IV

Он лежит в постели, заложив руки за голову. На груди как трактор мурлычит Мартин, как вдруг Майк слышит голос, доносящийся из кухни.

— Похоже, что ты даже не пытаешься, Джулиэнн. Господи боже, разве ты не видишь, что здесь происходит? Он…

И потом голос обрывается.

Майка Фрейзера можно назвать по-разному. Отличным парнем, хорошим другом. Опорой общества. Он всем нравится, некоторыми даже любим. Он добрый, воспитанный и вежливый.

Но еще Майк Фрейзер обычный человек. И он услышал чей-то голос в темноте пустого дома.

В ушах звенит, а по рукам бегают мурашки. Мартин ведет себя так, будто ничего не произошло, и Майк задумывается. Возможно, он просто задремал и находится в полусне. Но затем слышит другой, женский, гневный голос:

— …знаю, что делаю. Я всегда знаю, что делаю. Ты не можешь ожидать, что все постоянно будет безупречно, есть пределы…

И тишина.

Майк не спит.

Он точно знает, что не спит.

Это не сон.

Он спихивает Мартина с груди, к его большому, выраженному в рычании, неудовольствию. Стягивает с себя одеяло, и, в свободных хлопковых пижамных штанах, которые уже становятся немного коротковатыми, выскальзывает из кровати. Он стоит в темной комнате, стараясь дышать ровно и спокойно, и просто ждет.

Не слышно ничего, кроме скрипа старого дома. Ни голосов. Ни шагов. В доме никакого движения.

На мгновение мелькает сожаление, что нет пистолета, но от мысли о том, что в Амории может понадобиться что-то настолько непристойное, ему становится не по себе. Пистолеты для Филипа Марлоу и других героев киноэкрана. Не для их маленького городка.

Вместо этого он как можно тише открывает дверцу шкафа и тянется к задней стенке за старой деревянной бейсбольной битой, к которой не прикасался уже много лет. Ему приходится повозиться в ее поисках, но при этом он внимательно прислушивается к посторонним звукам в доме. Пальцы касаются дерева, и обхватывают рукоятку из ясеня. Он достает биту из шкафа, успокоенный ее весом.

Мартин смотрит на него так, словно он самое загадочное существо, которое когда-либо существовало. И самое глупое.

И, возможно, так оно и есть, поскольку он движется к двери спальни, пытаясь понять, кто мог проникнуть в дом и что надеялись получить. Майк человек небогатый. У него немного вещей. Единственное, что представляет какую-то ценность, это, вероятно, коллекция книг или деревянный радиоприемник в гостиной, на который он потратился, чтобы слушать сериалы.

Но, несмотря на страх, он также чувствует себя оскорбленным. Его оскорбляет, что кто-то может даже подумать о том, чтобы войти в его дом без приглашения, независимо от того, с гнусными целями или нет. Оскорбляет, что нечто подобное могло произойти в Амории. Он знает здешних людей, и, скорее всего, он узнает тех, кто находится в доме, и это оскорбляет. Тихий голос, спрятанный глубоко, глубоко, глубоко в голове, шепчет: «Что, если это посторонний? Что, если это незнакомец?» Но эта мысль абсурдна, потому что в Амории нет незнакомцев. В противном случае, он бы уже их встретил, и они перестали бы быть незнакомцами.

Нет. Это кто-то, кого он знает. Должен быть.

И это оскорбляет.

Он не будет никого бить битой. Он не склонен к насилию. Конечно, он их просто напугает. Кто бы ни были эти люди. Может, это чья-то шутка, но пока он не узнает этого наверняка, он будет просто размахивать битой и играть мускулами. Все будет в порядке. Все будет хорошо.

Он тихо открывает дверь спальни.

Коридор пуст.

Он выходит из комнаты.

Думает: «Кухня, кухня, кухня».

Он избегает скрипучих половиц под ковром в коридоре. Он давно собирался их отремонтировать.

Дверь в гостевую спальню открыта.

Она тоже пуста.

Как и ванная.

На стене висят безвкусные картины: ваза с фруктами, парусник в открытом море. Он не помнит, где их взял, но они всегда у него были. Они ему даже не очень нравятся, но он не может найти в себе силы их снять.

Коридор ведет в гостиную. Кухня слева. Входная дверь справа. В задней части кухни есть раздвижная стеклянная дверь в алюминиевой раме, которая ведет на небольшой огороженный задний двор. Иногда они устраивают там барбекю. Бургеры и пиво – вот и все, что нужно для счастья.

Радиоприемник находится там же, где и всегда рядом с книжным шкафом, тяжелым, тихим и темным.

В гостиной стоит кресло с откидной спинкой. Шон дразнится, называя кресло стариковским, из-за того, что Майк дремлет в нем, слушая радио по субботам. Рядом с креслом стоит небольшой диванчик, на который Майк иногда смотрит и представляет, как на заднем плане негромко играет джаз, и они с Шоном лежат в обнимку, тихими голосами шепча друг другу всякие пустяки. Иногда он воображает, что они живут вместе. Идет снег, в камине горит огонь, и они лежат, укрывшись тяжелым шерстяным одеялом. И после работы они вместе возвращаются домой. Он часто об этом думает.

На кухне никого.

Раздвижная дверь закрыта.

Входная дверь тоже.

— Какого черта?

Он у входной двери. Открывает ее. Никого. На улице никого нет, да и с чего бы кому-то там быть? Уже больше одиннадцати, и все уже спят. В некоторых домах горит свет, но в большинстве темно.

Он захлопывает дверь.

И впервые думает о том, чтобы запереть ее на замок.

Но не делает этого.

Идет к раздвижной двери. Потом на задний двор, под ногами бетон террасы теплый. Здесь тоже никого, никто не пытается убежать, перелезая через забор. Он слышит, как вдалеке лает собака; похоже на Рекса, пса Харви Бекмана. Рекс громкий, громче, чем ожидаешь услышать от собаки его размера.

Но это все.

Кроме Рекса, звезд и луны над головой, ничего.

Он поворачивает обратно к дому.

Шорох шагов раздается по внутреннему дворику.

Он начинает задвигать алюминиевую дверь.

И останавливается.

Останавливается, потому что в свете луны на кухонном столе сидит крошечная птичка.

Она почти не двигается, лишь слегка взмахивает крыльями и смотрит на него снизу вверх.

Шея у нее фиолетовая, а грудка изумрудно-зеленая с белыми крапинками. Кончики крыльев – смесь фиолетового, зеленого и коричневого цветов.

Он никогда раньше не видел таких птиц.

Он в этом точно уверен.

И все же.

— Обыкновенный скворец, — слегка напряженным голосом говорит Майк Фрейзер.

Он понятия не имеет, откуда, но ему это известно. И что-то в этом…

Время вокруг замедляется, когда птичка расправляет крылья. Лапками она слегка скользят по столу, когда толкается вперед, мает крыльями вверх и вниз. Она отрывается от поверхности, устремляясь вперед. И в считанные секунды оказывается на уровне груди Майка. Он роняет биту и отодвигается в сторону, даже не понимая, что делает. Слышит звук рассекаемого воздуха, издаваемый птицей, пролетающей мимо. Кончик одного из крыльев задевает его плечо, а затем птица вылетает через раздвижную дверь. И Майк не может дышать, потому что все, что он слышит – это оглушительное хлопанье множества крыльев, что невозможно, ведь перед ним была всего лишь одна птица.

Он поворачивается к двери. Голова наливается свинцом. Появляется тяжесть.

Лунный свет тускнеет. Звезды мигают и пропадают.

Но не потому, что они померкли.

Нет. Их что-то загораживает.

Ведь над домом некоего Майка Фрейзера кружит огромное облако птиц.

Он никогда не видел ничего подобного. Должно быть, их десятки тысяч, они движутся синхронно друг с другом. Огромное облако перемещается, оно будто соткано из дыма. Птицы образуют большой шар, который сжимается как только обретает форму, и расходится в стороны, пока птицы не замирают в воздухе и почти стихийно меняют направление.

Майк еще никогда не чувствовал себя таким маленьким и незначительным.

Невозможно выразить словами его состояние.

Он стоит на заднем дворе дома 133 по Санлайт-Уэй и смотрит, как скворцы над ним танцуют, танцуют и танцуют.

Три минуты. Потом четыре.

И он думает, думает, что есть что-то большее, чем это. Он думает, что если что-то вроде этого облака птиц может существовать, то где-то там должно быть что-то еще. Что-то большее. Более значительное.

За пределами Амории.

Он должен кому-то рассказать. Шону. Нужно рассказать Шону. И всем остальным. Любому, кто его выслушает. Потому что это не сон, и над ним летают скворцы, тысячи и тысячи скворцов, и он…

***

Как обычно, в четверг в шесть утра срабатывает будильник Майка Фрейзера.

Он стонет и ерзает на простынях, протягивает руку и нажимает на кнопку сверху часов.

Будильник умолкает.

Майк открывает глаза. Потягивается.

Мартин презрительно смотрит на него со своего места на другой подушке.

Майк вздыхает и трет глаза. Он отдохнул, но не так хорошо, как надеялся. Ночью накануне он рано лег спать, зная, что следующим вечером предстоит игра в покер, и он ляжет поздно.

Если он хочет провести хоть немного времени с Шоном за чашечкой кофе, то ему надо поторопиться.

Он выбирается из постели.

Делает пятьсот прыжков с разведением рук и ног.

Двести отжиманий.

Пятнадцать минут прыгает на скакалке.

Двести приседаний.

К концу тренировки он весь вспотел.

Ему надо в душ. Может, после этого выпить стакан сока. А может, Шон принесет ему вместе с завтраком апельсиновый сок с мякотью, который он так любит. Шон всегда кривится, когда видит, как Майк его пьет.

Поэтому он отвлекается мыслями о тайной улыбке, предназначенной только для него, и рассеянно почесывает запястье, но потом спотыкается и ударяется пальцем обо что-то на полу возле двери спальни.

У него вырывается ругательство, чего с ним практически никогда не бывает, поэтому это удивляет даже его самого. Впрочем, это нормально. Этого следовало ожидать. Больно.

Он морщится и некоторое время прыгает на одной ноге. Боль проходит почти сразу, как часто бывает. Самым худшим был момент удара.

Он смотрит вниз.

На полу лежит старая деревянная бита, с обмотанной изолентой рукояткой.