II

Приближаясь к вершине холма, он старается умерить свои ожидания. Возможно, Амория находится очень далеко, за много километров отсюда. Или она пуста. Или сожжена дотла. Он старается не думать о том, что, кроме лошади и птиц, на дороге он пока не заметил других признаков жизни. Никаких неспешно едущих машин. Ни людей, вышедших на прогулку прекрасным летним утром. Кроме знака, никаких признаков присутствия кого-либо еще.

— Но это глупо, — говорит он себе.

Должны быть другие люди.

Перед тем, как взобраться на вершину холма, он останавливается, собираясь с духом.

Потому что, а что если?

Он узнает, что не является поклонником что если.

Такими темпами к вечеру он узнает о себе все, что только можно.

Он уговаривает себя постараться пройти последние шаги.

И чуть не отступает.

Он почти разворачивается, потому что, а что если?

Но не может. Не тогда, когда подошел так близко.

Он делает последние шаги к вершине холма.

И там, на другой стороне, Амория.

Он видит ее среди деревьев у подножия небольшого горного хребта, вершины которого припорошены снегом. Что идеально покрывает верхушки белым, но сейчас лето, он знает, что сейчас лето, и все вокруг такое зеленое и живое.

Сам город состоит из зданий, которые тянутся вдоль главной улицы. Он все еще слишком далеко, чтобы разглядеть каждое из них, но видит козырьки над дверными проемами; маленькие, богато украшенные фонари, которые выстроились вдоль тротуара по обе стороны дороги, и которые, он знает, он просто уверен, будут украшены гирляндами и венками на Рождество. Его пробирает странная дрожь надежды, он хочет это увидеть, хочет, чтобы это место было тем, откуда он родом.

Дальше в деревьях за пределами главной улицы стоят дома, приютившиеся в небольших кварталах, и на мгновение он задумывается: «Как странно… машин не видно… никто никуда не едет…» Но мысль быстро исчезает, когда он присматривается и видит людей, идущих по тротуарам. Входящих и выходящих из магазинов под козырьками. В жилых кварталах.

Он начинает спускаться с другой стороны холма.

***

Это происходит за мгновение до того, как он подходит к Амории.

Уже видно город, он слышит людей. Может прочитать вывески над навесами, полосатыми навесами зеленого, синего, белого и красного цвета. На вывесках написано: «Универмаг Хэппи», «Продукты и лекарства долины» и «Книжный червь». Здесь есть кинотеатр с бегущей строкой, которая светится даже днем, и старомодная закусочная с неоновой вывеской, на которой написано: «Закусочная».

Он думает: «Какая идиллия. Очаровательно». И хочет остаться в этом месте больше всего на свете. Это чувство будто магнит в мозгу, тянущий его к Амории, тянущий за собой, и он ничего не может сделать, кроме как следовать.

Он находится в раздумьях, когда это происходит.

Наверное, я сначала схожу в закусочную. Я голоден. Очень голоден. Держу пари, у них есть мясной рулет. С картофельным пюре. А на десерт пирог, свежий пирог, который они подадут с кофе, и я буду в безопасности и в тепле, и я…

Раздается скрежет сминаемого металла, звон разбивающегося вокруг стекла. На краткий миг его пронзает жгучая боль, и кажется, что череп вот-вот взорвется. В голове звучит голос: «О Боже, это конец-это конец-это конец-это конец». И его накрывает волна головокружения, будто земля ушла из-под ног. Словно он крутится вверх тормашками, падает вверх и вниз; и чувствует себя мокрым, будто его облили водой; и ему больно, так больно; и он чувствует, как из него вытекает кровь; и он не может дышать; и все вокруг кружится, и кружится, и кружится, и…

И просто… прекращается.

Он, пошатываясь, пересекает городскую черту Амории.

Ни разрушающегося металла.

Ни бьющегося стекла.

Он не вверх тормашками, с задранными ногами.

Боль исчезает, будто ее и не было вовсе.

Он не изрезан.

Не истекает кровью.

Он смотрит вверх.

И тут его осеняет.

Его зовут Майк Фрейзер.

Ему тридцать шесть.

Он крупный, сильный мужчина. У него темно-рыжие волнистые волосы, свободно заправленные за уши. Густая борода, которую пора подстричь. Он легко обгорает на солнце, и уже чувствует тонкую полоску тепла на коже. На правой щеке пять веснушек в форме Большой Медведицы. У него большие ладони, которые знают, что такое доброта.

Он хороший человек. Или, по крайней мере, пытается им быть.

Он живет в Амории.

В маленьком доме.

У него есть старый облезлый кот по кличке Мартин.

Он работает в книжном магазине.

Любит людей. Он знает всех в городе.

У него есть друзья. Хорошие друзья. Даже лучшие друзья.

Среди них есть один, которого он ставит выше всех остальных. Одна мысль о нем заставляет его краснеть, а сердце пропустить удар. Ему нужно, наконец, набраться смелости, чтобы сделать шаг, прежде чем остальные попытаются вмешаться.

Ему нравится многое. Слушать радиопередачи. Полоть сорняки в своем жалком подобии сада. Трепаться в закусочной, стараясь не слишком сильно пялиться на мужчину с лукавой улыбкой, лавирующего между столиками. Еще он любит читать, и сидеть на залитом солнцем заднем дворике, и наблюдать, как ночью на небе появляются звезды.

Он живет в Амории уже очень давно.

По правде говоря, он не может вспомнить время, когда он не жил в Амории.

Здесь он в безопасности.

Он здесь счастлив.

Ему нравится все в этом месте, потому что это его дом. Люди здесь – его дом.

Майк Фрейзер глубоко вдыхает воздух любимого города и быстро забывает каждое мгновение, проведенное за пределами Амории. Как сон, все исчезает, словно он только проснулся.

***

Майк качает головой, направляясь к книжному магазину, удивляясь, куда же пропало из памяти сегодняшнее утро. Стрелки часов у входа в банк показывают чуть больше полудня, и он немного смущен. Он не знает, почему его не было в книжном магазине ровно в восемь, когда в Амории открывается большинство магазинов. Шон наверняка удивился, почему он не зашел выпить свою утреннюю чашечку кофе. Он надеется, что Шон не слишком волновался. Он ненавидит, когда Шон о нем беспокоится. Он зайдет к нему немного позже и…

На двери книжного висит записка, засунутая в пространство между рейками и стеклом окна. Он видит знакомые каракули и не может сдержать улыбку при их виде. Он снимает записку с двери и читает:

Привет. Не видел тебя сегодня утром. Все в порядке? Ты, наверное, проспал, лентяй. Если так, то ты это заслужил. Зайди ко мне позже.

Она не подписана, но в этом и нет необходимости. Он и так знает, от кого она.

Он собирается открыть дверь (на мгновение задумавшись: «А что, если она заперта?» Что странно, потому что двери в Амории никогда не запираются), когда кто-то его окликает:

— Майк!

Он поднимает голову и ухмыляется.

Хэппи из всем известного магазина «Универмаг Хэппи»: бородатый мужчина лет шестидесяти с выпирающим пузом и большими пучками седых волос, беспорядочно торчащих на макушке. Сегодня он одет, как обычно, в мятые коричневые брюки и накрахмаленную белую рубашку с расстегнутым воротником, из-под которой выбиваются маленькие жесткие завивающиеся волоски. Спереди черный фартук, стянутый вокруг талии. Красным на нем вышито единственное слово: Хэппи.

— Хэппи, — приветствует его Майк.

— Только пришел? — спрашивает Хэппи, протягивая руку для пожатия. Они крепко пожимают друг другу руки, и потом, как обычно, три раза ударяются кулаками.

— Похоже на то, — отвечает Майк.

— Все в порядке?

И Майк… ну. Майк хмурится.

— Конечно, — говорит он, а сам думает: «Правда же?»

Хэппи кивает.

— Просто… просто ты никогда раньше не опаздывал, и я заволновался.

— Да, я был…

Тут он осекается, потому что где же он был? Он не может вспомнить, чем был занят, раз опоздал, но уверен, что что-то делал. Слегка побаливает голова, и он вспоминает, что вчера вечером за ужином пил пиво. Может, после он выпил еще пару бокалов? Обычно он не пьет сверх меры. Но все как в тумане.

Хэппи ждет, слегка нахмурив брови.

Майк говорит:

— Взял отгул на утро, — потому что Хэппи ждет какого-то ответа, и Майк должен его дать. Люди уже заметили. Об этом свидетельствует записка в руках.

— В этом нет ничего плохого, — отвечает Хэппи и расслабляется. — Всем нужно время от времени поспать подольше.

И в этот момент всякое беспокойство, которое испытывает Майк, исчезает, потому что, на самом деле, сейчас же у него не болит голова? Есть только легкие отголоски головной боли, и, возможно, он не совсем помнит, что делал утром, или когда встал, и не забыл ли он покормить Мартина, но это нормально. Не похоже, что он напился до потери сознания. Он уже не так молод, как раньше. Возможно, время просто… пролетело незаметно.

— Покер завтра вечером еще в силе? — спрашивает Хэппи.

Майк кивает.

— Как всегда в четверг. На этой неделе собираемся у меня, да?

— Конечно, — отвечает Хэппи. — Приготовишь бобы с сосисками?

Майк усмехается.

— Для тебя всегда, Хэппи.

— Ты хороший парень, — говорит Хэппи, хлопая его по плечу. — Тогда не буду мешать. Просто хотел убедиться, что все в порядке. Тебе, наверное, стоит зайти повидаться с твоим парнем. Уверен, он волновался, когда ты утром не пришел.

— Он не мой парень, — бормочет Майк, при этом отчаянно краснеет. Проклятие ирландской крови, которого ему никак не избежать.

Хэппи закатывает глаза.

— Будто мы не знаем? Вы определенно не торопитесь. Напоминает мне о нашем конфетно-букетном периоде, когда мы прикидывались такими невинными. Вы двое медленные, как черепахи.

— Просто… — говорит Майк. И потом: — Это работает. Для нас. У нас есть время. По-моему, мы движемся медленно, но верно.

— Правда? Ну, добавлю ложку дегтя. Еще чуть медленнее, и вы будете двигаться назад.

Майк стонет.

— Хэппи.

— Да-да, — говорит Хэппи, махая рукой Майку, когда тот поворачивается обратно к своему магазину. — Только не удивляйся, если местные дамочки попытаются вас подтолкнуть. Ты же знаешь, как они относятся к подобным вещам.