Мишка недоуменно вскинул брови, но лишних вопросов задавать не стал.
- Ты говорила, у тебя есть какая-то идея, - напомнил я, давая понять, что при Мишке можно свободно говорить.
- Я хочу похитить вашего друга, - сообщила Аня Мишке. - Как я поняла, он вынужден скрываться, а у меня есть на примете укромное местечко.
- Ради Бога! - откровенно обрадовался Мишка, которому я, по всей вероятности, стал надоедать.
- Вы не могли бы одолжить Зоровавелю свои лыжи, если они, конечно, у вас имеются, - милоулыбнулась она ему.
- Да-да, разумеется, - с готовностью засуетился Мишка, тут же залезая в стенной шкаф. -Только не знаю, подойдут ли ботинки... У тебя, Сер... кх, Зоро, какой размер?
- Сорок два с половиной, - ответил я.
- А у меня сорок три...
- Ничего, Миша, - успокоила его Аня, - Зоро оденет две пары шерстяных носков, только теплее будет.
- Надеюсь, меня не ждет лыжный переход Углов - Северный полюс? - засмеялся я.
- К сожалению, мальчики, мне нужно бежать на работу: обеденный перерыв давно закончился, - поднялась Аня. - Жду тебя в семь часов вечера у центрального входа в Чугунок, - она чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала.
- Везет дуракам, - легонько ткнул меня Мишка кулаком в лоб.
Он был явно уязвлен тем, что Аня не сказала при нем, в какое место она собирается меня "похитить". Но я и сам пока не знал этого...
* * *
Без пяти семь я подъехал на трамвае к Чугунку и, спрятавшись от света за неработающие автоматы газированной воды, стал дожидаться Аню. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, а ее все не было, и я уже начал волноваться, решив, что в последнюю минуту она опомнилась: вспомнила, что никакая она не Аня, а Ольга, и, посмеявшись над собственной блажью, а заодно и над свихнувшимся Сизовым, спокойно отправилась в ресторан с Занзибаровым, потому что он хоть и болтает много чепухи, но женщины должны себя чувствовать с ним в надежных руках. "Она не придет", - сказал я себе в половине восьмого, уже собираясь возвращаться к Мишке, но тут до меня дошло, что во мне опять заговорил Сизов, приревновавший Ольгу-Анну к Зоровавелю, и я твердо решил стоять на морозе, пока не придет Аня или пока я окончательно не заледенею. И я был вознагражден за терпение: в семь сорок пять на трамвайной остановке наконец-то появилась Аня в красном лыжном комбинезоне и с лыжами в обнимку.
- Ты весь белый! - потерла она мне щеку шерстяной варежкой вместо приветствия. - Замерз?
- Ничуть, - успокоил я ее.
- А я никак не могла из дома вырваться.
- Что так?
- Родители долго пытались узнать, куда я собралась на лыжах на ночь глядя, - вздохнула она.
- Их можно понять, - нежно поцеловал я ее в длинные ресницы, как бы призывая быть терпимее к любящим людям.
- И ты туда же! - шутливо возмутилась она, хлопая меня варежкой по носу.
- Я - туда же, куда и ты, - заверил я ее, смеясь.
- Тогда иди по моей лыжне, шаг в сторону - попытка к бегству, - сказала она, одевая лыжи.
- И куда ведет эта лыжня?
- В Египтовку. Это такая деревушка под Угловым, - пояснила Аня. - У родителей там дача, я на нее летом летом на велосипеде через чугунок ездила. Недалеко, километров шесть.
- Думаешь, нас не найдут на твоей даче? - грустно улыбнулся я, застегивая лыжные крепления.
- Я не так наивна, - заверила она меня. - Мы будем жить у моей деревенской подружки, она очень славная, ты увидишь.
- А как же твоя работа?
- Она-то как раз в лес не убежит! - захохотала Аня. - Я выпросила у приятельницы -медсестры в поликлинике бланк больничного бюллетеня с печатью, теперь хоть до пенсии болеть можно.
- Я тебя быстро вылечу, - пообещал я ей.
- Тогда катись за мной! - весело крикнула она, отталкиваясь палками.
И мы покатились... Нам повезло: видимо, днем в парке проходил лыжный кросс, и вдоль аллеи в ровном свете бледного лунного абажура отсвечивали проутюженным снегом две прямые, как рельсы, колеи. Лыжня была что надо, но Аня оказалась неважной лыжницей, и нам понадобилось минут сорок для того, чтобы только добраться до окраины Чугунка. Но вот лесопарк кончился, и нашему взору открылась самая настоящая снежная целина - манящее своей девственной нетронутостью белое поле.
- Куда теперь? - спросил я.
- Туда, - показала кивком Аня через все поле, выпуская облако пара в направлении высокой сосны, чернеющей на фоне иссиня-фиолетового звездного небосклона.
- Будем прокладывать магистраль, - я первым сошел с лыжни и, ступив на поле, тотчас провалился почти по колено в пуховый снег.
- Ты - настоящий первопроходец! - подбодрила меня Аня, как бы благодаря за то, что я облегчаю ей дорогу.
Снег был легким, но поле казалось бескрайним, и я порядком выбился из сил, пока пропахал его от края и до края.
- Пахота завершена, - отрапортовал я у цели, поворачиваясь к подползающей по моим следам Ане. - Можно начинать сев озимых.
- Фу-у-х! - только и ответила она, изнеможденно падая на снежную перину. - Нет уж, сначала отдохнем...
- Прямо в сугробе? - засмеялся я, подавая ей лыжную палку.
Я помог Ане подняться, мы сбросили лыжи и уселись передохнуть на поваленное дерево. Минуту мы молчали, восстанавливая дыхание, а потом Аня о чем-то задумалась, внимательно рассматривая мое лицо, будто увидела его в первый раз, и спросила:
- Как ты думаешь, Зоро, Сергей любил Ольгу?
Я осторожно заглянул в ее широко раскрытые глаза и увидел, что в них стоят блестящие слезы.
- Да, - ответил я Ане, чувствуя, как каждая клеточка моего тела пропитывается нежностью к ней. - Она была единственным человеком, которого он любил.
- А ты будешь любить меня так же, как он?
- Так же и еще больше, - ответил я, промокая губами ее влажные ресницы. - Он любил только твое тело, а я люблю тебя всю: твое лицо, твой голос, твои мысли, твои причуды...
- И ты будешь читать мне стихи, как он в первый день нашего знакомства?
- Конечно...
Я на секунду задумался и, закрыв глаза, прочел вслух, как под гипнозом:
"Твоих губ лепестки
дышат утренней влагой,
я под взглядом твоим
весь налит пьяной брагой:
если волю мне дать,
я тебя зацелую,
чтобы с губ твоих снять
грез пыльцу золотую".
- Это ты написал? - спросила Аня в восторженном смущении.
- Не то, чтобы написал... - замялся я. - Дело в том, что... эти стихи только что пришли мне в голову. Ты мне веришь?
- Да, - кивнула она. - А откуда они пришли?
- Не знаю, - смутился я. - Наверное, оттуда, - я посмотрел на расцвеченное алмазной крошкой звезд ночное небо. = Понимаешь, это как озарение...
- А раньше с тобой такое бывало?
- Однажды я увидел во сне выстраивающиеся в ряд буквы, = вспомнил я. - Тогда я не понял их значения, но теперь мне кажется, что это стихи, только не на русском языке. Вот послушай:
The time may come for Doomsday crack
when shadows of not-being rise,
but Life for sure will be back
to fill with light the sightless eyes.
Its flame would get to every place
without singeing soul's shed,
so each new-come could read in space
great shining sign THE DEATH IS DEAD.
Неподвижно сидя с закрытыми глазами, Аня внимательно выслушала все с начала до конца, и через какое-то мгновение проговорила, не открывая глаз, лишь губы шевелились на ее застывшем лице:
"Настанет день, и мир перевернется
печатью ляжет тень небытия,
но я уверен: Жизнь еще вернется,
хоть не вернусь сюда отныне я.
Она заменит лица и привычки,
оставив главное, что вечно будет жить,
и, заключив навечно смерть в кавычки,
вновь сотворенным будет дорожить".
- Да, это именно то! - вскричал я в восторге. - Но откуда ты...
- Все оттуда же, - засмеялась она, очнувшись, и запрокинула в хохоте голову к звездам.