- Тот смеется, - пролепетал Григорянц.
На эти слова Бердяшка и Чудо позволили себе расхохотаться.
- Вот мы и смеемся, в натуре, - констатировал Чудо. - А ты что не смеешься, волчара позорная? - схватил он его за грудки и сильно толкнул. Не весело тебе с нами, что ли?
Григорянц смолчал. Ему и впрямь было не весело. А наоборот, мерзко до невозможности. Оба его собеседника представляли собой настоящих маргиналов, безо всякого понятия, однако, как видно, далеко не робкого десятка...
- Не весело, так садись в тачку, поехали кататься, глядишь, развеселю, - пообещал Чудо. - Только ты поедешь без удобств, в багажнике поедешь... Ничего, там просторно, я всякую срань оттуда повытащил давеча, глядишь, не усохнешь... А и усохнешь, невелика потеря... Козлятина драная...
Он открыл багажник и велел Григорянцу лезть туда. Чтобы тот поторопился, подталкивал его дулом пистолета. Бердяшка тем временем мочился на снег и постоянно отхаркивался.
Багажник захлопнулся, и они поехали какими-то проселочными дорогами, судя по тряске, которую испытывал Григорянц, съежившись в вонючем багажнике "Жигуленка". Ехали довольно долго. Порой останавливались, возможно, на заправке, судя по жуткому запаху бензина, проникшему в багажник. Кричать Григорянц побоялся, он видел, что оба маргинала настроены весьма агрессивно и ничего не боятся. Нажать на курок пистолета им бы ничего не стоило...
Потом снова ехали, трясясь на российских заснеженных дорогах...
Григорянц чувствовал, что просто подыхает в этом вонючем грязном багажнике, подыхает от недостатка кислорода и от парализовавшего его чувства ужаса...
Когда машина снова остановилась, он почти потерял сознание...
- Выходи! - заорал Чудо, ткнув скорчившегося Григорянца в спину. Чего, прикемарил малость? То-то, это тебе не "Мерседес-Бенц". Вылазь, чмо болотное!!!
Эдуард открыл глаза и стал с трудом вылезать из багажника. Руки и ноги его затекли, и когда ему удалось-таки выбраться наружу, он кувырнулся в снег.
- Экой ты хлипкий, - проворчал Чудо. - Вставай, падло, простудишься и подохнешь раньше времени. Штаны-то ещё не обделал, бизнесмен хренов? Вроде нет, - принюхался он. - Ничего, ещё обделаешься, - успокоил и его и самого себя.
- Что вам от меня надо? Я выполню все ваши условия, - лепетал Григорянц.
- Какие такие условия, дуболом? Нет у нас никаких условий, продолжал ворчать Чудо своим прокуренным и пропитым басом. - Подохнешь тут, как скотина в снегу, вот и все наши условия...
Машина снова стояла на какой-то проселочной дороге. Григорянц нашел в себе силы подняться, стал продирать слепнущие от яркого солнца глаза, и тут с ужасом понял, что он прекрасно знает эти места... Выражение его лица быстро уловил Чудо.
- Узнал? Вижу... Узнал..., - лыбился прокуренными зубами Чудо. - Ну, хорошую экскурсию я тебе организовал? По местам былых сражений... Вспомнил молодость...
Григорянц вспомнил не только молодость, вспомнил он и своего мучителя. Перед глазами встали события десятилетней давности, пивной ларек около станции, около которого постоянно толкались и матюгались несколько парней. А верховодили ими двое - Шилкин и Чугаев, местная шпана. Шилкину было под тридцать, Чугаеву примерно столько же, сколько и Эдику - едва за двадцать. И именно Шилкин и Чугаев шли тогда по лесной дорожке, когда они с Левушкиным и Прокофьевым поджидали там Алексея Малиновского. И именно Шилкин и Чугаев ответили за несовершенное ими преступление...
- М-м-м..., - застонал Григорянц, холодея уже не от февральского мороза, а от всеобъемлющего чувства страха, проникшего во все его органы...
- Узнал, слы, Бердяшка, узнал! - хохотал Чугаев. - Узнал он меня, наконец... А там, на своей дачке глядел сквозь очки, как на вошь, когда я в его газовых котлах возился... А теперь узнал... Ну, пешую экскурсию творить станем или ноги пожалеем? Я на второй ходке ногу сломал на лесоповале, срослась неправильно, болит, падла..., - апеллировал он к товарищу, а потом снова повернулся к Григорянцу. - Тут недалече до того местечка, где вы с корешками парня ухандокали... Пойдем на место твоего злодейства, или тут расколешься?
- Что вы хотите?! - завопил Григорянц, чувствуя, как подгибаются его колени.
- Греб твою бабушку, экой ты, - развел ручищами Чудо. - Правды хотим, истины... Хотим, чтобы ты, паскудина, признание тут нам с Бердяшкой сотворил. Признание в злодействе своем... Колись, падло, один хрен, тебе не жить, - улыбнулся он большими желтыми зубами, а потом сладко зевнул. - На тебя помимо меня зуб имеет кое-кто. Так что, от нас улизнешь - к ним попадешь... Не..., - махнул он рукой своему товарищу. - Он не жилец на этом свете, не жилец... Давай, брат, Бердяшка, порвем его тут, в лесочке, не в кайф мне туда, к тому месту канать, стремно, к тому же, среди бела-то дня... Доставай инструмент, кончать его будем...
- Не надо!!! - завопил Григорянц, и тут же его рот прикрыла огромная, пропахшая бензином и мочой рука Чуда.
- Молчи, чего голосишь, как бикса? Молчи, заморыш, задавлю..., шипел Чудо, надавливая ему на рот.
- Не надо, - зашептал Григорянц. - Я расскажу все, все расскажу...
- Ну лады, - кивнул головой Чудо. - Послушать интересно, садись в тачку, холодно что-то стало... Дубор..., - поежился он.
Они забрались на заднее сидение машины, а Григорянца посадили посередине.
- Базарь, - скомандовал Чудо.
- Я признаю, мы это сделали. Только не я. Мы били этого парня. А потом один из наших... Андрюха Левушкин, пьяный, пырнул его ножом. Я видел, я не успел вмешаться, хоть и в крови весь перепачкался. А потом, сами понимаете, решил я его выгородить. И его отмазали от статьи... А вас мы не подставляли, другие свидетели были... Девушка, к которой вы приставали, тетка ещё какая-то прохожая...
- Вот брешет, тварь! - подивился его наглости Чудо. - Вот горбатого лепит... Ты что, меня за полного придурка считаешь? А ну, вылазь отсюда! Не подставляли, он говорит! Знали, падлы, что невинных людей на долгие годы в цугундер прячут, так затаились... Взятку следаку дали и затаились... Ты что, думаешь, народ совсем тупой и ничего не знает? Все все знают, понял? Только никто ничего не говорит... Давить тебя буду, как клопа, кровью твоей напьюсь за годы, проведенные у хозяина, за горькую свою вьюность... И до Левушкина твоего тоже доберусь, дай срок...