Он хочет сделать все правильно. Для него это важно.

Он и раньше себе говорил, что если не знает, что делать, нужно довериться другим. Но это не всегда легко.

Он не знает, почему. Должно быть, это просто часть его личности.

Он доверяет Шону. Больше, чем кому-либо другому.

Поэтому сейчас он ему доверяется.

И расслабляется. Шон снова вздыхает, но в этом вздохе нет напряжения. Скорее наоборот, в нем слышно облегчение, Шон снимает ботинки, перекидывает ноги через край дивана и кладет голову Майку на колени.

Это что-то новое. Для них обоих. Само собой, они и раньше прикасались друг к другу, но никогда так, как сейчас.

Шон укладывается поудобнее, поворачиваясь так, что его лицо оказывается прижатым к животу Майка. Он делает глубокий вдох, словно пытается вдохнуть запах Майка, и медленно выдыхает. Майк чувствует тепло его дыхания через хлопковую футболку. Это пробуждает в нем какое-то чувство. Что-то большее, чем возбуждение, более многогранное, чем похоть или желание. Он знает, что любит этого мужчину, знает это так ясно, как Божий день. Даже если ему трудно признаться в этом самому себе. Майк не знает, в чем проблема, из-за чего он так медлил. Почему им потребовалось три года, чтобы добраться до того момента, где они сейчас. У него были эти сомнения, беспочвенные страхи, которым он не мог дать названия.

В первый год знакомства мысль о том, чтобы отдать себя Шону, парализовала. Ночами он лежал без сна, обливаясь потом и уставившись в потолок, его сердце бешено колотилось в груди. Ни в чем из этого не было вины Шона, но Майк долго не мог найти выход из сложившегося положения. Он не хотел причинить Шону боль. И не хотел, чтобы Шон причинил боль ему. Иногда он думал: «Почему? Почему я такой?». Но такова была его сущность.

На второй год стало легче. Стало легче, потому что он увидел, что дело не только в нем. Что, несмотря на то, что он держал страхи при себе, Шон переживал нечто подобное, хотя и казался сильнее Майка. Более невозмутимым. Он тоже волновался, боялся отдать всего себя отношениям, которые можно легко разорвать. Майк не хотел, чтобы Шон боялся, но с его стороны было бы лицемерием об этом говорить.

А третий год?

Что ж. Третий год привел их к этому моменту. Майку не на что жаловаться. Конечно, это заняло много времени. Но оно того стоило. Майк не может представить себе время, когда бы он не знал Шона. Подобное кажется немыслимым. Но если бы это случилось, если бы однажды он проснулся, а Шон по какой-то причине не знал, кто он такой, Майк бы потратил следующие три года на то, чтобы сделать все заново и прийти туда, где они сейчас.

К этому моменту. Голова Шона покоится на его коленях, и он в безопасности, в тепле и надежных руках. Он доверяет Майку присматривать за ним и заботиться о нем. Возможно, Майк не сможет излечить все его недуги, но Шон знает, что он сделает все возможное, чтобы стало хоть немного лучше.

Поэтому Майк запускает ладонь в волосы Шона и нежно почесывает голову. Шон слегка вздрагивает, но затем льнет к прикосновениям, вытянув ноги и выгнув спину. Он напоминает Майку Мартина, лежащего в лучах полуденного солнца, проникающих сквозь эркерные окна в передней части дома.

Некоторое время они молчат. Майка это устраивает.

— Мне не становится хуже.

Майк останавливается, желая сказать: «Ну, и лучше не становится», но это было бы неправильно. Он не думает, что Шону может стать лучше. Это просто то, с чем ему придется жить. Большее, на что они могут надеяться: «Эркаф» поможет.

Так что он говорит:

— Это хорошо.

Он действительно имеет это в виду.

— А что насчет тебя?

— Что насчет меня?

— Ты хорошо спишь?

Ага. Возможно.

— Да.

— Правда?

Ладно, он стал чаще видеть сны, и теперь просыпается с мыслями о горах, птицах и сигарах, но это все ерунда. Он хорошо себя чувствует. Он в порядке.

— Правда.

— Ты должен сказать мне, если это изменится.

Майк не может удержаться от улыбки.

— Так точно, сэр.

— Что я слышу, ты подтруниваешь надо мной, Майк Фрейзер?

— Я и не думал.

Шон хмыкает.

— Шутник.

— Точно, — отвечает он, и думает: «Ну и подавись». Но он этого не говорит. Он даже не знает, почему так подумал.

— Не так я планировал провести день, — говорит Шон, его голос звучит приглушенно из-за того, что он упирается Майку в живот. Майку немного щекотно.

— Еще бы.

— Ты это скажешь?

— Скажу что?

— Что надо было быть умнее. Что, когда мне становится плохо, нужно об этом кому-нибудь сказать. Что мне нужно лучше о себе заботиться.

— Если хочешь.

— А чего хочешь ты?

— Всего, что ты посчитаешь нужным.

Он проявляет тактичность.

— Майк.

— Что?

— Перестань.

Кажется, они говорят о чем-то большем, чем он думал вначале.

— Я не знаю, чего ты хочешь.

— Конечно, знаешь. Ты всегда знаешь.

Он кивает, хоть Шон и не может этого увидеть.

— Я знаю, что ты немного злишься.

Майк удивленно смотрит вниз. Он видит, насколько большой кажется его рука на голове Шона. Это заставляет его чувствовать себя сильным. Будто он один может защитить Шона от любой напасти. Он думает: «К черту», и говорит:

— Ага.

— Ага, — посмеиваясь, повторяет Шон, — Ага, говоришь. Так приятно. То, что ты делаешь. Так что продолжай.

— Ты должен.

— Должен что?

— Лучше о себе заботиться.

— Знаю.

— Мне это нужно.

— Я знаю.

— Если с тобой что-то случится…

— Со мной ничего не случится, здоровяк.

— Ты не можешь этого знать наверняка. Никто не может. Не говори так, потому что это обещание, которое ты не сможешь сдержать. — Ладно, возможно, он злится сильнее, чем думал.

— Головные боли не стали хуже. Это правда.

— Уверен?

— Да.

— Хорошо. Если станет хуже, ты должен мне сказать. И бери с собой таблетки. А если тебе нужен перерыв, говори Уолтеру, чтобы он вытащил свою задницу из-за гриля и заменил тебя. Люди могут подождать чертову еду, если она им нужна.

Шон слегка вздрагивает.

— И ты.

— И я.

— Ты тоже должен заботиться о себе.

— Я так и делаю, — говорит он, но хочет взять слова назад, потому что в последнее время происходило много всего странного. Он вспоминает тот день на прошлой неделе, когда у него был провал в памяти и он пришел в себя только поздно утром. Он солгал Шону об этом, или, по крайней мере, позволил ему предположить то, что не соответствовало действительности. Дело в том, что Майк человек не глупый, и он задумывается о таких вещах, как опухоль мозга, или болезнь Альцгеймера, или что-то еще, что разрушает мозг. Но он молод (довольно-таки), и силен как лошадь (он отвлекается на эту мысль, совсем немного, потому что лошадь…), и он живет в Амории. Он в порядке.

— Я серьезно, Майк.

— Знаю.

— Ты опять расчесываешь запястье.

Это правда. Майк даже не заметил. Он останавливается.

— На тебе же маска для сна.

— Твое запястье прямо возле моего уха.

— Все хорошо.

Шон вздыхает.

— Два сапога пара, да?

При этом он чувствует нелепую нежность.

— Точно, — соглашается Майк.

Шон зевает, громко и широко открывая рот.

— Таблетки, — бормочет он. — От них мне всегда хочется спать.

— Они помогают?

— Немного.

— Хочешь пойти в постель?

— А что, мистер Фрейзер? Ты мне что-то предлагаешь?

Майк давится воздухом. Шон смеется.

Как хорошо. Все это. Они вместе, как сейчас. Это спокойствие и нежность. Так хорошо.

— Пока нет, — говорит Шон. — Мне и тут неплохо.

Майку тоже.

— Ладно.

— Останешься? Ненадолго?

И Майк остается.

***

Позже, когда уже совсем стемнело, он помогает Шону перебраться в кровать. К тому моменту, когда голова касается подушки, Шон уже спит.

Майк проверяет, чтобы будильник был заведен, и перед тем, как уйти, наклоняется и целует Шона в лоб. Он ненадолго задерживается, прежде чем отстраниться.