В этой экипировке намного больше свободы, чем дают мои мантии. Эта одежда больше походит на то, что носят деревенские жители. И каждый раз, когда я её надеваю, моя неуверенность и страхи исчезают. Я становлюсь больше похожей на личность, которой хочу быть.

По дороге я беру кожаный шлем, который завязывается под подбородком. Это единственный способ удержать мою вуаль на месте во время наших тренировок.

Входя в самое большое здание, я вижу Принца, прислонившегося к стене, с неослабевающим восхищением разглядывающего массу оружия. В этом раскрывается настоящий гений Аквина. Именно благодаря своему уму он считался таким грозным бойцом.

Комната от пола до потока заполнена различными устройствами. По всему помещению расположены панели, открыв которые, можно достать оружие или ловушку. Между ними находятся другие препятствия, такие как качающиеся брёвна, мешки с грязью, сетки и неровные поверхности. С потолка свисает ряд верёвок. Всем этим он каким-то образом управляет с помощью рычагов, расположенных по всей комнате. Когда я была маленькой, я считала, что это магия, но даже сейчас я не могу понять этого. Аквин очень охраняет тайну, как это работает.

Аквин перетаскивает оборудование на место для нашей тренировки. Кедрик наблюдает за ним. Без сомнений, он предложил помощь, но получил резкий отказ от старшего мужчины. Принц смотрит на меня, когда я прохожу перед ним, а затем снова поворачивает голову к Аквину, только для того, чтобы мотнуть головой обратно в мою сторону. Его рот открыт, а глаза мечутся вниз вверх. Его взгляд на несколько мгновений задерживается на моей груди, а затем возвращается к моему лицу, когда я стою перед ним.

Я с интересом наблюдаю, как краснеет его лицо. Я не видела его таким раньше. Я наклоняю голову в сторону и кладу руки на бёдра.

— Готов увидеть мой секрет?

Я отворачиваюсь от него и иду к центру поляны, оглядываясь, когда он не отвечает. Его горло напрягается, он сглатывает.

Аквин начинает с лёгкой серии для разогрева моего тела. Все трудности, связанные с тем, что я отвлекаюсь на Кедрика, исчезают, как только Аквин ускоряет темп и начинает выкрикивать названия сложных ударов ногами и вращений. Вскоре моё тело начинает блестеть от пота.

У заградительного столба я прыгаю обратно на устойчивую опору и останавливаю деревянный вал предплечьем. Аквин крутит поворотную стойку всё быстрее и быстрее, пока мои руки не расплываются, а свист приближающихся валов не сливается воедино, делая невозможным для меня предугадать, куда поместить руки. Вал ударяет меня в голову, и я бросаю на Аквина свирепый взгляд.

Мы переходим к оружию, метанию и спаррингу, пока я не истекаю потом. Я могу глубоко вонзить рукоять кинжала в манекены, расставленные по комнате. Мой недостаток в том, что без звука у меня нет точности. Я могу попасть как в стену, так и в манекен. В спарринге с братом я сражаюсь, используя прикосновения, тепло, звуки его дыхания, шарканье ног и, конечно, свою память о его слабых и сильных сторонах в бою. Когда мы сражаемся на мечах, я прислушиваюсь к свисту при замахе и уже неплохо владею мечом, но Аквин по-прежнему настаивает на том, чтобы притуплять острие меча. Лук и стрелы похожи на метание кинжала, я могу нанести сильный удар, но не точный. Досадно, что у меня нет другого спарринг-партнёра. С тех пор как Оландон стал тренироваться со стражниками, он начал побеждать меня. Он научился бесшумно красться по тренировочной поверхности и дышит беззвучно, так что я слепа в отношении его позиции и следующей атаки.

На самом деле я не могу жаловаться на трудности, которые доставляет вуаль. Без неё время моей реакции было бы сильно дольше. Я научилась реагировать инстинктивно, без раздумий. Аквин также думает, что остальные мои чувства усилились, из-за того, что одно из них не используется.

Дальше следует моя любимая часть тренировки, потому что я никогда не знаю, что разблокирует Аквин. Эта часть не была опасной, когда мы с Оландоном были детьми, но наши навыки возросли, и с большинства закрепленных орудий были сняты накладки.

Мы начинаем. Я понятия не имею, как долго я уклоняюсь, блокирую и уворачиваюсь, когда Аквин делает кое-что абсолютно новое. Он выпускает гигантское бревно, подвешенное между тремя канатами к потолку. Мой мозг фиксирует начало медленной дуги. В то же время я слышу жужжание позади себя, которое, как я узнала много лет назад, означает, что были выпущены стрелы.

Я бросаюсь вниз, желая увернуться от первой стрелы. Она пронзает воздух в месте, где полминуты назад была моя голова. Собрав силу в ногах, я подпрыгиваю и подтягиваю ноги к груди, и бревно проносится подо мной. Я вскидываю ноги и отклоняюсь назад, когда вторая стрела, которая должна была попасть мне в бок, пролетает подо мной. Приземляясь после сальто назад, я закрываю глаза, чтобы отвлечься от колеблющейся вуали. Крутясь, прыгая и отклоняясь в бок, я уворачиваюсь ещё от семи стрел. Я пропускаю жужжание последней стрелы, когда она вылетает из стены. Должно быть, Аквин выпустил две за один раз. Она ударяет меня в кость левого бедра. Шипя от боли, я подаюсь вперёд. На мгновение забываю о гигантском бревне, которое летит в мою сторону. Облако боли рассеивается как раз вовремя, чтобы заметить скрип натянутых канатов. Я рвусь вверх и стремительно принимаю горизонтальное положение. Бревно проходит подо мной, разрывая кожу на моём животе. Я наталкиваюсь на скат бревна и приземляюсь на одно колено, быстро перекатываюсь в вертикальное положение и убегаю с пути раскачивающегося бревна. Потребуется некоторое время, чтобы оно остановилось.

— Уклонилась от девяти из десяти стрел. Неплохо. Что случилось с последней? — спрашивает Аквин, постукивая своей тростью по моей руке.

— Упустила звук, когда она вылетела из стены, — говорю я, перемещаясь в зону, отведённую для охлаждения.

Как будто можно охладиться в такую жару.

Старик останавливается передо мной и смотрит на меня в ожидании.

Я вздыхаю от досады.

— Да, звук от двух вылетающих стрел был громче, чем от одной.

— Могу предположить, что он был в два раза громче, — фыркает он. — Поэтому ты должна была зафиксировать его. Падение на пол было бы лучшим вариантом. Хотя ты запомнила пути стрел и, возможно, могла расположиться так, чтобы пропустить обе.

Я закрываю глаза и мысленно прокручиваю сцену.

— Да. Теперь я знаю звук. У тебя не получится снова подловить меня на этом, — я бросаю ему вызов.

Аквин усмехается и отправляется собирать стрелы.

— На поле боя достаточно одного раза. Там нет возможности запомнить всё.

— Тогда мне придётся следить за тем, чтобы все мои враги носили вуали, — шучу я.

Он оглядывается на меня. Я не могу до конца понять его выражение лица, но оно иссушает мой смех. Его взгляд скользит между Кедриком и мной. Он выгибает бровь и возобновляет уборку.

Что это было? Я качаю головой, слыша приближение Кедрика.

Принц Брума останавливается в нескольких шагах от меня и не говорит ни слова. Я выполняю серию упражнений на растяжку. Проходит несколько минут, прежде чем я открываю глаза и наконец-то признаю его присутствие. Он хмурится на мой живот. Я опускаю взгляд и вижу, что мой топ порвался, а на том месте, где подо мной пролетело бревно, красуется большая царапина.

— Задело, — усмехаюсь я, затем вздрагиваю, почувствовав уже растущий синяк на левом бедре. — Аквин, это бревно было новым. Мне понравилось.

Аквин ворчит, а Кедрик давится.

Я поворачиваюсь к нему, срывая испорченную нижнюю половину топа. Его глаза останавливаются на моём голом животе. Я игнорирую его взгляд, сгибаясь, и начинаю разминать заднюю поверхность бёдер.

Он, наконец, нарушает собственное молчание.

— Что... это было?

Я улыбаюсь под вуалью.

— Что ты имеешь в виду? — говорю я.

От него исходит насмешливый шум.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я никогда не видел ничего такого. Моё сердце остановилось две дюжины раз на протяжении этой сессии. Как ты что-то видишь? — слова вылетают из его рта. — Дерьмо. Неудивительно, что ты держишь это в секрете.

Он качает головой и делает несколько шагов, слегка дёргая себя за волосы.

Я очень стараюсь подавить своё веселье от его реакции.

— Ты удивлён, — я позволяю своему голосу наполниться шутливостью.

— Можно и так сказать, — его глаза снова быстро скользят по моей груди. — Я думал, если здесь возникнет опасность, я буду тем, кто защитит тебя.

Он качает головой с озадаченным выражением лица.

— Ты умеешь бороться? — спрашиваю я.

— Конечно. Каждый мужчина-Брума борется.

Он кажется немного оскорбленным.

— Сразишься со мной, пока ты здесь? Единственный человек, с которым я практиковалась, это Оландон. Я бы оценила спарринг с кем-то, обладающим другой техникой. В последнее время он меня побеждает.

Кедрик шумно сглатывает.

— Эм... конечно, — он перемещается, чтобы найти удобное место. — Как ты видишь? Я и подумать не мог, что ты можешь видеть что-то под своей вуалью.

— Я и не вижу, — говорю я. — Я слушаю, чувствую и многое запоминаю.

Мы подходим к краю учебного корпуса, и я открываю тяжёлую дверь. Мы выбираем место на краю лесной поляны под деревом, пока Аквин продолжает наводить порядок. Я научилась не предлагать ему помощь, он всегда велит мне уходить. Мы сидим в приятной тишине, слушая звуки леса. Влага на моей вуали высыхает, пока мы отсиживаемся. Я морщу нос от запаха, который чересчур близок к моему лицу. Это единственный неприятный момент в тренировках.

— Я видел лишь немногих, кто мог бы соперничать со скоростью, которую ты только что показала. Возможно, только мой брат Джован, если всерьёз задуматься. Ты очень быстрая, — говорит он.

Его признательный тон поощряет меня открыться. Он внимательно слушает мой отчёт о том, как я давным-давно начала тренироваться с Аквином.