XX

Он открывает глаза.

Он в комнате с белыми стенами. Вокруг тихо, гудят аппараты. Он уже бывал здесь раньше. Аппараты пищат, кто-то говорит ему успокоиться, что все будет хорошо… КОД ОРАНЖЕВЫЙ, КОД ОРАНЖЕВЫЙ… в горле трубка… он не может дышать…

Он делает вдох.

Сглатывает.

Горло болит.

Он сбит с толку.

Слишком ярко.

Пахнет странно. Что уже странно.

Раньше он не мог чувствовать запах этого места.

Надоедливый и резкий. Медицинский.

Он снова закрывает глаза.

***

Он не знает, сколько проходит времени, когда слышит голос. Какая-то женщина тихонько напевает себе под нос. Звучит так красиво, что у него щемит сердце. Он не знает эту песню, но хотел бы узнать. Может, она скажет ему название, чтобы он попросил группу сыграть ее на Празднике урожая. Он уверен, что Шону она понравится. Они могут вместе под нее потанцевать.

Он спрашивает:

— Что это за песня? Очень приятная.

Напевание прекращается. Раздается резкий вздох.

Он открывает глаза. Все размыто и слишком ярко. Но, возможно, он сможет получше сосредоточиться и увидеть женщину, которая стоит рядом с его кроватью и держит пакет с золотистой жидкостью. У него получается. На женщине темно-зеленые брюки и топ того же цвета. На руках синие латексные перчатки, а на лице маска.

Видны лишь глаза. Они широко распахнуты и сосредоточены на нем.

— Извините, — произносит он, и его голос звучит странно, будто у него каша во рту. Он пытается приподнять голову, но не может найти в себе силы. — Не хотел Вас напугать.

Женщина ошарашенно выдавливает:

— Боже мой.

— Так что насчет песни? Как она называется? Шону. Шону понравится. Когда мы будем танцевать. Знаете, я буду завтра с ним танцевать. И признаюсь ему в любви.

Но она уже медленно отступает с пакетом в руках, а он снова устал. Очень устал. Она выходит за дверь и что-то кричит, но он почти ничего не слышит, поскольку снова погружается во тьму.

***

Ему снятся зеленые глаза и танцы под джаз Диззи Гиллеспи, виртуозно играющего на трубе.

Он говорит:

— Ты – лучшее, что когда-либо со мной случалось.

В ответ он получает улыбку-только-для-него.

— Завтра я признаюсь тебе в любви.

Молодой человек, с которым он танцует, посмеивается.

— Я так рад, что ты настоящий.

Они танцуют, и танцуют, и танцуют.

***

Все вокруг кажется сюрреалистичным. В комнату заходят и выходят люди, они громко разговаривают и задают ему вопросы, которые он не совсем понимает. Они спрашивают: «Вы знаете, кто Вы? Знаете, где находитесь?» И задают вопрос, из-за которого становится тревожно: «Вы знаете, какой сейчас год?»

Он знает, знает ответы на все вопросы, но все так туманно, словно он до сих пор спит. Кажется, в этом все и дело. Ему никогда еще не снился сон, в котором он не мог бы свободно двигаться. Он может немного поворачивать головой влево и вправо, но руки и ноги не шевелятся, хотя пальцы подергиваются.

В этом сне, среди людей, которые суетятся, тыкают и ощупывают его и смотрят на аппараты, он видит еще двух человек. Один в инвалидном кресле, и ему кажется, что это мужчина, старый и пожилой, но он не уверен. Рядом с ним стоит женщина, и она что-то тихо шепчет тому на ухо. Он не слышит, о чем они говорят, но оба пристально на него смотрят. Ему от этого не по себе.

Он не знает, чувствовал ли себя когда-нибудь во сне так неуютно. Странное ощущение.

***

Он мечется. Вот он танцует в парке под звездным небом, а в следующий миг его везут по коридору, глаза слепит яркий свет. Какая-то нереальная двойственность, потому что вот он стоит на своих двоих и счастлив как никогда, а человек в его объятиях смеется. Запрокидывает голову назад и смеется, и, возможно, это самый приятный звук, который он когда-либо слышал.

А в следующее мгновение он лежит на спине, свет бьет в глаза. Вокруг люди в масках, белых масках, которые закрывают рты и носы. А потом он оказывается в какой-то машине. Кругообразной машине, которая трясется и скрипит, словно стонет. Здесь громко, он еще никогда не слышал ничего громче, и напуган из-за этого. Сказать по правде, он немного напуган, но он знает, что кошмары иногда могут быть пугающими. Он пройдет через это, и проснется в объятиях с тем молодым человеком, и они пойдут танцевать.

Он мечется туда-сюда между двумя мирами, хорошим и плохим сном, когда его затягивает в третий. Это место ему знакомо. Он лежит на животе на балконе, стекло впивается в бедра, и он заглядывает через край. Внизу, далеко внизу, женщина (я ее знаю… о боже, я ее знаю), ее тело искривлено и сломано. Вокруг погнутый металл и стекло. Он не может разглядеть ее лицо, но видит вокруг яркие красные пятна, и ее рука выгнута под странным углом. Ему кажется, что он видит ее туфлю на земле. Толпятся люди, очень много людей, и они кричат, кричат и направляют на нее мобильные телефоны. И на него тоже. Они смотрят вверх, и он их слышит.

— Вызовите полицию! — кричат они. — Она упала, кто-нибудь, вызовите полицию!

Ты заставила меня это сделать, ты заставила меня это сделать, ты заставила…

— Знаешь, — говорит молодой человек, пока они покачиваются в танце, — я переживал, что мы не придем к этому моменту. Что, возможно, это будет слишком для тебя. И для меня.

— Почему? — спрашивает он. Не беспокоится, просто интересуется. Из-за того, что знает, где они сейчас, и поэтому спокоен.

Молодой человек пожимает плечами, но обнимает его немного крепче.

— Думаю, что у нас обоих были причины бояться. И иногда страх может победить. Ты этого не хочешь, но такое возможно. Но я не хотел бояться. Ни тебя. Ни нас. Ни того, что может быть в будущем. Поэтому я решил не бояться. Самое простое решение, которое мне приходилось принимать. Ты – самое простое решение, которое я когда-либо принимал. Я всегда так думал.

— Завтра, — говорит он, — я скажу, что люблю тебя.

Молодой человек смеется.

— Знаю.

— Знаешь?

— Ну, не то, что ты собирался признаться. Но я уже знаю, что ты меня любишь. Потому что я тебя знаю.

— Когда я признаюсь, как думаешь, что ты ответишь?

Молодой человек улыбается.

— Думаю, скоро узнаем, не так ли, здоровяк?

— Ага?

— Ага.

Боже, как они танцуют. И…

***

Рядом с кроватью стоит женщина. Женщина, которую он раньше никогда не видел. Ее темные волосы стянуты в хвост, и на ней такая же маска, как и на остальных. Она его трогает, и он чувствует ее прикосновения. Она проводит вверх и вниз по его рукам, надавливая и прощупывая. Это сбивает с толку, потому что он никогда раньше во сне не чувствовал ничего подобного. Он на самом деле чувствует прикосновение ее пальцев, покрытых латексом. На ее синей рубашке маленький бейдж. Он не может разобрать на нем слова. Но видит фото, на котором изображена улыбающаяся молодая женщина с идеальными зубами и идеальной прической, которую, как ему кажется, он никогда раньше не видел.

Однако, когда она наклоняется ниже, у него получается разобрать имя.

— Эллисон, — произносит он.

Женщина отшатывается назад и натыкается на стойку, рядом с которой он лежит. Пакет с прозрачной жидкостью, прикрепленный к стойке, покачивается, но не падает.

Она тяжело дышит, прижав руку к груди, ее глаза широко раскрыты.

Он поясняет:

— Написано на Вашем бейдже. Эллисон.

Она дышит так, будто у нее вот-вот начнется гипервентиляция.

Он произносит:

— Какой странный сон. Знаете, я завтра пойду танцевать.

Кажется, она открывает рот, чтобы что-то сказать, но из него не вырывается ни звука.

— Извините, — говорит он и удивляется, почему его голос такой слабый и хриплый. Требуется много усилий, чтобы выдавить слова. — Простите за неучтивость. Меня зовут Майк. Майк Фрейзер.

Она на него пялится.

Он немного раздражен, но просто спрашивает:

— А Вас Эллисон?

— Да, — еле слышно отвечает женщина. — А. Да.

— Ладно. Привет, Эллисон.

Она говорит:

— Я просто физиотерапевт.

Он не… особо понимает, что это значит. Он знает, кто такой физиотерапевт (во всяком случае, часть него знает), но никак не может ухватить эту мысль, она вне досягаемости. Он спрашивает:

— Для кого?

Она убирает руку с груди и делает глубокий вдох, будто пытается вернуть себе самообладание.

— Для Вас, мистер Хьюз.

Он хмурится. Или, по крайней мере, думает, что хмурится.

— Я не мистер Хьюз. Я уже Вам сказал, меня зовут Майк. Майк Фрейзер?

— Хорошо, Майк, — отвечает она. — Хорошо. Пожалуйста, не рассказывайте доктору Хестеру и доктору Кингу, что я это сказала.

— Я понятия не имею, кто они такие. Я знаю Дока, но он… хм… Его имя, похоже, вылетело у меня из головы. В любом случае, мы зовем его просто Док. Я никому не скажу, не волнуйтесь.

— Мне просто нужно закончить, Майк.

— Закончить что?

— Вашу терапию.

— Мою что?

— Вашу физиотерапию. Вы были… в коме. Долгое время.

Этого он тоже не понимает, но знает, что во сне спорить бессмысленно, поэтому просто отвечает:

— Ладно. Заканчивайте, Эллисон.

Она нерешительно делает к нему шаг.

— У Вас что-нибудь болит? Если хотите, я могу позвать медсестру.

Он фыркает.

— Какая может быть боль во сне?

— Это не… ладно. Значит, никакой боли.

— Нет.

Она делает еще один шаг.

— Мне нужно к Вам дотронуться. Вы не против?

— Зачем?

— Для терапии.

Все начинает становиться немного туманным.

— Терапии.

— Да, мистер Хью… Майк. Чтобы Вам помочь.

Что ты знаешь о шизофрении?

У него мурашки по коже.

— Помочь с чем?

— С Вашими мышцами. Когда кто-то находится в… в вашем состоянии, наблюдается тенденция к дегенерации мышц. Это займет время, Майк. Это займет много времени, но мы Вам поможем, хорошо?

Он не понимает, о чем она говорит, и она начинает его немного пугать. Она кажется доброй, но он относится к ней настороженно.

— В моем состоянии? — спрашивает он.

— Я всего лишь терапевт, — отвечает она с легким отчаянием. — Врачи будут здесь немного позже, чтобы объяснить подробнее, ладно? Просто позвольте мне сделать то, что нужно.

Он кивает. Кажется, она этому удивлена.

Она снова встает рядом с ним и тянется к его руке. Ее пальцы дрожат, но он ничего не говорит на эту тему. Он чувствует момент, когда она снова к нему прикасается, и он не уверен, что ему это нравится. Но она явно осторожна с тем, чтобы не надавливать слишком сильно. Она начинает с ладоней, разминая пальцы, и он пытается сжать их в ответ, но ничего не получается. Пальцы подергиваются, но не делают того, о чем он их просит.