— Привет, Том. Да, слышала. Он заявился сюда и рассказал новости, — говорит она, и от слов адвоката костяшки ее пальцев белеют. — Нет, я не хочу быть за ним замужем. Вот почему я тебя наняла и подала на развод. — Запрокинув голову, она закрывает глаза. — Что же, если придется, то мы это сделаем, пожалуйста, продолжай. Просто пришли мне бумаги.

Она вздыхает, ее глаза открываются и снова останавливаются на мне.

— Ладно, поговорим завтра. Спасибо, Том. — Опустив голову, Лея бросает телефон на стол. — Он не лгал. Он не подписал бумаги, так что теперь мне придется подавать на суд.

— Каков придурок, — вмешивается Ронда со своего места на диване, где Бен обнимает ее за плечи.

— Я просто не понимаю, зачем он это делает, — раздраженно говорит Лея.

— Потому что он мудак, — напоминаю я ей.

— Да, мудак. Мама возненавидела его с первого взгляда.

— Правда?

Я удивлен. Полагал, она думала, что он — хорошая партия для ее дочери, по крайней мере, вначале. Достаточно хорошая, чтобы не говорить мне, где Лея. Достаточно хорошая, чтобы держать нас порознь целых пятнадцать лет.

— Она считала его подлым, — продолжает она, приводя меня в бешенство.

— Тогда почему ты вышла за него замуж? — рычу я, и Лея переводит взгляд с меня на Ронду и Бена, прежде чем снова встретиться со мной полными слез глазами.

— Простите.

Она протискивается мимо меня к коридору. Я сжимаю руки в кулаки и смотрю на Бена, который качает головой. Знаю, что мне нужно сохранять спокойствие, но не могу вынести мысли о ней и ком-то другом, и меня бесит, что он скверно с ней обошелся.

— Черт, — бормочу, направляясь по коридору, стучу в дверь, прежде чем войти в ее комнату, Лея стоит ко мне спиной, опустив голову и ссутулив плечи.

— Просто дай мне минутку. — Я слышу в ее голосе слезы, и это пронзает меня насквозь.

— Лея, иди сюда. — Она мотает головой, и горбится еще больше. — Лея.

— Нет, — всхлипывает она, будто ей больно. — Я не могу говорить с тобой о причине, по которой я вышла замуж за Кена.

— Сейчас не можешь, и пока, детка, я тебе уступлю, — говорю, оставаясь у двери.

— Я всего лишь хочу, чтобы хоть раз в жизни все шло по-моему.

Эти слова сокрушают меня и заставляют ноги двигаться к ней. Я разворачиваю ее и прижимаю к себе, опуская подбородок ей на макушку.

— Все наладится, ягненочек.

— Прости меня за поцелуй. Мне не следовало этого делать. Даже не знаю, о чем я только думала, — шепчет она, прижимаясь лицом к моей прикрытой рубашкой груди.

— Я поцеловал тебя в ответ, — напоминаю. Она поднимает голову, и ее прекрасные, все еще влажные от слез глаза встречаются с моими, в них читается смущение. — Лея, между нами много дерьма, которое надо обсудить, — мягко говорю, и, подняв руку, убираю прядь волос с ее лица и обхватываю пальцами подбородок. — Придет время, и мы это сделаем, но ты права: сейчас не время. В данный момент я хочу, чтобы ты постаралась стать сильнее.

— Я устала быть сильной, — шепчет она, затем опускает голову, и ее голос почти невозможно услышать. — Как бы я хотела, чтобы хоть раз в жизни позаботились обо мне.

Мать вашу. Ее слова убивают. Судорожно стискиваю ее в объятиях, желая забрать себе, защитить от всех и вся. Я никогда не думал об этом, о том, сколько сил должно быть в ее крошечном теле, чтобы пережить потерю отца, оставаться вдали от дома, от меня, развестись с тем, кого она поклялась любить, и смотреть, как умирает ее мать.

Эти слова изменили ход вещей. Лее нужно, чтобы кто-то был сильным за нее, держал ее за руку и показывал путь. Знаю, будет нелегко, но также знаю, что если мы пройдем этот путь вместе, это будет того стоить. Имея дело с последствиями, мне придется быть во всеоружии и молиться, чтобы это дерьмо не привело к чему-то ужасному.

— Не против вернуться? — спрашиваю после долгой паузы, проводя руками по ее спине.

— Да. — Лея кивает, отступает на шаг и снова вытирает глаза, затем поднимает голову, и наши взгляды встречаются. — Спасибо за… — Она сглатывает, и ее глаза снова наполняются слезами. — Спасибо за дружбу, — бормочет она, затем опускает голову, не давая мне возможности ответить, и выходит из комнаты.

— Он по-прежнему сидит в машине перед домом. Может, позвонить Заку и сказать, что он вторгся на частную территорию? — спрашивает Бен, имея в виду одного из наших друзей, который также является городским шерифом.

— Почему бы нам с тобой не сходить и не поговорить с ним? — говорю я лучшему другу, наблюдая, как на его лице появляется улыбка.

— Я сама с ним поговорю, — восклицает Лея, проходя мимо меня к входной двери. Потянувшись к ней, обхватываю ее за талию и притягиваю к себе, а затем приближаюсь губами к ее уху.

— Ты не будешь с ним разговаривать.

— Остин, к тебе это не имеет никакого отношения, — ворчит она.

— Позволь с тобой не согласиться, ягненочек.

Оттесняю ее себе за спину и, открыв входную дверь, спускаюсь по трем ступенькам на гравийную дорожку, Кен поднимает голову, встречаясь со мной взглядом через лобовое стекло.

— Остин! — кричит Лея у меня за спиной, я смотрю через плечо и говорю Бену: — Не пускай ее. — Он кивает и обнимает ее за плечи, удерживая на месте, в то время как Ронда мне улыбается.

— Клянусь богом, Остин, я надеру тебе зад! — кричит она, заставляя меня смеяться, пока я иду к водительской стороне арендованного автомобиля Кена и стучу в окно.

— Есть причина, по которой ты все еще здесь? — спрашиваю, как только он опускает окно на пару дюймов.

Он стискивает челюсти и сжимает руками руль.

— В этом гребаном городе ни в одном отеле нет свободных номеров.

Не сомневаюсь. В городе два отеля, и каждый год, с начала до конца рыболовного сезона, все номера в них заняты. Люди бронируют номера на год вперед, если не больше.

— Не знаю, что сказать. Полагаю, тебе следовало подумать об этом до того, как тащить сюда свою задницу. — Я пожимаю плечами, скрещивая руки на груди.

— Черт, — стонет он, откидывая голову назад.

— А что, по-твоему, должно было произойти с твоим появлением? Ты ее бросил, трахался на стороне, и, заявившись сюда после смерти ее матери, ожидал чего? — рычу, желая стиснуть руками его шею. Он скрипит зубами и отводит от меня взгляд, чтобы посмотреть через ветровое стекло. И тут я ловлю его взгляд, который мне слишком хорошо знаком. Тоска.

— Думай, что хочешь, но ты даже не имеешь понятия, каково это — любить того, кто влюблен в кого-то другого, когда она с тобой только для того, чтобы заполнить зияющую внутри нее пустоту, но та настолько велика, что у тебя нет ни единого шанса. Не думай, что я ее не любил.

— Мужик, разница между мной и тобой в том, что я бы ей не изменил. Я бы боролся за нас, даже если бы это означало любить за двоих.

— Ты даже не представляешь, как я пытался, — огрызается он.

— Теперь это не имеет значения. — Я пожимаю плечами и делаю шаг назад. — Она дома, и она моя. Еще одно отличие между мной и тобой: даже если бы она захотела от меня уйти, я бы ей этого ни за что не позволил. — С этими словами отступаю и стучу по крыше машины. — Тебе пора сваливать отсюда, или я вызову шерифа.

Он сердито на меня смотрит, но машину заводит и сдает назад с подъездной дорожки. Я стою, скрестив руки на груди, и смотрю ему в след, пока он не скрывается из виду.

— Не могу поверить, что ты только что это сделал, — говорит Лея, когда я возвращаюсь на крыльцо.

— Ты хотела, чтобы он остался здесь? — интересуюсь я, поднимая бровь, и уголки ее губ опускаются.

— Нет, но я сама могла бы сказать ему, чтобы он убирался.

— Да, могла бы, но я сделал это за тебя. — В ее глазах вспыхивает огонь, которого я не видел уже давно, а руки сжимаются в кулаки.

— А вот и не надо было, — рявкает она и топает обратно в дом, позволяя сетчатой двери закрыться за ней с громким хлопком.

— Детка, держись крепче. Похоже, дело доходит до настоящих разборок, — говорит Бен, обнимая Ронду за талию и кладя руку ей на живот.

— Неправильно, что от желания увидеть, что произойдет дальше, я испытываю такое волнение? Это как смотреть «Дневник памяти», только в реальной жизни, — театрально шепчет она.

— Господи, — стону я, проводя рукой по бороде.

— Так и есть. — Ронда хмурится, потом улыбается. — Только ты гораздо сексуальнее Райана Гослинга.

— Ты только что назвала Остина сексуальным? — рычит Бен ей в шею, заставляя ее смеяться.

— Милый, ты все равно сексуальнее, — говорит она с усмешкой, затем смотрит на меня, и беспокойство набегает на ее черты. — Что изменилось? — прямо спрашивает она.

— Ты же знаешь, я был на пути к этому, — отвечаю я.

— Знаю, но после того, что случилось сегодня днем, я подумала, что ты больше не уверен, — тихо говорит она, оглядываясь на дом.

— Дело не в этом, Ро, — тихо говорю я.

— Остин, я знаю, ты хороший парень, и знаю, что ты не причинишь ей вреда специально, но будь осторожен.

Я киваю, не желая говорить с ней о подобном дерьме. У меня такое чувство, что если бы она узнала о моем плане, ей бы он не очень понравился, но я не собираюсь отступать. Я буду разбираться с проблемами по мере их появления, и молиться, чтобы, в конце концов, все получилось.

— Заходи в дом, детка, — говорит ей Бен, Ронда оглядывается на него через плечо, целует в подбородок, а затем открывает сетчатую дверь и входит внутрь.

— Итак, какой у нас план? — спрашивает он, поворачиваясь и опираясь локтями о перила крыльца.

— На самом деле его у меня нет, — бормочу я.

— Не могу поверить, что ее бывший заявился сюда.

— А я могу. Прошло пятнадцать лет, и за это время у меня было больше женщин, чем я хотел бы признать, но ни одна из них даже близко не подошла к тому, чтобы дать мне то, что давала Лея, и я знаю, что никто никогда не сможет. — Провожу руками по лицу, потом поворачиваюсь и смотрю сквозь сетчатую дверь. Лея стоит в гостиной, положив руки на живот Ронды, и улыбка на ее лице удесятеряет ее красоту. — Он облажался, и я не извиняю его поступок, но он приехал сюда, сделав попытку стать для нее плечом, на котором она могла бы выплакаться, думал, у нее никого нет, надеялся каким-то образом заполнить глубокую пустоту внутри нее.