять свои слова назад. Этого не избежать, потому что он сам выдал эту фразу. Поэтому говорит:

— Да, Шон. Куда ты, туда и я. Мы же лучшие друзья.

— И даже больше, чем друзья, — произносит Шон, и это тоже не вопрос. На этот раз требование.

— Больше, чем друзья, — соглашается Майк, потому что хочет, чтобы так и было. Хочет этого больше всего на свете. Он устал сдерживаться.

— Тогда да, — говорит Шон, выскальзывая из кабинки. Он двигается, пока не оказывается рядом с Майком, и все, что Майк хочет сделать, так это прижаться лицом к его животу и просто дышать. — Да. В субботу. Ты и я. Это свидание.